Александр Соловьёв - Хомотрофы
Андриан слишком медлителен. Даже если он и неплохой парень, вряд ли мы сможем прорваться с ним в лабораторию и уничтожить вражеский штаб.
Кто же мой настоящий друг? – подумал я, и мне почему-то вспомнился призрак парня в сиреневом галстуке и серебристых очках.
Шпачков меня разочаровал.
Он был не старик, каким я его себе представлял, а шестидесятилетний розовощекий фермер, целиком занятый своим яблоневым садом. Я бы назвал его крестьянином, если бы не участок размером с добрую четверть гектара, занятый рядами деревьев.
Сад рос на южном склоне холма и выглядел очень ухоженно. В разных местах трудились несколько наемных работников, несмотря на то, что солнце клонилось к закату.
Дом Шпачкова был зажиточным, каким и подобает быть домам шаманов и колдунов.
Астролог радостно заулыбался, увидев меня, и, идя мне навстречу, крикнул:
– А, спаситель! Здоров будешь!
Глаза у него не были добрыми. Маленькие, темные, как дырочки, они жгли меня своей пустотой.
– Вы и есть предсказатель? – спросил я.
– А то! Чего ж сразу ко мне не пожаловал?
Я остановился и, сунув руки в карманы, огляделся.
– Как вам удается так процветать, – спросил я его, – когда всё вокруг бедствует и вырождается?
– Ха-ха! Меня мой сад кормит. И люди помогают. Я ведь для них тоже не жалею себя. Проходи в дом-то.
Но я не за тем пришел, чтобы сидеть с ним за столом и пить чай.
– Если вы такой сильный и всевидящий, почему не спасете людей от несчастья?
– Ну… – он развел руками. – Не я на них несчастье посылал, не мне, значит, его у них и отбирать.
И, лукаво прищурившись, добавил:
– Тебя ведь все, вроде, ждали. С чего бы мне хлеб у тебя отбирать? Спаситель ты, а не я!
Он дико захохотал, отчего щеки его стали еще краснее.
– Если вы знали, что я приду, то знаете, наверное, и то, как я должен поквитаться с неприятелем?
Шпачков скривил лицо в хитрую гримасу и погрозил мне пальцем.
– У меня нет неприятелей, – сказал он. – Свою работу я выполнил. Дальше дело за тобой. Старый дурак был бы я, если бы надумал ввязываться в вашу возню. Для меня эти страсти-мордасти – все равно, как детские забавы. Ты, парень, должен был сюда прийти – об этом мне давно было известно. Твою цель я изначально уяснил. Но вот для чего ты такую цель себе поставил – этого я в толк себе никак не могу взять. Наверное, ты мне сам потом об этом расскажешь!
И он снова захохотал.
– Что мне теперь делать? – спросил я.
Старик пожал плечами.
– Просто играй короля.
Я постоял немного, затем махнул рукой и, развернувшись, пошагал прочь.
После встречи со Шпачковым у меня осталось ощущение неизбежности чего-то крайне плохого. Я шел домой, не разбирая дороги, и вернулся к девяти часам.
Андриан стелил постель. Его рабочий день обычно оканчивался в три часа, но иногда в автобусе происходила какая-нибудь поломка, и он задерживался, помогая автомеханику. Судя по всему, он пришел совсем недавно. Иначе я застал бы его уже спящим.
Услышав мои шаги, Андриан обернулся, и на его лице появилась благодушная улыбка. С позавчерашнего вечера что-то с ним произошло. После того, как Андриан меня вытащил, он привязался ко мне. Что заставило его идти по моим следам, мне было неясно. Похоже, в глубине души Андриан тоже верил в миф о пришествии избавителя и не хотел дать ему так быстро разрушиться.
– Зачем так долго по ночам ходишь? – спросил он.
– Еще не ночь.
Мой сосед неуклюже наклонился и стал взбивать подушку. Грязная мятая майка его задралась, открыла тучные бока, поросшие редкой седой растительностью.
Я разулся и бросился на кровать. Надо сказать, что в экстремальных условиях я начинаю наплевательски относиться к режиму и правилам гигиены.
Андриан приготовил постель, сел и вытаращил на меня глаза. В его взгляде было куда больше живого интереса, чем в первые дни нашего знакомства.
Мне показалось, он хочет меня о чем-то спросить.
– Что, Андриан?
Он опять улыбнулся и ничего не ответил.
Я думал о своем разговоре со Шпачковым. Старик окончательно сбил меня с толку. После встречи с ним я чувствовал себя разбитым и подавленным. Шпачков ничего не добавил к моему пониманию Улитки. Вместо целостной картины теперь перед моими глазами разноцветным калейдоскопом вертелись отдельные фрагменты ее организма, разобщенные во времени, пространстве и причинно-следственном порядке. Я был поражен, сколько различных мнений может существовать вокруг одного и того же явления.
Елена, дядя Сократ, Илья, Оливейра – каждый из них высказал мне свою точку зрения, которая в корне отличалась от других.
– Опять был с людоедами?
– Нет, Андриан, сегодня был в одной еврейской семье. Познакомился со стариком. Он считает, что миром правит хаос. Почему ты меня спас?
Сосед засопел.
– Тебе тут никто не хочет помочь. – Андриан отвел глаза. – Все хотят, чтобы ты умер.
– Почему ты так считаешь?
Андриан усмехнулся, и на лице нарисовалось беззащитно-глуповатое выражение.
– Я наблюдаю за людьми. И еще я слышу разговоры в автобусе.
– Что говорят? – спросил я.
– Говорят, что если ты не остановишься, они сами тебя остановят. Люди боятся террора.
– Ты тоже с ними согласен? Меня надо остановить?
– Стал бы я тебя тащить домой, парень, когда ты свалился на мосту…
Я посмотрел на него внимательно.
– Откуда люди знают, что я собираюсь делать?
Андриан хмыкнул.
– Парень, тебя все знают. Ты самый знаменитый.
Он подмигнул.
– У меня многие про тебя спрашивают. Сегодня Николай интересовался, как ты поживаешь. Обещал прийти, но некогда ему сейчас. Другие тоже интересовались. У нас автоцех маленький – двадцать человек, пять автобусов, несколько легковушек. Николай говорит, надо бы тебя успокоить. Чтобы ты не сильно рвался, то есть. Делают у нас некоторые мастера настойку против страха. Лучше водки помогает. Для этого специально выращивают такие травы особые. Правда, блюстители по дворам ходят и наказывают за это… В общем, Николай советовал мне подливать тебе настойку в чай. От нее ходишь, как дурак потом, полупьяный. Но на душе спокойно становится. Я сам иногда пользуюсь, хотя перед сменой нельзя, в сон клонит.
Он протянул руку и взял со стола мешочек.
– Вот. Не хочу я тишком подсыпать. Надо тебе – сам бери.
– Что за травы? – спросил я.
Андриан пожал плечами.
– Почем я знаю. Я же не лекарь. Мне до названия нет дела. Главное, что эта дурь помогает. Понимаешь, иногда руководство объявляет час страха по всему городу. Это как раньше субботники. Такое вытье начинается. Я пытался понять, зачем они это делают, да так и не понял. Даже в календаре отмечал дни, когда были часы страха. Думал, может, закономерность есть. Ни черта. Включают поле, когда попало, без предупреждения. В основном для тех, кто работает на заводе. Хоть ты на рабочем месте, хоть у тебя выходной – трах по башке!
Он подкинул на руке мешочек.
– Так что заваришь, выпьешь – и минут через пять все проходит. Правда, втянуться легко. На вот. Лови.
Я поймал мешочек, развязал, понюхал. Запах своеобразный, но довольно приятный.
– Это не Шпачков наделил горожан?
– Не знаю, – сказал Андриан. – Забирай. Тут три дозы. Мне по дешевке поставляют. Я привилегированный класс, водитель. Если надо, что хочешь могу достать. Только не нужно мне ничего.
Он с сопением лег, поворочался и затих.
Не поднимаясь, я вытащил из-под кровати сумку, убрал смесь. Снова откинулся на подушку, стал разглядывать грязный потолок. Некоторое время мы лежали молча. Потом я спросил:
– Андриан, почему люди не хотят, чтобы все стало по-другому?
Андриан не отвечал. Наверное, опять вернулся в свое обычное молчаливое состояние.
– Они не верят, – сказал я. – Полиуретанцы слишком мнительны и неуверенны в себе. Они страдают навязчивыми страхами.
Я посмотрел на Андриана. Мне хотелось продолжить наш разговор, но сосед, как назло, умолк окончательно.
А может они просто перестали быть собой? Даже, когда люди разбредаются по своим хижинам, они продолжают оставаться толпой и мыслят тем же самым разумом толпы. Давно замечено, когда человек находится в большой группе, его интеллект как бы отключается, а чувства возвышенные и утонченные временно утрачиваются, заменяясь грубыми и примитивными. Умы полиуретанцев слились в один большой управляемый разум, – подумал я. Мне стало горько и одиноко.
Я не испытывал злобы к людям, за которых мне суждено пострадать. Но я чувствовал печаль, я сомневался. Мне претила мысль воспринимать себя избавителем, но при этом очень хотелось получить отклик если не в каждом сердце, то хотя бы в сердцах большой и сплоченной группы.
У меня был план, но после минувшей ночи с Еленой, после встречи с дядей Сократом и, особенно, с предсказателем Шпачковым в голове образовалась каша. Будь у меня среди окружающих хоть какая-нибудь поддержка, я мог бы взять себя в руки. Нужен был смелый здравомыслящий человек. Но ни Сократа, сидящего на чемоданах, ни Елену с ее макиавеллевскими планами, ни людоеда Илью, вырывшего с соплеменниками глубокую шахту-убежище, язык не поворачивался назвать здравомыслящими.
