Вадим Панов - Дипломатический вопрос
— Как я уже сказал, подобные мысли заставили меня подумать о том, чтобы присоединиться к близким. Как вы понимаете, я не делился этим замыслом с психологами, наоборот, старался делать вид, что их труды приносят успех, а сам разрабатывал план… Но… Но наша миссия заставила меня отложить его реализацию. У меня появилось дело, которое нужно довести до конца. В память о тех, кто жив только в моих воспоминаниях. О тех, кого я люблю. И то решение, что я принял на предварительных слушаниях, показалось мне правильным. Теперь же мне кажется, что оно стало результатом эмоций.
— Только под влиянием эмоций мы и принимаем решения, за которые потом не стыдно.
— Почему?
— Потому что все остальное — это результат договоренностей и компромиссов.
— Нет, — покачал головой Цвейг. — Нет. Все не просто так. Не просто так я уехал в тот день. Не просто так нам дали этот месяц. Мы должны обдумать. Успокоиться. Прийти в себя. Забыть об эмоциях. И понять…
— Что? — не сдержался Бор. — Что понять?
— Что жертва не только приносит горе, но и демонстрирует хрупкость и ценность человеческой жизни.
— Жертва? Или убийство?
— Мы заплатили огромную цену. Но нас ждут звезды. К ним полетит кто-то другой, не мой сын, не мои внуки, но ведь полетят. И я подумал, что злость — не самый лучший спутник в этом путешествии. Мир изменится, обязательно изменится, и, вполне возможно, именно наше решение станет одним из первых толчков к этому. Возможно, нам суждено еще раз напомнить людям, что нужно ценить жизнь и уметь прощать ошибки.
— Я не буду с вами спорить, — едва слышно произнес Бор.
— Я и не собирался, — с грустной улыбкой ответил Цвейг. — Повторюсь, Бор, я не пытаюсь перетянуть вас на свою сторону и навязать свою точку зрения. Я просто хотел, чтобы вы думали обо мне так, как я того заслуживаю, чтобы между нами не было недопонимания. Для меня это очень важно, поскольку в мире осталось не так уж много людей, которые меня знают.
— Я уважаю ваше решение, профессор, — вздохнул Бор. — И немного завидую: вы обрели душевный покой.
— А вы?
— Я не знаю, что у меня отняли, не знаю, за что должен прощать. И это незнание гнетет меня. Иногда мне кажется, что мне повезло. Иногда, я чувствую себя самым несчастным человеком на земле. Вы умрете, зная, кто вы. А я, даже если проживу долгую счастливую жизнь, так и не вспомню своих родителей. Я не могу найти равновесие, а потому не буду менять своего решения.
— И я уважаю его, — кивнул Цвейг. И поднялся со стула. — Я, пожалуй, схожу в библиотеку. Не присоединитесь ко мне после завтрака?
— Возможно.
— С удовольствием встречусь с вами.
Старик ушел, прихватив с собой газету, в которой не было новостей. Официант принес мясо с картошкой и забрал пустой бокал из-под сока.
А Бор сидел и комкал в руках салфетку.
Случайно так получилось или нет, так и осталось загадкой, однако скорость трех приближающихся к Земле кораблей резко увеличилась в тот самый миг, когда первый истребитель оторвался от палубы авианосца. А когда эскадрилья приблизилась к границам государства, крейсера двиаров уже зависли над Вашингтоном, Пекином и Москвой. Просто зависли в шести милях над столицами, не предпринимая никаких действий, но этот молчаливый жест был весьма красноречив. Выбранная пришельцами высота не позволяла разглядеть корабли простым гражданам, об их присутствии знали только военные, а потому паники удалось избежать. Однако сами военные уже получили информацию о том, что новые объекты в разы превосходят первый, и можно было только догадываться, какое вооружение они несут.
— По-прежнему молчат?
Президент с надеждой посмотрел на генерала, тот пожал плечами.
— Мы пытаемся связаться…
— Как вы пытаетесь? Как?! Вы ведь не знаете, какая аппаратура у них стоит?!
— Наверняка они имеют понятие о радиоволнах…
— Заткнитесь!
В кабинет вошел Гендерсон. Как обычно, спокойный и, как обычно, незаметный.
— Господин президент, я сказал журналистам, что пресс-конференция откладывается.
— Отменяется? — вскинулся генерал.
— Откладывается, — невозмутимо повторил Гендерсон. — Я полагаю, через некоторое время нам будет что сообщить нации.
— Ах, вы полагаете…
— А сейчас, я полагаю, было бы разумным отозвать истребители, — продолжил помощник президента. — Продемонстрировать, так сказать, жест доброй воли.
— Они уничтожили город!
— И вы надеетесь, что наши истребители с ними справятся?
Генерал покраснел. Гендерсон перевел взгляд на президента.
— Тревога объявлена, войска приведены в полную готовность, мы можем атаковать в любой момент, а потому, я полагаю, необходимо проявить выдержку.
— Они держат нас за горло, — прошептал президент. И покосился на потолок кабинета, имеющего форму неправильного круга. — Я не хочу умирать.
— И не надо, — мягко произнес Гендерсон. — Тем более что поведение инопланетян кажется мне несколько странным для тех, кто собирается воевать. За исключением удара по городу, они не предприняли никаких действий.
— Генерал, отзывайте истребители, — распорядился президент. Высказанные помощником предположения насчет пришельцев явно придали ему уверенности. — Подождем.
— Чего? — хмуро поинтересовался военный.
— Переговоров, — пожал плечами Гендерсон. — Не сомневаюсь, что инопланетяне выйдут на связь.
Он не ошибся.
Через пять минут после того, как истребители легли на обратный курс, последовал краткий сеанс связи с повисшим над Вашингтоном кораблем двиаров. А затем президент вышел в прямой эфир и сообщил землянам, что пришельцы не вынашивают планов порабощения планеты, глубоко сожалеют о жертвах и готовы принять участие в спасательной операции.
В первые дни на базе было очень тихо, как на кладбище. Как на кладбище для живых, точнее — для выживших. И хозяева базы — военные, и медики, которых перебросили на помощь горожанам, — изо всех сил старались быть незаметными. Переговаривались вполголоса, не включали телевизоры и радио, и даже солдатский бар, прежний центр веселья, превратился в зону тишины. Специальных приказов начальство не издавало, люди сами понимали, что довелось пережить горожанам, а потому вели себя соответственно.
Почти на две недели главными звуками на базе стали сдавленные или громкие рыдания, истерические крики да тихий шелест многочисленных психологов.
А потом, постепенно, горожане стали возвращаться к жизни. К нормальной жизни. К спокойному восприятию реальности. Голоса становились все громче и громче, в апартаментах заработали радиоприемники и телевизоры, причем настраивались они не только на новости, но и на развлекательные программы. Во время Суперкубка по футболу двое мужчин из выживших присоединились к солдатам в баре и отчаянно болели за своих любимцев. А после шумно обменивались впечатлениями. Смеялись.
Жизнь брала свое.
Воспоминания о пережитой трагедии смазывались, боль утраты притупилась. Люди стали задумываться над тем, что будет дальше.
И полностью сосредоточились на миссии, которую им предстояло исполнить.
— Чертова железяка!
— А я выиграла!
— Я тоже выиграю!
Голоса перекрыли даже музыку, что лилась из «игровой» гостиной — большого помещения, в котором несколько недель назад администрация расставила различные автоматы. Жетоны бесплатно, выигрыши — теми же жетонами, которые ничего не стоили, однако пребывание в «игровой» стало одним из любимейших занятий горожан.
Сквозь грохот популярной группы Бор сумел различить характерное гудение заработавшего автомата, а затем звон посыпавшихся жетонов.
— Я снова выиграла!!! Айвен, милый, я тебя делаю!
Мужчина ответил неразборчиво.
Бор поколебался, но затем все-таки вошел в гостиную.
— Привет, ребята! Как дела?
— Полтора килограмма против двух, — буркнул Айвен, недовольно кивая на весы. — Она меня обыгрывает.
— Просто сегодня мне везет, милый, — отозвалась Линда.
— Гхкм… — кашлянул мужчина.
— Милый… — Девушка покинула свой автомат, подошла к Айвену и обняла его за шею. — Ты ведь не обижаешься, правда?
И легонько укусила его за ухо.
Мужчина довольно улыбнулся.
— Конечно, нет.
— Вот и славно. — Линда перевела взгляд на Бора. — Будешь играть?
— Не хочу. Просто посижу с вами. Может, принесу Айвену удачу.
— Может быть. — Она вернулась к своему «однорукому» и закурила сигарету. Рассмеялась. — А может быть, и нет.
