Ольга Чигиринская - Мятежный дом
Рокс хотела погрузиться в работу, но в голову ничего не шло, и через десять часов сидения перед терминалом на свет появился памфлет «О государственной пользе похищения и детоубийства».
Рокс анонимно (не столько из-за Шнайдера, сколько из нежелания объясняться с дедом) запустила его в сеть с одной из коммерческих станций, через два часа его сняли с той конференции, где она его положила, в течение ближайшего часа он появился на трех других конференциях, еще через десять часов знакомые начали присылать его Роксане и ее отцу по почте.
В верхних слоях общества памфлет получил широкое распространение, до нижних почти не дошел — несмотря на ничем не ограниченный доступ к инфосети, эти слои читали крайне мало.
Ей нисколько не стало легче от того что она нашла поддержку. Для Ричарда Суны было уже поздно, а для многих других, точно так же страдющих от несправедливости, этот памфлет не сделал ничего. Он потешил самолюбие людей, ненавидевших тайсёгуна и не решающихся об этом заявить — и только.
Самое обидное во всем этом — что Роксана, сколько ни думала, не могла понять, как успокоить растревоженную совесть. Общественная деятельность никогда прежде ее не интересовала, она не знала, с какой стороны взяться за гуж, чтобы изменить законы. Отец голосовал в совете кланов, дед — в совете капитанов, но как приобретается влияние в советах, как люди находят друг друга и объединяются в партии — она не знала. Кроме того, для совета она была слишком молода.
Рокс несколько раз натыкалась в инфосети на виртуальные храмы в честь юного имперца — это ее раздражало, их создательницы казались ей невыносимыми сентиментальными дурами. Но идею поставить памятный алтарь подбросили именно они. Конечно, чепуха — но хоть что-то. Это не запрещалось — алтари часто воздвигали на месте гибели человека: главное, чтобы они никому не мешали.
Рокс заказала базальтовую алтарную тумбу — но ее снесли в два дня. Она заказала вторую, но и эту постигла та же судьба. Когда же она приехала в глайдер-порт с третьей — то увидела на месте двух снесенных алтарей новый, самодельный, засыпанный искусственными цветами и заставленный такими же простыми светильниками живого огня: плошка, фитиль, масло.
И она поняла, что так — лучше. И даже не стала убирать примитивные самодельные иконки — только поставила среди них свой голокуб.
Власти, по всей видимости, сдались после того как народ в очередной раз восстановил алтарь. Роксана приезжала время от времени с живыми цветами и новыми иконками (старые то и дело кто-то крал), и какое-то время была довольна — а через месяц увидела, что акты вандализма возобновились: кто-то убрал с алтаря все изображения, но нарисовал над ним техническим маркером большой крест.
Наверняка кто-то из имперских пленных, освобожденных условно. Проклятые догматики! Пусть им самим не нравится, что мы почитаем мертвых, но мешать-то зачем? Зачем портить то, что дорого людям? В конце концов, они же почитают святых и их иконы — чем этот мальчик не святой?
Попытка стереть крест не удалась. Рокс достаточно рассердилась, чтобы найти активное вещество и вытравить изображение — но когда она приехала в порт в следующий раз, крест был уже из двух металлопластовых планок и намертво приварен к опоре платформы. Вдобавок все тем же маркером с двух сторон от креста было написано: «Я есмь Путь, Истина и Жизнь».
Что удивило Рокс — приношения не исчезли. Цветы и свечи были сложены у креста. Видимо, неизвестный хулиган стремился не остановить поклонение, а направить его на более подходящий, как ему казалось, объект. Рокс немного смилостивилась к нему, но все же подала жалобу на осквернение алтаря. Приняли эту жалобу прохладно, девушка сразу поняла: расследовать дело никто не будет. Она могла бы нажать на кое-какие рычаги, но… во-первых, ей стало интересно переупрямить этого человека: она будет возобновлять иконки хоть каждый час, и посмотрим, кому первому надоест. А во-вторых… не так уж он и неправ: крест, в какой-то мере, тоже очень подходящий символ, и не только для Суны Эрикардаса, но и для всех погибших тут имперцев. Пусть будет.
Она приняла решение — а на следующий день неизвестный хулиган прислал письмо.
Так и случилось это маленькое чудо, и ночью, уложив свою неожиданную любовь спать и осторожно лаская затылок и плечи юноши, она не могла поверить себе: с ума сойти, он в моей постели!
Наяву он предстал совсем не таким, каким казался в грезах. Он был… лучше, бесспорно лучше. Рокс так очаровалась, что совсем забыла про опасность. Только когда на ее санторе прозвенел колокольчиком сигнал вызова и над панелью повисло лицо отца, она вспомнила — и испугалась.
— О, ты здесь, — сказал Александр Кордо. — Как хорошо. Мне хотелось бы поговорить с твоим молодым человеком.
— Почему? — Рокс даже не пыталась притворяться. С отцом это было бесполезно.
— Потому что я отец и имею право знать, с кем спит дочь. Приказывать ей права не имею, но знать — этого у меня никто не отнимет.
Его голос стал немного ласковей.
— Рокс… я никогда тебя ни к чему не принуждал. Я хочу тебе только добра. Пожалуйста. Прошу тебя. Приведи его ко мне.
— Поклянись, что ничего ему не сделаешь.
— Рокс, это смешно.
— Поклянись!
— Хорошо, я клянусь, что он вернется к тебе целым и невредимым.
Рокс успокоилась. Слову отца можно было верить. Правда, она не знала, как объяснит это Дику — но оказалось, что ему и не нужно ничего объяснять. Он согласился сразу, с тем спокойствием, которое уже испугало ее сегодня.
На всякий случай она усадила его обедать вместе с собой, доктором Монтеро и еще несколькими сотрудниками — начальниками лабораторий и главами проектов. Он был представлен как Йонои Райан. Его разглядывали с доброжелательным интересом. Он отмалчивался. И только когда они вдвоем сели в тележку монорельса, он заговорил.
— Рокс… я ничего плохого не хочу сказать про твоего отца, но со мной может случиться всякое, а у меня есть несколько обязательств перед разными людьми. Могу я доверить их тебе?
— Конечно, — сказала Рокс, чувствуя холод в животе. — Что угодно.
— В глайдер-порту на четвертом уровне работает человек по имени Таур Даллан. У него мастерская по ремонту ботов. Ему тяжело без помощника. Сделайте для него что-нибудь. Лучше всего — найдите ему работу у себя.
— Хорошо, — прошептала Рокс.
— Полицейский Дамон Исия из того участка, где ты подала на меня жалобу, — Дик улыбнулся. — Поможет тебе найти боевого морлока по имени Порше Раэмон. Это мой хороший друг. Он должен стать и твоим другом. У тебя не получится дружить со мной, если ты не подружишься с ним. Если я буду в порядке, я вас сам познакомлю.
Боевой морлок — друг? А впрочем, чему тут удивляться.
— Пожалуй, и все, — сказал Дик.
— Не бойся. Отец поклялся не причинять тебе вреда, и клятвы не нарушит.
Он посмотрел серьезно и немного печально.
— Я уже сказал: ничего плохого о нем я не хочу думать. Но ты, видно, все еще не понимаешь, что я такое. Рокс, я мина на взводе. Может быть, Шнайдеры и синоби не стали бы искать Суну Эрикардаса, если бы тому чудом удалось избежать смерти. Но Апостола Крыс будут искать. Я ведь не отступлюсь от своего, сеу Кордо. И если твой отец рассудит, что я слишком опасен даже для вашего семейства — то он будет по-своему очень прав. Я понимаю, как тебе это слышать — но сама посуди: если бы у тебя на одной руке было клятвопреступление, а на другой — гибель всего дома Кордо, как бы ты поступила?
— Дом Кордо все равно погибнет, — тихо сказала Рокс. — Никакого выбора просто нет.
— Он есть, — решительно возразил Дик. — Иначе твой отец не хотел бы говорить со мной.
Тележка остановилась в гараже. Ожидавший там Макс в сопровождении двух боевых морлоков довольно почтительно взял их под конвой, отделив друг от друга. Рокс не хотела выпускать руку юноши, но тот кивнул ей, разжал ладонь и сам сделал шаг в сторону. У входа в библиотеку Макс все так же уважительно развернулся к Рокс.
— Простите, госпожа, но ваш отец хочет говорить с господином… Йонои наедине.
* * *Библиотека была огромной, но полки стояли только под двумя стенами, третью занимали картины, а пространство под ней — скульптуры, четвертой же вовсе не было: огромное окно выходило прямо на грозу. Бешеные молнии рассекали пространство, сплошь задернутое водяной завертью, страшный ветер нес дождь с такой силой, что струи воды летели чуть ли не параллельно земле, и, хотя сквозь силовое поле не доносилось ни звука, само зрелище было потрясающим. Дик вспомнил вдруг описание Самайна в одной из древних книг: «темна была та ночь, и смертельный ужас подстерегал всякого, кто осмелился бы выйти за ворота». Тут можно было вести речь не о смертельном ужасе, а об ужасной смерти: Дик знал, что эти грозы убивают.
