Арно Шмидт - Респубика ученых
А вот и аэродром: на эскалаторах орудовал персонал, состоявший из североамериканцев (однако местность считалась Нейтральной Зоной!): «За это мы должны были уступить «больши» ракетодром.» / Верно: там, впереди, уже сновали какие-то фигуры. / Или нет: будем всегда точны в наших выражениях: они отнюдь не «сновали»; пожалуй, они неторопливо расхаживали, приземистые и уверенные, держа в каждой руке по увесистому гаечному ключу. / И снова дальше, вновь немного назад по Портовой улице, делая сложные виражи и головокружительные повороты (может быть, отчасти и не такие уж необходимые?: Если судить по имевшемуся у меня плану местности, похоже, так оно и было. / Совершенно не ощущалось, что ты находишься на своего рода корабле!). -
Визит к современному отшельнику: «Я хочу удалиться от мира, жить в одиночестве: сообщил он восемь дней назад администрации острова; мрачно и односложно; и переехал в сельскую местность. / Запущенный, специально напоказ нестриженый и нечесаный, хотя костюм на нем сидел как влитой (имелся и телефон; на гардеробе, в прихожей. Проверил я между делом и его ватерклозет: роскошная туалетная бумага!: двойная; внешняя сторона прочная, ворсистая, не скользит; внутренняя шелковисто-гладкая и мягкая: Your family will be impressed — your guests will be rave about it,[158] «обладающая изумительной абсорбирующей способностью». А через 4 недели, когда эта бумага пройдет апробацию на острове, на ней будет понаписано много чего другого; только не думать об этом!) / Очаровательна та саркастически-горькая грубоватость, с какой он встретил нас. Он составил изумительнейшую коллекцию фраз и выражений, выражающих нелюбовь и презрение к роду человеческому, и ни одного из них он от нас не утаил — одно из них, настолько многословное, что я не успел записать его с первого раза, он со всей любезностью повторил для меня в целях его письменной фиксации. / (Но какова витальность этого человека!: Ему уже, должно быть, далеко за восемьдесят — ну, конечно: ведь он, если я не ошибаюсь, родился в 1921 году? — а у него еще не было ни одного седого волоса; все зубы целы; на какое время он заказал себе секретаршу? На пол-одиннадцатого? — Ну, вот, видите; у них тут вообще никаких забот. А у художников половые железы вообще словно из чугуна отлиты: взять того же Тициана — старику уже стукнуло сто, а ему все еще хотелось! А Фонтенель? Ну, этого вообще недаром прозвали «secretaire perpetuel».)[159] / И все же хозяин, казалось, был на удивление обрадован нашим визитом (хотя он и продолжал выдавать на всю катушку все новые и новые хохмы про отшельников, прохаживаясь по адресу «нарушителей» его уединения. Да мы и сами держались тише воды, ниже травы, полностью сознавая свою вину!) / В сущности, он был очарователен, этот старикан. И книги его — если он вообще их писал — были вовсе не так уж плохи. Хотя и — not in my line[160] —; но это еще ничего не значит. / Появившаяся точно к назначенному времени секретарша избавила нас от необходимости продолжать беседу: он, резко вскочив, оттеснил нас к двери; кивнул еще раз, грозно насупив брови (и демонстративно захлопнул дверь:!)
«Yes; exactly so.»[161] (Инглфилд, флегматично): «Самое позднее — через восемь дней он снова вернется в город». / Но были и такие, кто постоянно жил «у врат», за чертой города: Их здесь очень уважают.»: Тихие, работящие люди. Появляются в городе лишь раз в 4–5 дней, делают покупки; интенсивно используют сокровища библиотек; и регулярно предъявляют том, над которым работают: «Вот как Ваш Боб Синглтон, к которому мы сейчас едем.» (А я действительно с нетерпением ожидал встречи с ним, скандально известным атеистом, человеком, имя которого произносилось с ужасом!)
Стоп; сперва вот еще что: Он на удивление хорошо сохранился — я имею в виду господина отшельника: а ведь ему уже добрых восемьдесят семь! / В глазах Инглфилда, в самой глубине зрачков, забегали искры; он важно, со значением, хмыкнул; казалось, передо мной сидел другой человек, скрывающий какую-то важную тайну: «Да. — И нет» произнес он, склонившись над рулем. (Я почувствовал себя заинтригованным — что бы это значило? А может, все его тайны, вся его странная и, впрочем, бесполезная глубокомысленность яйца выеденного не стоят?: «Да» — это насчет того, что старику восемьдесят семь лет. «Нет»: насчет того, что он еще бодр: вот и все; что, или не так?).
Через «пашни & луга»:[162] обещающие плоды земные копошенье крестьян, обрабатывающих поля: они роются в земле и во весь голос регочут, ржут, словно лошади, роются и ржут, роются и ржут: часовщику под силу смастерить более совершенные механизмы! / Упряжка волов: черный бык с белой грудью напоминает священника; им правит атлетически сложенная мегера, завязавшая узлом какой-то лоскут на своих сальных волосах, в небрежно ниспадающем холщовом одеянии: я всякий раз выхожу из себя, когда слышу, как крестьян прославляют, называя их «сердцевиной нации»! Или тому подобную белиберду. Объясняю почему: не только для оживления ландшафта они присутствовали здесь (в виде оживляющих картину аксессуаров); но и для производства картофеля и зерновых на случай крайней нужды. Согреваемые солнечными лучами и орошаемые дождями пашни; загоны и хлевы для их разлюбезной скотины: уже дважды «сословие кормильцев» имело наглость потребовать предоставления ему «своей доли мест в правительстве острова». Правда, оба раза их тут же выселяли с острова; последний раз пришлось даже расстрелять главаря этой шайки — русского, как обнаружилось впоследствии, при вскрытии: «И это вместо того, чтобы безмятежно радоваться предоставленной им возможности жить здесь, вдали от военной опасности! Воистину: бесстыдству этих остолопов нет границ!: Во всем мире они препятствуют ввозу дешевого продовольствия: но раз уж им не под силу производить его по низкой цене, пусть подыщут себе другое занятие! / На выборах они принципиально голосуют за шовинистов и правых — что внутренне отвечает их способности поставлять, само собой разумеется, «лучших солдат»: то есть быков, выбирающих себе королем мясника![163] Инглфилд кивнул в ответ на мои рассуждения; но тут же и указал мне вновь границы допустимой критики, передернув плечами: «We need them!»[164] Против чего я с жаром запротестовал: «Разве русские и китайцы не добились величайших успехов, превратив своих крестьян в «сельскохозяйственных рабочих», не создали сельскохозяйственные фабрики по массовому производству продовольствия с помощью чисто заводской технологии?: Ведь именно этот подход и позволяет им производить продукты питания на добрую треть дешевле, чем у нас: так почему же мы не разрушим тот смердящий навозом ореол ложной святости, созданный вокруг этих жлобов; не отбросим прочь всю эту бредятину о «крови и почве»…/ Но он прервал меня; тихо и настойчиво — таким я его еще не видел:
«Мистер Уайнер: хочу дать Вам добрый совет: остерегайтесь выражать свое восхищение русскими: это может Вам страшно навредить! — Я получил — не хочу сказать «официальное»; но что-то приблизительно в этом роде — указание отсоветовать Вам наносить слишком продолжительный визит обитателям левого борта. Главное — ни в коем случае — а Вы, наверное, наметили это заранее — не проводите там последнего дня Вашего пребывания на острове, именно его. И покидать остров я бы не советовал Вам через Соврак».[165] (и снова льстиво-сдержанно): Проведите-ка Вы лучше Ваши последние завтрашние часы у нас: здесь еще есть много чего показать Вам. — В Ваше распоряжение будет предоставлен самолет вертикального взлета; и уже в тот же вечер Вы снова окажетесь на родном берегу Каламазу.» -
Теперь следовало соблюдать осторожность! Если этот тип действовал по поручению генерала Коффина — а сомневаться в весомости его намека у меня не было никаких оснований, — то, пожалуй, мне и следовало бы. Сменить диспозицию. / Но в тоже время оградить свою независимость и достоинство:[166] как соединить одно с другим?…/…/ Ага, кажется, нашел выход (а Инглфилд, полностью словно сросшись с автомобилем, не замечал, похоже, моей внутренней борьбы:/ Ну, что же, мистер Инглфилд, (и, приняв озабоченный вид, еще раз произвел необходимые подсчеты: Меня ни в коем случае нельзя упрекнуть в необъективности по отношению к восточной зоне и уже тем паче к нейтральной: что же касается данного случая, то я действительно не хотел бы дробить отпущенное мне и без того краткое время — пусть даже весьма приблизительно — на три части! Но что поделаешь — на посещение левого борта приходится всего 17: ну, скажем, 16 часов; но ведь я же американец, и никто не может поставить мне в упрек то, что я будто бы предпочитаю бывать лишь там, где могу (тут я сделал небольшую, едва заметную паузу, прежде чем «без запинки» произнес эти слова) — «э-э» — встретить понимание. / Так что не могли бы Вы заехать за мной завтра утром, часам к 9-ти, на левый борт?…»)
