Александра Давид-Неэль - Посвящения и посвященные в Тибете
Но мы по-прежнему далеки от высот мистицизма. Дело в том, что не следует рассчитывать найти их скорее в Пота-ле, чем в любом другом большом государственном монастыре: Сэра, Гандане, Дрепунге и их отделениях вблизи Лхасы. В этих великих ламаистских учреждениях можно встретить людей выдающегося интеллекта, эрудированных ученых-философов, в чем-то скептиков, в чем-то эпикурейцев, а также небольшое число истинно религиозных лам, специфическая буддийская форма религиозности которых проявляется в благотворительности. Что касается тибетских мистиков, то они, как и их индийские собратья, предпочитают одиночество и живут в уединенных местах.
Истина принуждает нас лишить Поталу и ее правящего владыку того фантастического ореола, который незаслуженно создается вокруг них некоторыми людьми, но мы не должны бросаться и в другую крайность, заключая, что высшее учение сокрыто от далай-ламы и его ученых монахов некими почти недосягаемыми наставниками.
Мне кажется, я уже неоднократно и достаточно ясно высказывалась по этому поводу. Ни в самом буддизме, ни в его ламаистской форме, ни среди более ортодоксальных школ нет ничего эзотерического. Будда ясно и определенно говорил об этом своему двоюродному брату и ученику Ананде, хотя и здесь люди, незнакомые с буддийским каноном, считают, что ему было передано некое тайное учение.
"Я проповедовал Учение, ничего не утаивая, Ананда, не вводя различие на эзотерическое и экзотерическое. Я не уподобляюсь тем наставникам, которые боятся упустить нечто из своих рук или что-то скрывают", – так заявил Будда двоюродному брату незадолго до своей смерти, когда тот спросил, не осталось ли еще что-либо, чему он может научить своих учеников65. Следовательно, мы можем не сомневаться в том, что далай-лама имеет полную возможность получить исчерпывающие наставления в возвышенных философских и мистических учениях ламаизма. Со своей стороны я могу утверждать, что XIII далай-лама (скончался 17 декабря 1933 г.), с которым довелось мне беседовать, был глубоко осведомлен в этих учениях и мог в совершенстве их истолковать.
Ангкуры даруются далай-ламам так же, как и любому другому адепту ламаизма. Цзонхава, их великий духовный предок, испрашивал "посвящение" у нескольких наставников не только в юности, но и когда был уже признанным главой многих учеников.
Помните о том, что факт получения ангкура не обязательно означает, что получающий ангкур стоит ниже того, кто его дарует. Бывают случаи, когда двое лам обмениваются ангкурами при взаимном посвящении.
Естественно, невозможно узнать, какие мистические ангкуры получил далай-лама, или даже то, вступил ли он вообще на мистический путь. Точно так же невозможно узнать, какие ангкуры далай-лама способен даровать сам. Эту тайну хранит каждый наставник. Можно утверждать лишь то, что далай-ламы никогда не претендовали быть наставниками-мистиками или духовными руководителями и что не к Потале устремляются ищущие духовного просветления.
Тринадцать далай-лам сменилось в Потале до нынешнего монаха-царя. Большинство из них скончались в молодом возрасте, и только двое из них прославились, но по совершенно различным причинам.
Первый – Лобсанг Гьяцо, которого часто называют "Великий Пятый". Именно он обрел светскую власть над всем Тибетом и, как правитель, завоевал репутацию способного энергичного человека, не пренебрегающего помпезностью и церемониями, столь любимыми тибетцами.
Известность его преемника, шестого далай-ламы, по нашим западным меркам, – скандального происхождения, хотя и он заслуживает специального упоминания из-за предания, связанного с нашей темой.
Ребенок, которому по воле коварной судьбы было предназначено считаться перевоплощением Лобсанга Гьяцо и аватаром Ченрези, казалось, был необыкновенно способным. Несомненно, он мог бы быть как блестящим царем, так и изящным поэтом, если бы далай-ламы, хотя и будучи аватарами, не были вынуждены соблюдать монашескую дисциплину, включающую и строжайший целибат. Именно это последнее условие и оказалось гибельным для Цаньяна Гьяцо.
От звания аватара [тулку] нельзя отказаться; далай-лама не может сложить с себя полномочия. Молодой мужчина, чьи чувства не могло сдерживать занимаемое им положение, пренебрег порицанием своего окружения и дал полную волю своим греховным наклонностям.
Цаньян Гьяцо написал множество стихов, до сих пор очень популярных в Тибете. Они выражают тоску и борение бедного великого ламы. Здесь приведен вольный перевод некоторых из них.
Как ароматен персик в вышине!
Рукою не дотянешься к нему…
О, дева юная, очарование весны,
украдкой на тебя смотрю и вижу сны.
Тайком я на свидание спешу
обнять прекрасную любимую свою…
Увы, ту бирюзу, что найдена с трудом,
оставить должен навсегда потом.
К любимой все мечты обращены,
она близка, но не доступна для меня.
Приснилось мне -я в Океане отыскал
жемчужину, которой нет цены.
Болтливый попугай, замолкни, наконец!
Там, в роще у реки, подруга соловья поет.
Мне безразлична месть богов, и плод, что
предо мной лежит, вкусить не запретит никто.
Я обратился к мудрому ламе66, моля
направить к благу разум мой.
Но даже рядом с ним я как во сне, и
мысль стремится не к нему, а к ней.
Узреть лицо наставника, хотя б на миг, –
напрасен труд, в моем воображенье
незванно предстает любимой лик
необоримой силой, зовом и томленьем.
Мои мысли, блуждая, уносят меня далеко.
О, если б они так к Святому Ученью бежали,
то в краткий миг жизни, что мне отведен,
я Буддой бы стал, отринув земные печали.
На востоке, над вершинами гор,
диск луны ослепительно ярок…
И подобно ему, образ милой моей
неотступно скользит перед взором.
Бессонными ночами далеко мой разум
убегает из дворца, и дни мне не даруют
облегченья… Устало сердце без любимой.
Две следующие строчки, дающие прекрасное описание шестого далай-ламы, известны всем тибетцам:
В Потале он Ринчен Цаньян Гьяцо, а в Шоле и Лхасе – он молодой, веселый парень!
Что думали тибетцы о том, почему августейший Ченрези явился им в образе столь странного аватара? Вера заставляет людей видеть все в особом свете; несмотря на эксцентричность Цаньяна Гьяцо, большинство тибетцев продолжало верить в него.
Но китайцы, которые в то время все больше прибирали власть в Тибете к своим рукам, проявляли гораздо меньше терпимости. Они сместили чересчур пылкого далай-ламу и в конце концов убили его, вызвав тем самым недовольство всего населения Тибета. Напрасно предлагали они другого ламу, выбранного ими молодого человека, ссылаясь на то, что Цаньян Гьяцо не был настоящим аватаром и был утвержден по ошибке. Верующие отказались признать его новым шестым далай-ламой и нетерпеливо ждали перевоплощения несчастного Цаньяна Гьяцо.
Говорят, что в этом отношении Цаньян Гьяцо оставил следующее предсказание. Как и предыдущие стихи, оно очень популярно в Тибете:
О белый журавль, моим зовам внемли!
Дай мне сильные крылья свои.
В дальних краях не задержусь, только слетаю в Питан и вернусь.
И действительно, в провинции Литан был найден ребенок, удовлетворяющий условиям признания в нем перевоплощения покойного далай-ламы.
Изложенное выше представляет собой перечень исторических фактов. Я так подробно остановилась на них по той причине, что хотела познакомить вас с необыкновенной личностью Цаньяна Гьяцо.
Вероятно, он был посвящен в определенные методы, позволявшие – или, возможно, даже поощрявшие – то, что нам представляется развратом, каковым бы это и было в случае любого другого человека, но не "посвященного" в такую специфическую тренировку, о которой трудно говорить, не пользуясь медицинской терминологией.
Считать, что Цаньян Гьяцо был адептом подобных упражнений, наряду с другими данными нас заставляет и одна явно фантастическая история, символизм которой, однако, совершенно ясен любому, кто знаком с указанной тренировкой. Вот эта история.
Случилось так, что однажды Цаньян Гьяцо пребывал на террасе своего дворца в Потале в окружении тех, кто был возмущен его слишком вольным поведением.
"Да, у меня есть любовница, – сказал он в ответ на их упреки, – но и у вас, обвиняющих меня, они тоже есть, однако неужели вы осмеливаетесь думать, что близость с женщиной для меня значит то же самое, что и для вас?"
Затем он приблизился к краю террасы и помочился через балюстраду. Струя упала до фундамента Поталы, а потом "вознеслась" до верхней террасы и вернулась в великого ламу тем же каналом, из которого была выпущена. Великий Лама обратился к окружающим его:
"Попробуйте то же самое, – сказал он, – и если вам не удастся, то уразумейте, что мои отношения с женщинами отличаются от ваших".
Пересказанная подобным образом, эта история кажется просто фарсом, но мы можем считать ее искаженным изложением события, случившегося на самом деле.
