Павел Корнев - Сиятельный. Прелюдия
– Не помешает погреться, – зевнул я, разминая озябшие пальцы на крыльце котельной.
– Погреешься тут… – проворчал крепыш, кивнув на фабричного охранника.
Я достал из кармана жестянку с леденцами, выбрал малиновый и предложил угоститься Рамону.
– Только зубы портить, – отказался тот. – Что здесь стряслось, как думаешь?
– Понятия не имею, – признался я и пригляделся к охраннику, который с тревогой поглядывал на небо, где во всполохах молний мелькали тени нетопырей.
Нервозность переполняла парня, а под ней скрывался страх, потаённый и неосознанный. Воплотить его в реальность оказалось на удивление просто: только потянулся талантом – и тотчас с неба на охранника спикировала летучая мышь. Парень взвизгнул, замахал руками и бросился наутёк. Он уже не увидел, как воплощённый в реальность моим воображением нетопырь рассыпался ворохом теней.
Исключительно запущенный случай чироптофобии…
– Развлекаешься? – вздохнул Рамон.
– С чего взял?
– У тебя глаза светятся.
Я зажмурился, помассировал веки и вновь взглянул на констебля.
– Так лучше?
– Порядок.
Неприятная ломота в висках и утихла; я распахнул дверь котельной и позвал за собой напарника:
– Идём.
Внутри оказалось темно и тепло, даже жарко. Гудели котлы и паропроводы, подрагивали стрелки манометров, в топках полыхало оранжевое пламя, а вспотевшие кочегары всё подкидывали и подкидывали в них уголь.
– Здесь всю ночь так оживлённо? – спросил я у мастера.
– Нет, констебль, – покачал тот головой. – Наша смена заканчивается через полчаса. На ночь останутся два человека.
– Осмотримся здесь, – объявил я, желая хоть немного согреться.
Мастер кивнул, и я позвал Рамона в тёмный коридор, под потолком которого тянулось несколько труб. Констебль включил фонарь, и яркий луч легко разогнал полумрак. Проверка подсобных помещений много времени не заняла, на задний двор с углём мы не пошли и вернулись обратно.
Мастер к этому времени уже скомандовал отбой; чумазые от угольной пыли кочегары побросали лопаты и тележки и отправились на проходную. Мы покинули котельную вслед за ними, но на улице лил дождь, и Рамон предложил переждать его в бытовке. Я отказываться не стал.
– Кто спит первым? – поинтересовался Рамон, с трудом сдерживая зевоту.
Я стянул плащ, убрал его сохнуть на вешалку и взглянул на наручный хронометр.
– Ложись. Полчаса спишь ты, полчаса я. Потом на обход.
– Отлично! – обрадовался констебль, поставил лупару в угол и улёгся на скамью. Минуты не прошло – он уже тихонько посапывал, забывшись во сне.
Я уселся за сбитый из толстых досок стол, но очень скоро начал клевать носом и поспешил подняться на ноги. Запер входную дверь котельной, затем проверил дежурных кочегаров и вернулся обратно, не желая надолго оставлять спящего напарника в одиночестве.
На стене бытовки неярко горел газовый рожок; в его неровном сиянии я достал торчавшую из кармана плаща газету и как обычно раскрыл её на второй странице. Чёрно-белая фотография под моим взглядом потеряла зернистость, начала наливаться красками и обретать объём. Сердце защемило, на глазах невольно выступили слёзы. Я провёл пальцем по снимку, воздух замерцал, готовясь соткаться в невыносимо-прекрасный образ любимой…
Кранк!
Непонятный скрежет разрушил транс; я встрепенулся и прислушался, но звук затерялся в гуле котельной, выделить его из сонма шумов не получилось.
Что-то уронили кочегары или порывом ветра распахнуло окно?
Я выглянул в коридор и крикнул:
– Всё в порядке?
Никто не отозвался, и я уже вернулся к столу, как вдруг уловил резкий всплеск чужого страха. Сердце дрогнуло, я выдернул из кобуры на поясе Рот-Штейр и, оттянув головку затвора, дослал патрон.
– Рамон! – позвал я констебля, не отрывая пистолета от дверного проёма.
– Да? – немедленно откликнулся крепыш, будто и не спал вовсе.
– Похоже, у нас проблемы…
Констебль в один миг очутился на ногах и подхватил приставленное к стене ружьё.
– Уверен?
– Нет, но надо проверить. Идём!
Рамон закинул лупару за спину и двинулся на выход с револьвером в одной руке и фонарём в другой. Яркий луч скользнул по коридору и разогнал темноту, констебль обернулся и сообщил:
– Чисто!
– Вижу, – откликнулся я, проверил входную дверь и мы двинулся дальше.
У топок кочегаров не оказалось, только торчали воткнутые в кучи угля лопаты. Наверняка прохвосты знали здесь немало укромных уголков, поэтому я предложил напарнику осмотреть угольный склад.
Рамон кивнул и направился к боковому проходу. Я двинулся следом, пригнулся, чтобы не зацепить макушкой протянувшуюся над головой трубу, и в тот же миг констебль крикнул:
– Стоять! Полиция!
Луч фонаря высветил тело на полу, на миг скакнул вбок, а когда вернулся обратно, оглушенного кочегара уже затащили за угол!
Рамон бросился в погоню, но выпрыгнувшая из бокового прохода тень врезалась в него и сбила с ног. Констебль кубарем покатился по полу, револьвер отлетел в одну сторону, фонарь в другую.
Тёмная фигура шагнула к Рамону, и я выстрелил незнакомцу в спину. Нападавший согнулся, но тут же стремительно распрямился и ринулся на меня!
Я выстрелил и от неожиданности промахнулся, попятился назад, но сразу взял себя в руки и открыл огонь, больше не допуская промахов.
Раз, другой, третий!
С каждым новым попаданием злоумышленник дёргался и замедлял шаг, но при этом оставался на ногах, словно был заговорён от пуль.
До крови закусив губу, я пересилил панику и продолжил стрелять в центр тёмной фигуры, двигавшейся ко мне с размеренностью голема.
Выстрел! Выстрел! Выстрел!
Всё без толку!
Неуязвимый злоумышленник ступил в луч света опрокинутого фонаря, и стала видна бледная, покрытая трупными пятнами кожа, безжизненные бельма глаз и торчащие из тела отростки корней.
Проклятье! Ходячего мертвеца медью и свинцом не остановить!
Я вскинул пистолет и две последних пули всадил в трубу над головой покойника. Хлопнуло, ударила тугая струя пара, в один миг воздух в коридоре стал жарким и влажным.
Ошпаренного покойника отбросило к противоположной стене, он попытался закрыться руками, и тотчас по ушам ударил грохот лупары. Угодившая в затылок пуля десятого калибра разметала тронутую разложением голову буквально на куски. Расплескалась вонючая жижа, мертвец рухнул на пол, дёрнулся раз-другой и затих.
– Лео, догоняй! – крикнул Рамон и скрылся за углом.
– Стой! – крикнул я, вставил в Рот-Штейр новую обойму, большим пальцем втолкнул патроны в неотъёмный магазин и выдернул опустевшую пластину. Затвор с сочным клацаньем встал на место, загнав верхний патрон в патронник.
Я нырнул в облако пара, подхватил валявшийся на полу фонарь и побежал дальше. В лицо повеяло холодным воздухом из взломанного и распахнутого настежь окна; мне без всякого труда удалось забраться на грязный подоконник и выпрыгнуть к Рамону, который вертел головой по сторонам, переводя лупару с одной подозрительной тени на другую.
– Свети! – потребовал констебль, упирая приклад в плечо.
Мощный луч полицейского фонаря прорезал темень ночи, скользнул по чёрным кучам угля, метнулся дальше и высветил приземистую фигуру, волочившую за собой оглушённого кочегара. Грохнул выстрел, выплеснулась длинным языком пламени дульная вспышка, и тотчас Рамон выстрелил вновь.
Мертвец пригнулся, бросил жертву и в несколько стремительных прыжков скрылся в темноте.
Преследовать его мы не стали.
3
Ищейки поджимали хвосты, скулили и никак не желали брать след.
И я не мог их за это винить.
Дьявол! Да мне и самому совершенно не хотелось участвовать в облаве!
Пусть солнце давно взошло, но слишком уж шустрыми для обычных ходячих мертвецов были вчерашние покойники. Неприятные сюрпризы они сумеют преподнести и при свете дня!
– Инспектор, – негромко обратился я к Роберту Уайту, – дело выходит за пределы нашей компетенции. Надо уведомить Третий департамент…
Начальник остро глянул в ответ и улыбнулся:
– Беспокоит нарушение процедур? Не волнуйся, Леопольд, я уже отправил телеграмму в Ньютон-Маркт.
– Но…
– Брось! – оборвал меня инспектор. – Ситуация не терпит отлагательств! Мы должны действовать незамедлительно!
Начальник фабричной охраны был с этим утверждением всецело согласен.
– Рабочие на грани бунта, – заявил он. – На ночную смену их не загнать даже под дулом пистолета.
Я бы мог сказать, что это не наши проблемы, но не стал.
Инспектор для себя всё решил, так какой смысл впустую сотрясать воздух и навлекать начальственный гнев?
