Александр Селин - Видео Унтерменшн
– Нет. Я считаю, что хорошее стихотворение выше, чем килограмм говядины, несмотря на то, что я еврей.
– Спасибо, Марк Соломонович.
– Пожалуйста… Ты вот что, Сережа, ты не перебивай меня. Дай договорить. Когда я обозначу дискуссию, тогда мы и поспорим. Итак, на чем я остановился? Ах да, мы – путники, вечные гости… Ты понимаешь, Сережа, что гость, то есть временный человек, не сможет быть рачительным хозяином или производителем ценностей, поскольку для создания чего-либо, как и для роста обыкновенной березы, нужны крепкие корни и уверенность, что земля, на которой ты стоишь, твоя. И еще надолго останется твоей. Школьники режут парты на уроках, потому что им не жить с этими партами. Пассажир электрички плюет в тамбуре, потому что ему выходить на следующей остановке. А зубной врач вставляет плохую пломбу, потому что через неделю ему переезжать в Соединенные Штаты. И дело вовсе не в национальности, а в синдроме временного человека. А этот синдром сопровождает нас вот уже две тысячи лет… Теперь говори.
– Говорить… И что же теперь со всем этим делать, Марк Соломонович?
– Как что делать? Как что делать? Правильно нас использовать! Вот что делать! Ведь существует масса поручений, с которыми лучше всего справится именно еврей! Произведи свой товар – и еврей перенесет его в нужное место на своих серебряных крыльях, отсними хороший фильм – и еврей добьется для него «Оскара», возьми неберущуюся высоту – и еврей прославит тебя, как словоохотливый путник, да еще накинет несколько сантиметров к твоей высоте! Благополучен тот народ, который использует нас как вечных путников, но горе тем, кто поручает нам производство… То же самое касается вашего художественного творчества… Еврей-менеджер – да. Еврей – самостоятельная креативная единица – нет. Бывают, конечно, исключения, но они, как известно, лишь подтверждают правило. Только на своей земле… Только на своей…
– А преподавание, Марк Соломонович? Я считал, да и вся наша группа считала, что вы – лучший преподаватель института.
– О! Преподавание… Преподавание – это нам по зубам. Преподавание – это компиляция и передача накопленных знаний. Это по нашей части, по части вечных путников. Тут нам есть чем гордиться. Вообще нашему народу много есть чем гордиться… Но когда я вижу телевизионную продукцию «Видео Унтерменшн», меня мороз пробирает по коже… Особенно как педагога… Гоните их оттуда… Гоните из павильонов, монтажных, редакторских кабинетов… Они погубят нас всех. Это я вам как еврей говорю. Как честный еврей.
– Как же их гнать? – выдохнул Сергей. – Палками?
– «Палками»… – улыбнулся Полянский. – Ох, русские, русские… Как вам такое в голову приходит? Еврейскими способами их гоните. Клин клином. Заходи почаще, я тебя, может быть, научу. Узнайте слабые места Леснера, Эзополя и прочих, нарисуйте блок-схемы с описанием психологических портретов… Тут, конечно, нужна долгая, кропотливая работа… Быть готовым вытерпеть унижение… Хотя… гляжу я на тебя, Садовников, вспоминаю, каким ты был в студенческие годы, и вдруг понимаю… Не способен ты профессионально терпеть унижения. В этом смысле тебе не повезло. Ты – самодостаточный творческий человек. А для «взломки» телевидения другой нужен.
– Что касается телевидения… Неужели нет других тропинок?
– Тропинок много, Сережа. Но чтоб без интриг… Вряд ли. Вот тебе еще одна… Добейся аудиенции у нашего президента и выпей с ним. Есть совершенно достоверная информация, что после бутылки водки можно просить у него все, что захочешь.
– Скоро двухтысячный год, Марк Соломонович. Президента будут переизбирать.
– А ты успей! Я понимаю: для того чтобы пробиться к нашему царю на прием, надо преодолеть множество редутов. Но в околопрезидентских редутах можно найти лазейки совсем другого свойства. Да, унижаться придется, но уже совсем не как творческому человеку. Раздели себя как бы на две части. Одна часть – Садовников – гомо сапиенс. Вторая часть – Садовников – творческий человек. Вторая часть сидит дома и пишет, а первую запусти. Один раз надо прорваться. Один только раз. А уж когда прорвешься и выпьешь с ним, то проси все, что захочешь. Хочешь – рыбную промышленность, хочешь – нефть, хочешь – алюминий… А ты попроси телевидение.
– Ну допустим, прорвусь, ну допустим, выпью. Но как же я попрошу у президента телевидение, если он наверняка таким же образом, то есть через посредство алкоголя, уже отдал его Леснеру?
– А ты скажи, что Леснер его предал, и налей еще по рюмке.
– Если все, что говорите, возможно, – заулыбался Сергей, – то почему сами не добьетесь самой высокой аудиенции и не возьмете себе… скажем, российское образование?
– Да стар я, Сережа, – Полянский тоже улыбался. – А президент так прямо и заявил в прессе, что ему нужны «молодые кадры». Со старыми он пить не любит. Старики много не выдерживают. Ну да ладно… Поерничали, подурачились, помечтали, а теперь давай перейдем к делу. Ты же пришел ко мне по какому-то делу? Ведь так?
– Так.
– Рассказывай.
Опустив голову, время от времени покрываясь красными пятнами от стыда, Сергей честно поведал старому профессору про заказ на рок-оперу. Рассказал о требованиях Галины Иквиной, что, дескать, все это должно быть переплетено с событиями Крещения на Руси. Признался в том, что смалодушничал вследствие финансовых затруднений. Не упоминал, правда, ничего о беседах с Романом Руденко. Да и к чему? Полянский с Руденко не были знакомы. Все время, пока звучал этот нелицеприятный монолог, старый профессор, скрестив руки на груди, не спускал глаз со своего бывшего студента. Когда Сергей закончил, сразу не отвечал. Долго ходил по комнате и думал.
– Я тебе не верю, Сережа, – наконец выговорил Полянский. – Вернее, не совсем верю… Выслушивая твой рассказ, я получил шоковое состояние два раза. Первый раз, когда услышал от тебя, что эти уроды выбрали темой Иисуса Христа. А второй раз, когда ты поведал мне, что согласился над этим работать… Что касается моего первого шокового состояния… что же, видать, Апоков с Леснером окончательно зарвались… Но они получат свое… Обязательно получат! – Он угрожающе поднял указательный палец и посмотрел вверх. – За один только замысел получат… шакалы. Чтоб у них лапки поотсыхали… Уверен в том, что эта тема им не улыбнется, не дастся… Даже если текст будет писать такой талантливый парень, как Сергей Садовников… Что касается моего второго шока. Его я получил, когда услышал, что ты согласился. Как ты наверное, ожидал, я должен был тебя презирать… Но я не презираю. Я не верю, что ты согласился на такую работу из-за денег. Я тебя слишком хорошо знаю, мой ученик. Да. Ты мягкий, обходительный. Но я никогда не верил в твое малодушие, тем более в такой позорной степени. Вероятно, ты задумал что-то сложное и не хочешь мне об этом рассказать. И не один задумал, а с кем-то… Ладно, можешь не рассказывать. Я спокоен, потому что ты, в конечном итоге, не способен сотворить зло. Я всегда внимательно следил за всем учебным процессом в нашем институте и обратил внимание на твой излюбленный прием. Ты никогда изначально не сопротивлялся маразму, а старался довести его до абсурда, чтобы чья-то глупость стала видна всем. Помню, как парторг-идиот накануне Дня Победы предложил изготовить огромный фанерный щит с изображением Рейхстага и воинов-победителей, стоящих на его ступенях. Вместо лиц воинов должны быть отверстия, чтобы желающие могли подставлять свои лица и фотографироваться на фоне разгромленного фашистского логова. Ха-ха-ха! И ты, помню, будучи студенческим культоргом факультета, с энтузиазмом поддержал эту идею.
– Да, Марк Соломонович, – улыбнулся Сергей, – активно поддержал.
– Щит изготовили, разрисовали, выставили, а через неделю парторга сняли. Ты этого специально добивался?
– Да, профессор. Так оно и было. Добивался, чтобы этот придурок своими же руками себя и убрал.
– Вот видишь? Способен ты, оказывается, на еврейские поступки! – захохотал профессор. – И если ты на этот раз задумал сделать что-то подобное, но в другом масштабе, то я с удовольствием тебя поддержу. Потом расскажешь… Главное, помни золотое еврейское правило – не подставляйся! А по завершении дела прощения у Всевышнего не забудь попросить.
– Да. Конечно. Извините, но сейчас действительно не могу обо всем рассказать. Я в этом деле участвую не один. Да и задачу толком пока не могу сформулировать. Все как-то расплывчато…
– Не обижаюсь. Так что тебе конкретно от меня надо?
– Владимир Красно Солнышко. Материалы о Крещении Руси.
* * *– Полагаю, что общеизвестные материалы тебе ни к чему, а нужно что-нибудь особенное, да?
– Да. Лучше что-нибудь особенное…
– Ну, тогда идем вон к той стойке, там есть даже и подлинники…
Давя ботинками силикагелевые шарики, разбросанные по всему полу, они продвигались по институтскому подвалу, который и являлся хранилищем архивных документов. Каждая вторая лампочка не горела, отчего в обстановке серых облупленных стен и висящей в воздухе пыли создавалось тягостное ощущение. Хотелось как можно быстрее уйти отсюда. Наконец Полянский и Садовников подошли к старой деревянной стойке, вмещающей несколько запыленных ящичков.
