Александр Розов - Голод богов (1)
— Почему не имеет?
— Но вы же сами сказали, что оживление умерших противоречит химии, физике и так далее.
— Ну и что? Принципы работы наших энергетических установок противоречат тем законам физики, которые 150 лет назад считались незыблимыми. Практика, как видите, эти законы опровергла. А в отношении некромантии этот путь закрыт — поскольку соответствующая практика запрещена. Б-наука говорит: некромантия невозможна, но проверять это нельзя.
— А почему, кстати, нельзя? — спросил Антон.
Бромберг от души рассмеялся.
— Так ведь вы сами сказали: с трупами можно проводить только научные эксперименты, а некромантия не является наукой.
— Я так сказал?… Да действительно… Слушайте, Айс, вы меня совсем запутали. Сами-то вы верите в некромантию.
— Сам-то я верю только в практику, — сказал Бромберг, — а практика такова. За последние 20 лет мы имеем 8 не опровергнутых сообщений об оживлении конкретных мертвецов, включая и ваш случай. В смысле не ваш, а …
— Я понял, — перебил Антон, — вы сказали «не опровергнутых сообщений». Это значит: «но и не подтвержденных», так?
— Вы верно уловили суть, молодой человек. Мы не имеем ни одного случая, когда оживший мертвец был бы достаточно надежно идентифицирован. Проблема очень сложна. Дело в том, что существует всего порядка 10.000 типов внешности, около 2000 психотипов и примерно 10 разновидностей голоса. Таким образом, в среднем мы имеем разнообразие в пределах двух миллионов вариантов. В то время, как даже на старушке-Земле обитает около семи миллиардов. Понимаете, что это значит?
— Наверное, это значит, что у любого жителя Земли есть в среднем 3500 почти идеальных двойников, — сказал Антон, — но это не значит, что стоит одному из них умереть, как кто-то из этих 3500 начнет радостно впихиваться на его место, заявляя, будто он «ожил». Даже если бы он захотел это сделать — есть масса способов проверить. Пара-тройка толковых вопросов по биографии покойного — и можно бить самозванца канделябром.
— А если он изучил эту биографию? Вы же сами были на Эврите доном Руматой Эсторским XIV, в то время, как настоящий носитель этого имени давно лежал в фамильном склепе. При этом, полагаю, вы знали биографию покойного так, что проще было бы его уличить в самозванстве, чем вас.
— Ну ладно, а ДНК-тест, карта крови, ментограмма наконец…
— Где? На Эврите? — ехидно спросил Бромберг, — там, если вы помните, даже до дактилоскопии еще не додумались. Может, через тысячу лет додумаются.
— А все остальные 7 случаев тоже там, где не додумались? — спросил Антон.
— Не все. Например, четыре случая выявлено на периферийных колониях. Как вы знаете, колонисты и живут там, чтобы быть подальше от цивилизации. И, зачастую, всю жизнь игнорируют обычные профилактические медицинские процедуры. У ожившего-то все тесты сделать можно, но сравнивать не с чем, поскольку от оригинала ничего не осталось.
— А ментограмма?
— Ментограмма дает размытые результаты. Например, 30 на 70 процентов.
— В смысле, 30, что да, или 30, что нет?
— А какая разница? — спросил Бромберг, — ну, допустим, 30, что да, а 70, что нет. Вы рискнете объявить такого человека самозванцем?
— Нет, конечно.
— А признать, что он — оживший покойник?
— Тем более, нет… Так…Кажется я начинаю понимать. Вы намерены использовать меня в качестве индикатора?
Вместо ответа Бромберг выразительно пожал плечами.
— Вот все и встало на свои места, — тихо сказал Антон, — сколько признаков фиксирует человек у… своего полового партнера?
— Несколько тысяч, — сказал Бромберг, — из них только около шестидесяти независимых, но и этого достаточно. Это несколько квинтильонов возможных сочетаний. Вероятность совпадения даже сотой доли признаков у двух разных людей практически равна нулю. Именно по этой причине самозванцы всех времен и народов старались избегать сексуальных контактов с партнерами оригинала.
— То есть, если это — не Кира, то она будет избегать…
— Совершенно верно.
— Вот так, однозначно и просто? — задумчиво произнес Антон, — А если все-таки не будет избегать, что тогда?
— Тогда это — оригинал. Как бы это не было удивительно. Конечно, не исключен вариант, что двойник все-таки попытается как-то угадать поведение оригинала… Но разнообразие слишком велико, угадать невозможно. Будет, я полагаю, очень фальшиво и… неправильно. В общем, вы сразу все поймете.
— А может быть так, что не сразу? Или вообще не пойму?
— Не может, — отрезал Бромберг, — всегда или четкое нет, или да.
— «Да» тоже четкое? — спросил Антон.
— «Да» четким не бывает. Потому, что человек меняется. Тем более — в подобном случае. Не настолько, чтобы утратить значительное число индивидуальных признаков, но все-таки. Если это она, то на нее не могла не повлиять … скажем так, длительная клиническую смерть, не говоря уже о том, что стала на два года старше. Ей, если не ошибаюсь, было меньше двадцати, когда… А в таком возрасте два года прожитых года много значат.
— То есть, я все равно не буду на сто процентов уверен?
— Не будете, — подтвердил Бромберг, — и вам от этого будет очень тяжело и плохо, я заранее предупреждаю. Но эта ваша неуверенность будет значить «да», потому что если «нет», то всегда уверенное. На сто процентов, как вы выразились.
— Фиг с ним, — сказал Антон, — пусть будет плохо. Допустим, так или иначе, я все пойму. А что дальше?
— Если это — не она, вы просто возвращаетесь. С не очень приятным воспоминаниями, но, по крайней мере, с чувством определенности. А если она — то, опять же, вы просто возвращаетесь. Только вдвоем.
— Куда?
— Сюда, на Пандору. Институт, конечно, взвоет дурным голосом, но устраивать здесь охоту на человека ради показательной депортации… и при этом еще иметь дело с вами в качестве противника… думаю, что вас обоих быстро оставят в покое.
— Звучит убедительно, — сказал Антон после некоторой паузы, — знаете, Айс, тогда, два года назад, я хотел увезти ее на Землю. Все думал, как это устроить. Все думал… Думал… А потом все это и случилось… Ладно, это уже мои проблемы, причем прошлые. Если не возражаете, перейдем к деталям. Как легендировать старт? Как маскировать высадку? Как прикрывать отход? Затем, если я вернусь один, то все понятно, а вот если мы прилетим вместе, то нам понадобится легенда под прибытие сюда и кое-какое оборудование, чтобы сразу смыться в джунгли.
— Обо всем этом не беспокойтесь, — Бромберг и положил на стол микродиск, — здесь весь план, вернетесь в отель — посмотрите. Ваша экипировка, одежда, мечи, золото двадцать килограммов в ируканских монетах, уже погружены. Старт в два часа после полуночи с девятого терминала. Корабль называется «Феникс», бортовой номер… Впрочем, это уже есть на микродиске, нет смысла пересказывать. И последнее… Поскольку вы сами пилотируете…
На стол рядом с микродиском шлепнулись три карточки-жетона и клипса-коммуникатор.
— Жетонов-то зачем столько? И чьи они, кстати?
— Роман Видов, пилот-любитель — это вы на старте отсюда. Эрнст Полонски, пилот-любитель — это вы здесь же, на финише. Кирке Элле, стажер — это… Сами понимаете.
— Это — команда приступить к переходу на нелегальное положение? — спросил Антон.
— Считайте, что так, — ответил Бромберг, — а теперь я с вами прощаюсь. На связь со мной выйдете уже находясь на Эврите. Желаю удачи… дон Румата.
** 2 **
…Я знал, что вы вернетесь, мой благородный друг! — провозгласил барон Пампа, — без вас было скучно, клянусь ребром святого Мики!
— Я тоже скучал, — заметил Румата, обгладывая куриное крылышко.
— Ха! И, бьюсь об заклад, не только по мне! Тысяча дьяволов! Эта рыжая девчонка, наверное, чистая ведьма, если…
— Если? — переспросил Румата.
— Если она так глубоко ранила ваше сердце, дон Румата, — продолжила баронесса.
Возникла некоторая пауза. Пампа, подумав видно, что его слова могли быть в чем-то бестактны, старался изобрести что-нибудь, что загладило бы его оплошность. Размышления, впрочем, не мешали ему работать челюстями над зажаренным поросенком. Когда от последнего осталось менее половины, барон, наконец, нашел приемлемое решение.
— Благородный дон Румата, почему же ваша чаша пуста? Неужели ируканское из моего погреба столь дурно? Или же вы дали обет трезвости?
— Нет, барон. Ваше ируканское превосходно. Просто я задумался… О Кире. Что слышно о ней? В дороге до меня доходили всякие вздорные слухи. О какой-то армии. На сколько верно, что она действительно жива?
— Слухи? — переспросил Пампа, — Ха! Если бы! Видимо, придется все же разбудить моего беспутного отпрыска. Не так уж серьезна его рана, чтобы…
— Его рана?
— Пустяки, — отмахнулся барон, — царапина, о которой настоящий мужчина забывает на следующий же день. Эй, там! Скажите баронету, что его весьма не хватает за столом. И пусть не заставляет нас слишком долго ждать, поскольку наш гость сгорает от нетерпения…
