Армин Кыомяги - Луи Вутон
На малом ходу двинулся дальше. Похоже, ярость ветра ослабевать не собиралась. Наоборот, уже летали в воздухе пустые банки из-под пива, вырванные с корнем кусты и невиданные, давно засохшие цветы, когда-то росшие в горшках. Каков прием! Мне рады, в этом можно не сомневаться. И тут внезапно, как по заказу, машина притормозила перед бутиком. За невероятной по своим размерам витриной висела одна-единственная миниатюрная сумочка. Хе-хее… Именно та, что надо. С моими знаменитыми инициалами из золота на скучновато-коричневой коже. Так-так… Ишь ты, и дверь не заперта. Вошел и насчитал более тридцати предметов. Неплохо. Особенно, если принять во внимание, что этот бутик отнюдь не являлся фирменным магазином известной во всем мире дизайнерской марки. Здесь были представлены и другие предметы вожделенной роскоши, которые меня, увы, не интересовали. В брошенном мире менопауза в тяге к модным брендам может наступить у человека неожиданно рано. К сожалению, и мужских врачей, готовых прийти на помощь, мне взять негде. Их замещают равнодушно реющие над головой серебристые чайки, считающие тебя не пациентом, а мишенью на соревнованиях по точности попадания в цель зарядов гуано.
Я устроился в магазинчике. Развернул спальный мешок, съел не слишком полезный ужин, зажег в сгущающихся сумерках свечу и, сидя у окна, задумчиво выкурил сигарету, сопереживая наверняка последнему путешествию летящих упаковок, сбегающих из осени на юг. Трудно себе представить, чтобы по весне они снова вернулись в северные края. Хотя кто их, сбрендивших, знает. В моем положении вообще неразумно удивляться и тратить на это калории.
Лег. Жестковато, зато не холодно. Она может появиться сегодня ночью, размышлял я. Встретиться с совершенно чужим человеком здесь, на нейтральной территории, немного спокойнее. И если мы совсем не найдем общего языка, то утром оба упакуем свои вещички и – до свидания! А миру ничего иного не останется, как молча переживать драму двух эгоистичных главных героев, роняя при этом на колени слезы вперемешку с попкорном.
Проснувшись наутро в одиночестве, я внезапно протрезвел. Дальнейшее ожидание здесь вошло бы в противоречие со здравым смыслом и вышло бы за рамки логики, ограниченной колючей проволокой. Я покинул магазин. С удовольствием прислушался к воркованию переживших штормовую ночь голубей, насладился ранней сигаретой. Насколько хватало глаз, средневековая улица утопала в использованной упаковке. Стоя по щиколотку в этом слое неорганического гумуса, я подумал, что вовсе не удивился бы, если б сейчас под оглушительный вой бензинового мотора из-за угла появился последний в мире дворник, держащий в руках похожую на фен воздуходувку для уборки листвы. Трудно предсказать, что в мире может закончиться быстрее – бензин для этого нелепого приспособления или миллиарды бумажных и пластиковых упаковок, изготовленных на заводах и фабриках.
Погода установилась тихая и ясная, точно как мое настроение. В качестве сувенира прихватил в киоске несколько бутылок латвийского пива с забавно пошлыми наклейками и поехал домой, оставляя за собой завихрения не осенней листвы, а использованной тары.
15 сентября
Что-то случилось с моим мозгом. С того дня, когда я сбежал из здания гимназии с курой-гриль перед глазами, он через каждые несколько часов посылает мне видения очередных кулинарных изысков. Панированный сыром шницель из куриного филе, запеченная курица тандури с теплым салатом из моцареллы, фаршированный праздничный бройлер, курица барбекю с терияки по-азиатски, запеченный омлет с курицей, голубым сыром горгонзола и луковым вареньем, кусочки курицы в соусе из ананаса и карри, бройлер в кисло-сладком соусе, запеченный бройлер с лисичками и паприкой, бургундская курица, салат цезарь, курица в пряном соусе тика масала, хрустящие куриные крылышки текс-мекс, фаршированный курицей, бобами и мексиканским рисом буррито, куриный шашлык-гриль в йогуртово-огуречном соусе, сваренное за четыре минуты куриное яйцо. Ох-хо-хоо… Не имею ни малейшего представления о том, откуда берутся все эти картины, но такое аппетитное слайд-шоу безостановочно крутится перед глазами, и я не знаю, чем это однажды может закончиться. К сожалению, все куры в округе от меня удрали. Кто зарылся в отбросы мусорного контейнера, кто в чемодане убыл в аэропорт. Последнюю вакуумную упаковку куриных ножек с длительным сроком хранения я вскрыл на прошлой неделе. Но, честно говоря, ножки уже были не те.
Мое меню беднеет с каждым днем. Очевидно, скоро организм начнет подавать сигналы о недостатке витаминов и чего-нибудь еще. Я становлюсь рабом собственного тела, и чтобы выжить, раб вынужден все больше и больше заботиться о физических потребностях этого тела. Жалкий солитер, несчастный пленник, замурованный в вонючие катакомбы ненасытного и капризного хозяйского организма. Куриный суп с клецками.
Сегодня получил от мозга жесткий приказ. Похоже, с наступлением пасмурных дней моим непосредственным начальником стал он. Я еще пожалею о солнце.
Оделся согласно указаниям: адидасовский спортивный костюм, бейсболка, рыбацкие сапоги, дождевик на всякий пожарный (разумеется, от Adidas – шутить со стилем себе дороже), пара рабочих перчаток. Закинул в кузов лопату, несколько ведер, рулон больших пластикатовых пакетов, топор. Куда именно следовать указаний не поступило. Решил выехать из города по Петербургскому шоссе.
Длинное, скучное, прямое – с кое-где завалившимися набок грузовиками. Переехал речку Пирита, за железнодорожным виадуком Нехату свернул на дорогу, ведущую в поселок Лоо, и остановился. Я не верил своим глазам. Прямо передо мной, среди заросшей кольцевой развязки из земли торчал высокий бетонный столб, а на нем… гигантское яйцо. Чертовщина какая-то. Невольно сглотнул слюну (не я, конечно, это сделало мое тело) и, выпучив глаза, долго не отрывал их от этого зрелища. Указатель в начале дороги свидетельствовал, что до птицефабрики Talleg один, запятая, пять км. И что бы все это могло значить? До сих пор как-то привычнее было видеть на подобных постаментах бравых правителей на вздыбившихся испуганных конях или же хитроватого лысого чудака-коммуниста, последний забальзамированный экземпляр которого в полном оцепенении лежит на Красной площади в ожидании любителей истории. Но памятник яйцу! В этом было нечто большее, чем обычная политика, нечто высшее, устремленное в философскую вечность. Этот простой, состоящий из одной геометрической фигуры, символ дал конкретный и ясный ответ на тысячелетиями мучивший человечество вопрос. Что первично – курица или яйцо? Верный ответ лежал прямо передо мной, на этом самом столбе.
Но чем дольше я смотрел на каменное яйцо, тем больше возникало вопросов по поводу самих кур и их роли в мировой истории. Такое двухметровое в поперечнике яйцо ни одна курица снести не способна. Если только здесь нет гротеска. Однако я убежден, что инженерно-технический идеал, не без помощи которого возвели этот просвещающий народ памятник, этот интеллектуальный маяк, не мог иметь ничего общего с банальным юмором или иронией. Инженеры – люди серьезные. Безбашенные юмористы встречаются в рекламных агентствах, а не в проектных бюро.
Не спуская глаз с яйца, я несколько раз медленно объехал его, и тут до меня дошла страшная правда. Вовсе это и не куриное яйцо. И никогда таковым не задумывалось. Это было вычиcленное технарями предупреждение, пророческое предсказание, адресованное будущим поколениям, пусть они и сведутся к одной-единственной особи. Все дороги с этого круга, по которому я мотался на своем фургончике, вели в одно место. И это был не Рим. И не птицефабрика. Это был Парк Юрского периода! Они вернутся. Рано или поздно. И вновь захватят власть своими когтистыми лапами.
Я въехал в поселок и остановился перед рядом частных домиков. Брошенный поселок в свете нового видения гигантского яйца немного пугал. Но в первом же саду я собрал полное ведро красивых краснощеких яблок. Во втором на грядках среди сорняков удалось найти морковь. В третьем саду обнаружил пять бороздок крупных желтых картофелин. Глянул и на тыкву, но решил пока ее не трогать. До Хэллоуина еще полтора месяца. Оценивающе оглядел содержимое фургона. Похоже, некоторое время мы с телом будет жить в ладу. Сев в салон, закурил и тихонько двинулся обратно. Но когда снова наткнулся на указатель птицефабрики, задумался. Куры ведь птицы, подсказал мой гениальный мозг, а птицы выжили, значит, и куры должны были остаться. И я повернул в сторону фабрики.
Парковка оказалась забитой всевозможными автомобилями, будто я приехал сюда в самый разгар рабочего дня. Вынужден был оставить Форд довольно далеко от дверей. Это шло несколько вразрез с моим новым миропониманием. Зачем-то запер машину. Вошел в конторское здание через главный вход и пробежался по помещениям. Обошлось без сюрпризов. Погасшие мониторы, молчащие телефоны, всюду бумаги с какими-то отчетами и таблицами. Неподвижный спертый воздух. Задняя дверь вела на территорию фабрики. Там я увидел какие-то высокие жестяные башни цилиндрической формы, очевидно, кормохранилища, за ними длинные приземистые постройки. Зашел в ту, что была ближе. В проходном помещении в нос ударил малоприятный запах. Прошел до конца темного коридора и открыл дверь. Ни фига себе, холера! Меня буквально ослепило, но не видом перед глазами, а невыносимым, жутко кислым зловонием. Ничего не соображая, я кинулся назад в коридор, за спасительную дверь. Кашлял и раздумывал, что предпринять. Отступить не давало любопытство. В одном из туалетов нашел махровое полотенце и многослойной повязкой из него обмотал нос и рот. Вошел снова.
