Максим Смирнов - Нокс
Урсула вздрагивает и крепче сжимает сумку. Весь квартал знает о ее причуде. Но никто не знает, самого страшного. Никто не знает за что она в "Ноксе". Урсула не прощается, и входит к себе в дом, она слышит тяжелое дыхание негра, и уверена теперь наверняка, что и Борге считает ее больной. Когда я похороню их всех, "Нокс" отпустит меня, думает Урсула и снимает свою старую кофту. Это одежда ее дочери, и прикасаясь к ней, сердце Урсулы начинает болеть с новой силой. Она вешает ее в шкаф и обувает свои домашние тапочки. Она сдерживает слезы, чтобы не навлечь презрение "Нокса" и кладет рыбу на большой поднос. Пять огромных рыбин, что смотрят на нее мертвыми глазами - глазами ее дочери - испускают слезы. Урсуле кажется, что это слезы, и рыба в самом деле плачет, но это только слизь и обычная речная влага. Старая женщина больше не спешит: она смотрит на пять рыбин, на пять шагов в сторону выхода из "Нокса", берет фотографию дочери со стола и, прижимая ее к груди, начинает плакать. Красивая! Ей там восемнадцать лет, с косичками за ушами, в голубом платье. Она там улыбается, она там живая. Урсула плачет, и слезы оставляют жгучий след на щеках. Ей теперь плевать на "Нокс", она хочет только одного - справедливости и свободы от всего. Ей хочется смерти, но он ничего не дает просто так. Ее служба ему длится слишком долго, она устала от всего, она устала таскать рыбу из магазина, устала казаться больной, устала приходить на задний дворик только ради одной цели, устала прятаться от всех, делая это. "Нокс" ждет жертвы, но для Урсулы это адская боль. Завтра утром ей нужно будет похоронить рыбу! Кинуть ее в яму с гниющими останками еще полусотней других рыбин выловленных в той самой реке. В "Слезе тряпичной куклы".
*
Я открываю глаза. На автоповторе стоит "Enjoy the Silence" Depeche Mode и я снова слушаю эту песню, пытаясь выбраться из липкого плена сна. Сон это физиология. Спать нужно для того, чтобы выжить. "Нокс" не дает смотреть сны. В "Ноксе" не видят снов. Я стаскиваю наушники и поднимаюсь с подстилки. В норе никого нет, и только звук протекающего крана, говорит о том, что здесь все еще теплится жизнь. В пустых домах, говорят, не протекает кран, даже через сто лет, там не проржавеют трубы, и не отпадут обои. Там не заводятся тараканы. Но почему там никто не живет? Я часто задаю себе вопросы утром. Вчера, перед тем как пустить себе пуль в рот, я спросил себя: что ты увидишь после выстрела - сон или реальность? Я не смог себе ответить и просто нажал на курок. Пустой автобус тянется по мертвой улице. Все в городе еще спят, но в салоне транспорта, держась за поручни, стою, я и она... Что-то зеленое рвется по моим внутренностям, и я блюю на свою подстилку. Слизь, похожая на кровь оборотня, вытекает из меня небольшими порциями. Мне больно вспоминать о том, что было после выстрела, но мне еще больнее вспоминать, что было перед ним. Рвота. Мозговая рвота. Я и она...
На столе записка от Скольда: МОЛОКОСОС! МЫ С КАТРИН ДВИНУЛИСЬ В АСФАЛЛЬТИРОВАННЫЙ РАЙ. СТВОЛ Я СПРЯТАЛ ПОДАЛЬШЕ ОТ ГРЕХА. МЫ ВЕСЕЛИМСЯ, А ТЫ НЕ ОТХОДИ ДАЛЕКО ОТ НОРЫ. ВЕЧЕРОМ МЫ ПРИНЕСЕМ ТЕБЕ НЕМНОГО РАЗВЛЕЧЕНИЙ. И ЕЩЕ, ЩЕНОК, НЕ ВЗДУМАЙ ПОПАДАТЬСЯ НА ГЛАЗА КОПАМ. "НОКС" ЗНАЕТ, ЧТО КТО-ТО ВЫШИБ СЕБЕ МОЗГИ. ТЫ ВЫГЛЯДЕШЬ ДЕРЬМОВО, ПОЭТОМУ НЕ ОТХОДИ ОТ НОРЫ. ОНИ ТЕБЯ СРАЗУ УЗНАЮТ. Все эти слова были перечеркнуты - Скольд решил, что это слишком лояльно для меня - и снизу жирным было написано одно предложение: НЕ ВЫСОВЫВАЙ НОСА ИЗ НОРЫ, УЗНАЮ, ОТОРВУ ГОЛОВУ!!!
Скольд может оторвать мне голову, я его знаю. Но "Нокс" ни разу не нашел меня, хотя я четыре раза делал это. "Нокс" не найдет и сейчас. Мне нужно прогуляться, я хочу пройтись по городу, ведь пустая нора это слишком много для меня одного.
Моя футболка в высохшей крови. Я так и уснул в ней. Пока я переодевался в чистые шмотки, попытался найти пистолет, но Скольд и впрямь спрятал его подальше от меня. Он не взял бы его с собой в "Асфальтированный Рай" - это глупо. Но в нашей норе видно есть места, которые даже я не знаю. Это не важно. Я свыкаюсь с мыслью, что пистолета сейчас нет, и надеваю плащ. В клозете жду минуту, пока вода тонкой струйкой набежит в стакан, и еще минуту пока в ней осядут хлорные примеси. "Нокс" борется с чумой только химией. Нам не положены таблетки, но их можно достать нелегально. Выпиваю гнилую воду, и меня от нее снова тошнит. Пятно на стене от моей крови стало коричневым, вчера я его так и не вытер полностью. Это не важно. Скольд будет ругаться, хотя Катрин снова станет меня защищать. В куске разбитого стекла над рукомойником вижу себя, и удивляюсь. Я похож на свою мать, хотя не видел ее целую вечность. Значит все в порядке - "Нокс" не изменил меня. Перед тем как выйти я поднимаю плеер с пола и вставляю наушники в свои мозги. Depeche Mode продолжают играть. Это "World in My Eyes": ...Now let my body do the moving And let my hands do the soothing Let me show you the world in my eyes...
Город, в котором ходят люди, освещается огромными фонарями. Иногда утром бывает темнее, чем ночью. Никто не знает, как поведет себя "Нокс". Ты ложишься спать ночью, а просыпаешься утром. Но когда смотришь в окно, ты не видишь разницы. Ночь не отходит от нас ни на шаг. Она всегда.
Я иду по дороге, и люди улыбаются мне навстречу. Это больно улыбаться им вслед, я их не знаю, но так нужно ему. Я иду как все и улыбаюсь. Никто не должен знать, что я был покойником. Это нарушение всего. Плащ развивается по ветру, я киваю встречным машинам и радуюсь тьме.
- Прекрасный день, мистер! - говорит прохожий карлик с маслянистыми синими глазами. Нокс-наркоман. Его трясет, но он, завернувшись в длиннющий шарф, делает все, чтобы понравиться "Ноксу". Я киваю вслед и отвечаю, чтобы он пошел в задницу. На его руке я замечаю штрих-код: прямоугольник с полосками и цифрами на запястье. Он может свободно ходить в "Асфальтированный Рай", такой код есть и у Скольда с Катрин, но они срезали их с мертвых, которых и завалил Скольд. У меня такого кода нет, и я ни разу не был в клубе. Если бы со мной сейчас был Скольд, он потащил бы меня за карликом, и заставил бы убить бедного урода, чтобы я завладел его штрих-кодом. Я просто иду дальше. Часы в башне напротив домов стоят. Они никогда не ходят. Я не помню их хода. Иду к метро, чтобы покататься по городу, но меня снова тянет блевать. Люди продолжают идти по своим делам. Им нет до меня дела. Мозговая рвота. Бегу скорее за контейнеры с мусором, и исторгаю из себя зеленую слизь. Откуда берется эта дрянь? Я заляпал рукава. Начинаю понимать: мозговая рвота это как память - как только я хочу вспомнить, меня рвет зеленой слизью. Болезнь, полученная вместе со второй вещью. Памятью. Зрачки сужаются, и в темноте становится просто невозможно видеть. Я облокачиваюсь о контейнер с мусором.
- Хреново? - кто-то хрипит, обращаясь ко мне.
Да, говорю, хреново.
Глаза отпускает, и я вижу заляпанного грязью старичка. Беднягу согнула старость, и смерть не раз приходила к нему, оставив на нем свой отпечаток, но ни разу не забирала с собой. Что делать таким в "Ноксе"? Он жрет грязным пальцем из консервной банки, какое-то дерьмо и задает следующий вопрос от которого меня передергивает.
- Малыш все еще хочет уйти из "Нокса"?
Я отвечаю, что не понимаю, о чем он говорит. Мне страшно.
- Ну-ну малыш! Старый Сэм знает что, говорит, я так и вижу, как ты вышибаешь себе мозги 357-м! Сэм никому не скажет о твоем секрете. Сэм умеет хранить тайны. И Сэм хочет есть.
У меня мало кредитов, говорю я ему, но это все что у меня есть! И я протягиваю ему горсть жалких монет и ссыпаю ему в ладонь. Меня трясет от страха, и тошноты что не проходит. Мне кажется, будто зеленая слизь так и бурлит в моих кишках, прожигая тело. Гнилая воля, заключенная в память.
- Сэму этого достаточно малыш! Сэм тоже уходит из "Нокса", когда тот об этом и не знает! Сэм делает это изящнее.
Я виновато жму плечами, и не знаю что ответить. Старик откуда-то знает! Он видит меня как открытую книгу, и смотрит полумертвыми глазами. Старый Сэм может выдать меня легавым. У них для этого есть много кредитов.
- Что ты хочешь изменить там за пределами? - спрашивает старый Сэм. Я молчу и не могу говорить: меня тянет блевать. Сэм останавливается на секунду и его рвет за контейнер. Зеленая слизь течет по асфальту, и старик кашляет безумным, громким звуком. Его кишки старее моих: и ему больнее, извергать из себя зеленую слизь. Я вижу как ему больно, но ничем сейчас не могу помочь. Мозговая рвота. Откуда берется эта гадость?
- Да малыш, мозговая рвота это дерьмовая вещь! - говорит Сэм, когда его отпускает. - Но с ней можно жить, если понимаешь, что это разумная плата за билет в тот мир. Старый Сэм попробовал умереть пять лет назад. И старый Сэм подыхал с голоду, когда дерьмо в этих контейнерах закончилось. А потом меня выкинуло из "Нокса". Он даже этого и не заметил, лишь зарегистрировал смерть неподалеку. А потом я вернулся. Да малыш, старый Сэм вернулся в "Нокс" потому что оставаться там нельзя. Это маленькое условие - ты обязательно возвращаешься назад. Память это ключик. Каждый выбирает вещицу, что взять с собой сюда. Ты, малыш, выбрал вон ту штуку, что играет в твоих мозгах. Но ты зачем-то еще и прихватил память. А это уже две вещи. Никто не берет с собой память. Я взял только лишь ее, потому что у старого Сэма ничего не было за душой! Ты же малыш, прихватил с собой часть того мира, чтобы никогда не забыть. Ты ведь не знаешь что такое "Нокс". А Нокс на мертвом языке это Ночь. У нас всегда ночь малыш, у и нас всегда получают по заслугам. - Старик снова убивается кашлем, и зеленые капли слизи стекают по его подбородку. - Ты наделал большой переполох малыш - тебя не было здесь почти сутки. Ты был там целую вечность. Старый Сэм отрывается от земли максимум на час, чтобы полить цветочки на могилках, или навестить приятелей. Ты счастливчик путешествовал целый день! Ты, наверное, много сделал? Скажи, что ты делал там?
