Владимир Владко - Аргонавты Вселенной
А если это так, тогда, значит, на одной половине Венеры всегда жара, а на другой – холод. И только на узкой полуосвещенной полоске, которая проходит между освещенным и теневым полушариями, климат Венеры можно считать умеренным.
В общем, я, как не ученая, могу сказать, что по-настоящему о Венере еще никто ничего не знает. Споров больше, чем действительного знания, – хотя астрономы, конечно, очень обиделись бы на меня за такие непочтительные слова. Так я же не виновата. Я ничего не выдумывала. Кругом одни противоречия!..
Что касается расстояния Венеры от Земли, то здесь положение яснее. Среднее расстояние между этими двумя планетами равно расстоянию Земли от Солнца – около 150 миллионов километров. Но временами оно бывает почти в четыре раза меньше, а временами примерно в один и три четверти раза больше.
Можно подумать, что наш астроплан летит как раз в то время, когда расстояние между Венерой и Землей самое короткое и на полет поэтому уйдет меньше всего времени. Но на самом деле это не так.
Конечно, можно было бы лететь и по самому короткому маршруту, когда Венера находится в так называемом «нижнем соединении» с Землей. Тогда наш астроплан был бы в пути всего-навсего 41 сутки, а не 146 суток, как теперь. Почему же не взят этот короткий маршрут, а избран наш, длинный, который в десять раз длиннее кратчайшего расстояния между планетами? Как будто странно!
А если разобраться, то все становится понятным. Чтобы полететь прямо на Венеру по такому короткому маршруту, нужна была бы скорость не 11,5 километра в секунду, как у нас, когда мы все время словно плывем по течению земной орбиты, лишь постепенно уходя с нее, а намного большая-31,8 километра в секунду. Но сколько пришлось бы сжечь горючего в ракетных двигателях для того, чтобы разогнать астроплан до такой скорости! Я не хочу подсчитывать, но скажу только, что даже при мощности атомита, при его скорости истечения газов в 12 километров в секунду – такую ракету построить было бы невозможно. Вот почему для нас избран длинный полуэллиптический маршрут: летя по нему, астроплан не должен погашать огромную скорость движения Земли по своей орбите вокруг Солнца и очень экономит горючее.
И хотя наш маршрут длинноват, но астроплан исправно мчится к Венере. Мы с Ван Луном по очереди наблюдаем за нею в телескоп. Николай Петрович напомнил нам еще раз:
– Темная часть Венеры еще более важна для наблюдений, чем светлый серп планеты. Прошу об этом не забывать!
Мы, конечно, не забываем, но до сих пор не заметили на этой темной части решительно ничего интересного. Она вся совершенно оди наковая, какого-то невыразительного, пепельного цвета. Ровная серая поверхность – и больше ничего. На яркой части Венеры, на освещенном Солнцем серпе, я действительно заметила неясное движение. Казалось, что там плыли какие-то едва заметные тени. Мы с профессором Ван Луном думаем, что это передвигаются большие скопления облаков в атмосфере Венеры. Николай Петрович согласился с нами. Но, кроме этого, за первые сутки мы ничего особенного не заметили.
После ужина, заменив Ван Луна, я снова припала глазом к окуляру телескопа, стараясь разглядеть самые мелкие подробности. И почти в ту же минуту вскрикнула от неожиданности: может, это показалось?.. Нет, не показалось, я не ошиблась.
На верхнем рожке серпа Венеры действительно возникло нежное голубоватое сияние. Будто хрупкий прозрачный цветок с тончайшими светлыми лепестками распустился на самом кончике яркого рожка. Он колебался, покачивался на черном фоне небосвода, изгибался вниз, но каждый раз отклонялся обратно, будто боялся прикоснуться к пепельной поверхности темной части Венеры. Как зачарованная, наблюдала я это удивительное зрелище… Еще несколько секунд – и все исчезло, словно и не было этого нежного призрачного сияния.
Я хотела было бежать к Николаю Петровичу, чтобы рассказать ему о таинственном явлении, но вспомнила, как он предупреждал, что во время дежурства от телескопа отходить ни в коем случае нельзя, если нет замены.
– Вы стоите на научной вахте, – говорил он, – и любая секунда наблюдения может неожиданно оказаться самой ценной!
Как он был прав!
Прошло не больше полминуты – и у меня снова перехватило дух от волнения. Внизу, у самого края темной пепельной поверхности Венеры, со стороны, полярно противоположной той, где возникло и исчезло первое сияние, что-то начало светиться. Сначала я увидела, как под серым пеплом затлела тусклая красноватая точка, похожая на раскаленный уголек под пеплом погасшего костра. Затем на серой поверхности ясно обозначилось светлое красное пятнышко. Оно светилось изнутри, будто просвечивало сквозь пепел. Потом пятнышко сделалось более ярким и расширилось. В середине его вспыхнул красный огонек.
И после этого пятно уже не изменялось. Оставаясь все таким же, оно как будто переливалось волнами, по нему пробегали темные тени и светлые отблески, как в зареве от пожара. Не отрываясь от окуляра, я закричала:
– Николай Петрович! Николай Петрович! Идите сюда!
– Что случилось? – услышала я около себя его встревоженный голос.
– Смотрите!
Николай Петрович несколько минут внимательно всматривался, поправляя наводку окуляра. Я заметила, как нервно сжимают его пальцы бронзовое кольцо окуляра.
– Что это, Николай Петрович?
Около нас уже стояли заинтересованные Ван Лун и Сокол.
Николай Петрович недоумевающе пожал плечами:
– Не знаю, что и думать… До сих пор никто ничего подобного на Венере не наблюдал. Похоже, будто на поверхности планеты происходит извержение вулкана – и мы видим его отсветы сквозь густую атмосферу Венеры, сквозь облака. Это единственное, что я могу предположить. Попробуем проверить. Вадим, включите панорамный радиолокатор!
Я понимала, чего хочет Николай Петрович. Этот прибор – панорамный радиолокатор – дает возможность видеть отдаленные предметы, даже наглухо скрытые от наблюдателя густыми облаками, пеленой пара или тумана. Но локатор хорошо действовал только на определенном, не слишком большом, расстоянии. С Земли, например, с помощью этого радиолокатора наблюдать Венеру невозможно. Значит, Николай Петрович предполагает, что теперь, когда мы уже значительно приблизились к Венере, панорамный радиолокатор будет действовать и поможет нам увидеть, что именно происходит под ее сплошными облаками.
Но эта надежды не оправдались. Сколько мы все ни всматривались в экран панорамного радиолокатора – нам не удалось рассмотреть ничего нового. Наверно, планета была еще слишком далеко, прибор не помогал, разве что ярче стало освещенное пятно, вот и все. Это нас очень огорчило, по крайней мере меня: ведь мне хотелось, чтобы загадочное явление, замеченное мною, тут же получило свое научное объяснение. Тогда я знала бы, что именно открыла на Венере! А так получается совсем не научное открытие, а просто какое-то случайное наблюдение…
Наверно, Николай Петрович заметил, что я огорчилась. Он ласково потрепал меня по плечу и сказал:
– Ничего, Галя, я думаю, что не ошибся. Другого объяснения не может быть. Так я и запишу у себя в журнале наблюдений. Можете считать, что именно вам принадлежит честь быть первым человеком, которому удалось наблюдать извержение вулкана на Венере!
– И когда-нибудь люди, изучая историю Венеры, будут с уважением читать в книгах по астрономии: «Впервые это явление было замечено. в таком-то году молодым, но талантливым научным работником Галиной Рыжко»,– подхватил насмешливо Сокол.
Почему ему обязательно надо пустить шпильку? Это, конечно, оттого, что не он, а я заметила извержение вулкана. То ли дело профессор Ван Лун. Уж ему-то могло бы быть обидно: ведь он перед этим столько следил за Венерой и ничего не обнаружил. И все-таки Ван Лун ничего такого не сказал, а пожал мне руку. Я даже покраснела от смущения – никак не отучусь от этой глупой привычки. Ну хорошо! Если Вадим Сергеевич снова начнет заниматься разговорами со мной о «личном», как он говорит,– я его сразу обрежу. Я еще покажу ему, на что способна Галина Рыжко…
У меня есть одна идея, такая идея, что… Впрочем, не буду сейчас говорить. Сначала сделаю, проверю, а тогда… Ну, держитесь. Вадим Сергеевич!
…Два дня я выгадывала время, чтобы проверить свою мысль. Очень трудно что-нибудь сделать по секрету в общей каюте. Обязательно заинтересуются и начнут приставать с вопросами:
– Что это вы мастерите, Галя?
– Это что, новое изобретение, Галя?
– Товарищи, готовится сенсационное научное открытие в области резиновой промышленности!
Конечно, эту последнюю фразу сказал Вадим Сергеевич: думает, ужасно остроумно!
Но я никому ничего не объяснила, а продолжала делать свое дело. Сейчас расскажу, какое.
Стаканы и чашки в нашем буфете стоят в специальных гнездах, в пружинных зажимах. Это для того, чтобы они не разбивались при толчках, – ну, понятно, не. в полете, когда все спокойно и ничто не шелохнется, а, например, при взлете или при посадке. В этих гнездах есть резиновые плотные прокладки. Они круглые и с одной стороны плоские, а с другойвдавленные, как маленькие блюдечки, чтобы стакан или чашка прочнее стояли в гнезде. Вот я и взяла два таких резиновых кружка и стала проделывать с ними опыты. Все мои предположения оказались правильными! Тогда я достала два шурупа и отвертку и припрятала их до ночи. А когда все заснули, я закончила свою работу и проверила ее в готовом виде. Здорово получилось! Можно было спокойно лечь спать, хотя, правду говоря, мне ужасно трудно было дождаться утра: хотелось сразу разбудить всех. Но я, понятно, сдержалась.
