Владимир Ильин - Слишком умная собака
Во-первых, я не просто должен найти коробку, но и, как говорится, "не отходя от кассы" разобрать ее на составные части, тем самым приводя ее в очевидную негодность.
Во-вторых, с каждым разом мне становилось все труднее обнаружить "потерю". Тот факт, что коробка оказывалась спрятанной то в портфеле, то в детской игрушке, то в чемодане, а то и просто завернутой в бумагу, свидетельствует, что кто-то очень не хотел, чтобы я нашел ее. Да и как может так случиться, что люди теряют примерно одну и ту же вещь в самолетах, в поездах, в подъездах жилых домов, на вокзалах, в производственных цехах?.. Наконец, почему об этом нужно молчать в тряпочку и никому не задавать лишних вопросов?
Может быть, я просто-напросто являюсь объектом каких-нибудь экспериментов, результаты которых кто-нибудь – хотя бы тот же И.А. – впоследствии использует в своей диссертации? Да ну, бред собачий!..
Ладно, пора продолжать… Куда же могла запропаститься эта чертова коробка?! Ведь станция уже исследована мною вдоль и поперек, и, нажив себе несколько шишек на лбу, я теперь могу ориентироваться здесь не хуже, чем в своей комнате.
Постой-ка… Предположим, что это игра. Кто-то спрятал в моей комнате вещь, которую я должен найти. И вот я перевернул уже все вверх дном, но так и не нашел то, что было спрятано. Какой отсюда можно сделать вывод ?
Если следовать логике, то ответ напрашивается сам собой: тот, кто играет со мной, сыграл нечестно и спрятал вещь не в комнате, а за ее пределами. Проведем теперь аналогию: раз на самой станции ничего нет, то, значит, остается исследовать… ну да, как это я сразу не допер до этого?! Эх ты, а И.А. еще сравнивал тебя с собакой!.. Собака, между прочим, – умное животное, а вот ты – беспородная глупая шавка, без нюха и мозгов, если забыл, что от станции в обе стороны тянется туннель, по которому ездят поезда!
Ведь нельзя же исключить вариант, что коробку мог выронить кто-нибудь из пассажиров поезда в открытое окно. А случайно или преднамеренно он это сделал – это уже другой вопрос…
Я нашел то, что искал, между рельсами и скользкой стеной туннеля примерно в сотне шагов от станции. Тут же сообщил об этом по рации.
Коробка была тщательно упакована в какой-то мягкий, предохраняющий от повреждения материал.
Однако, найти коробку – полдела. Главное – разобрать ее содержимое на составные части. Помнится, первое время мне пришлось здорово попотеть, несмотря на то, что до этого по восемь часов в день я упражнялся на макетах Коробки под руководством Нила Степановича и еще одного человека, имя и отчество которого, не говоря уж о фамилии, мне тогда так и не сообщили. Лишь где-то на пятый день стало легче расправляться с электронно-механическими внутренностями Коробок, и мои пальцы стали "видеть", как соединены между собой многочисленные проводки, железки и стекляшки…
Предвкушая скорый конец работы, я освободил коробку от нескольких слоев ваты и гофрированного картона, и машинально погладил пальцами стальную крышку.
И тут меня будто ударило током. Это ощущение я отлично запомнил на всю жизнь с того времени, когда, будучи этаким десятилетним маугли, исследовал различные электроприборы – в том числе и такие, устройство которых ни мне, ни даже нормальному человеку знать не нужно…
Под пальцами я ощутил выдавленные в металле точки. Для обычных людей они, возможно, ничего не означали, но для меня это было сообщением, которое огненными буквами отпечаталось в моем мозгу.
Тьму, окутывавшую меня вот уже семнадцать лет, словно расколола вспышка яркого света. Я рухнул ничком на мокрые, пропахшие плесенью, железом и машинным маслом шпалы, зажав голову руками. Мне показалось, что я испепелен мгновенным, жарким взрывом.
Однако, ничего подобного не произошло. Вспышка была всего лишь образом ответа-озарения на те вопросы, которые мучили меня на протяжении последних месяцев. Теперь-то я знал, какую адскую работу мне поручали…
Первым моим побуждением было швырнуть Коробку подальше в туннель и уйти, но потом, когда отчаяние и обида переполнили душу до краев, я решил довести дело до конца.
Меня спасло в тот момент только то, что я смертельно обиделся на людей, которые посылали меня на верную гибель. Меня спасло то, что в душе моей, обожженной внезапной злостью, не возник страх смерти. Наоборот, в тот миг я даже хотел погибнуть, чтобы они все пожалели и раскаялись!..
Крышка Коробки в этот раз была не прикручена винтами, а наглухо заварена. Я испытал даже некоторое злорадство, когда обнаружил это. Достав портативный газовый резак, я вскрыл Коробку, как обыкновенную консервную банку.
Никакой реакции со стороны Коробки не последовало.
Тогда я наугад стал обрывать все провода подряд, выдирать с корнем платы микросхем, крошить хрупкие детали, не чувствуя порезов на пальцах.
Когда с Коробкой было покончено, я сорвал с себя сумку и рацию, ударил ими о стену туннеля, выбрался, срывая ногти, на перрон, и побрел, спотыкаясь и наталкиваясь на колонны, к выходу.
Одолев бесконечный подъем эскалатора, я почувствовал, что ноги больше не держат меня и уселся, уткнувшись лицом в ладони, прямо на пол вестибюля.
Ко мне подбежали люди, много людей, но я не узнавал их и не понимал, чту они пытаются сказать мне.
До моего сознания дошли только те вопросы, которые задавал, тряся меня за плечо, Нил Степанович:
– Все в порядке, Артем? Ты нашел ее?.. Отвечай же!..
Сил не было ответить.
Меня подхватил под руку и поставил на ноги кто-то знакомый. Когда до меня дошло, что это И.А., я оттолкнул его руку от себя.
– Что с тобой? – с тревогой спросил И.А. – Тебе больно? Ты устал?.. Ничего, сейчас все будет хорошо!
– Идите вы к черту! – с трудом сказал я ему дактилоскопией.
– Что-что? – не понял он.
– Нил Степанович мне сказал, что так положено говорить, когда людям желают чего-нибудь хорошего, – пояснил я.
И тут на меня накатило. Я расхохотался, не в силах сдержать странный, судорожный до икоты смех, от которого становилось больно внутри.
Смех этот постепенно перешел в рыдания. Я плакал, как в недавнем сне, но мне почему-то не было стыдно. Слезы катились по моему лицу и падали вниз, на руки, колени, пол вестибюля, и я не старался их скрывать.
Мне уже было все равно.
Совершенно не помню, как мы добрались до Дома. Иван Александрович пытался о чем-то расспрашивать меня, но я не стал разговаривать с ним.
Я просто сказал ему:
– На крышке коробки, которую вы меня послали искать, было всё написано!..
Потом ушел в свою комнату, бросился прямо в одежде на кровать и впал в беспамятство.
Я заболел.
Не знаю, сколько времени я метался в бреду. И совершенно не могу отделить то, что мне привиделось в этом бреду, от того, что было на самом деле.
Действительно ли ко мне заходил И.А. или разговор с ним мне только почудился?
Будто бы он сказал мне:
– Артем, ты больше не пойдешь на эту работу. Никогда, поверь мне.
– Поздно же вы спохватились, – будто бы с горечью ответил я. – Теперь, когда мне стало все известно…
– Именно поэтому у нас нет права продолжать пользоваться твоими услугами. Иначе ты наверняка погибнешь!..
– Значит, вы знали, вы всё знали?! – вскинулся в полуяви-полубреду я. – Вы знали, что посылаете меня на верную гибель, и, тем не менее, со спокойной душой, заговаривая мне зубы, отправляли меня на смерть?!.. Чем они вас купили, чем?
– Что ты говоришь, дурачок?
– Не перебивайте, я знаю, что говорю… Теперь-то мне ясно, с какой стати в Доме стали подавать на завтрак импортный йогурт, бананы на десерт к обеду, торты по воскресеньям!.. И откуда взялся чудо-компьютер в детском отделении!.. И на какие шиши покупались всякие там "Денди"-шменди, сникерсы-твикерсы, да новые шмотки!.. С каких это пор чиновники, раньше никогда не выделявшие нашему Дому ни копейки сверх скудного бюджета, в последнее время так расщедрились?!.. Вы, И.А., можете говорить, что хотите, но мне ясно одно: они, эти самые нилы степановичи, купили меня у вас!
И.А. будто бы принялся лихорадочно отбивать что-то на моей ладони, а я словно не мог разобрать, что именно, да и как будто не хотел его слушать. Кажется, я продолжал свою обвинительную речь:
– Им нужен был смертник, камикадзе! Они отлично все рассчитали: на мины лучше послать не обычного, нормального человека, а такого неполноценного инвалида детства, как я… "Он же все равно ничего не видит, не слышит и не говорит" – так они вам говорили, так?.. Мол, погибнет – невелика потеря, ведь ему, бедненькому, и так худо жить на белом свете… одно слово – убогий калека!.. А в случае удачи хоть какую-то пользу обществу принесет!.. Что, разве не так они вам говорили?
– Артем, ты ошибаешься, – будто бы сказал И.А. с неестественным спокойствием. – Успокойся, я тебе потом всё объясню…
Но в том полуреальном разговоре я по-прежнему не желал его слушать. Жар у меня, судя по всему, усиливался. Волны озноба накатывали на меня и вновь откатывались в горячее море, увлекая меня за собой. А я цеплялся за выступ скалы на берегу и кричал в пустоту:
