Василий Владимирский - Повелители сумерек
— Э… Зина? — удивился я и тут же припомнил: Зиной звали одну из сестер. Но ведь она умерла? Неужели Яша не знает? И меня он, кажется, тоже не узнал. — Ее… ее нет, — наконец выдавил я.
— Да ну? А кто ж меня звал тогда?
— Тетя Клава.
— Клава? Младшая? — Яша запнулся, словно натолкнулся на стену, и проговорил уже совершенно другим голосом: — Вон как. Вон оно как. — Потом тряхнул головой. — Ну, Клава так Клава, лишь бы лодка плавала. — И легонько стукнул по капоту «Волги», — Зови ее, малец! Прокачу в лучшем виде, по‑барски, наособицу да с бубенчиком!
— Тете Клаве нездоровится. Она просила передать, чтобы вы ехали домой. — Я сказал то, что задумал, и с ужасом ждал ответа.
— Э‑э… нет, погоди, — протянул водитель. — Как же это получается? Сама звала, а теперь гонит. Уговор есть уговор. Постой‑ка, сокол. А может, ты все врешь? Пойдем‑ка в дом, разберемся.
Он надвинулся на меня, заслоняя солнечный свет.
— Вам нельзя внутрь! Нельзя! Уходите! Пожалуйста! — отчаянно завопил я, а затем изо всех сил бросил в Яшу то, что до этого сжимал в кулаке. Белая фигурка отскочила от груди водителя и упала в дорожную пыль.
Реакция мужчины была потрясающая. Он рванулся за костяным коньком, точно утопающий за спасательным кругом. Рухнув на дорогу, Яша подхватил фигурку. При падении очки свалились с переносицы, и я вновь увидел мутный свет его ужасных глаз.
Водитель баюкал фигурку, разговаривал с ней, точно она была живая.
Потом посмотрел на меня.
— Откуда… — прохрипел Яша, — откуда ты взял это? Там есть… еще? — Он начал медленно подниматься на ноги.
Я бросился к воротам, юркнул в калитку и налег на дверь.
Едва я успел повернуть ключ в замке, как толстые дубовые доски прогнулись от страшного удара.
Не став дожидаться, пока монстр сломает ворота, я кинулся в дом и принялся закрывать входную дверь на все многочисленные крючки и запоры. Затем бросился в трапезную — баррикадировать окна, потом метнулся в горницу. Я осторожно подкрался к окну и выглянул, прячась за горшками с геранью. Вопреки моим ожиданиям, Яша вовсе не ломился в ворота, а просто стоял и неотрывно смотрел на старый дом, словно увидел его впервые. Я мысленно повторял про себя: «Уезжай, уезжай. Пожалуйста!»
К моему удивлению, заклинание сработало. Яша повернулся, открыл дверцу машины, и вскоре о том, что он был здесь, напоминали только облако дорожной пыли перед воротами да шум мотора, удаляющийся в сторону Ельчика.
Я подождал еще немного, удостоверившись, что белоглазый не собирается возвращаться, и отправился в комнату тети Клавы. Я не знал, что ей сказать. Как объяснить, почему Яша уехал?
К моему облегчению, лгать мне не пришлось. Тетка мирно спала, смешно причмокивая во сне. «Грозовая» брошь мертвым жуком покоилась у нее на груди. Я облегченно вздохнул. Скорее всего, Клавдия и не вспомнит о том, что «звала» водителя. Чтобы обезопасить себя, я забрал брошь.
Я подошел к окну теткиной спальни, выходящему на соседский двор, пытаясь понять, что за звук заставил меня выронить брошь. На оконном карнизе лежал мертвый воробей.
* * *Бабушка с доктором явились часа через два. К этому времени я уже почти успокоился. Они разбудили Клавдию. Горбоносый долговязый врач напоминал худого, нервного грача‑альбиноса. Неряшливый, всклокоченный, он метался вокруг кровати, наклоняя большую голову то вправо, то влево. За его спиной, точно два крыла, поднимались и опадали полы белого халата. Когда дело дошло до стетоскопа, меня из комнаты, конечно, выставили. Из‑за неплотно прикрытой двери доносились обрывки малопонятных фраз: «Тремор верхних конечностей… аритмия… верхнее давление в норме, а вот нижнее… вот‑с… подозрение на микроинсульт… галлюцинации вызваны спазмом… постельный режим».
Дверь заскрипела, открываясь, и я поспешил спрятаться в трапезной.
— И запомните, вам ни в коем случае нельзя волноваться. Ни в коем случае, понимаете? — Теперь голос доктора был слышен отчетливо.
Вскоре они с бабушкой вышли во двор, и я последовал за ними.
— …Вас я понимаю, — говорил доктор, — отдых — дело святое. Но вот Клавдия Николаевна, это же совершенно другое дело! Человек пожилой, одинокий. Все что угодно может случиться. Поразительно, как она беспечна! Ведь у нее же квартира за рекой, со всеми удобствами. На дворе двадцатый век, люди в космос летят, а здесь Средневековье какое‑то, право слово. Даже телефона нет. А зимой? «Скорая» сюда не доедет. Это я вам заявляю со всей ответственностью.
— Да ведь это ее дом. Здесь она выросла. Как же его оставить? А вдруг разворуют все? — тихонько возразила бабушка.
— В ее возрасте не об имуществе надо беспокоиться, а о здоровье! — отрезал носатый эскулап. — Вот не хотел вам говорить, а теперь скажу. Сегодня ночью к нам доставили вашего соседа Егора Тимофеевича Толстопальцева. Множественные ранения горла, рук и ног. Вот‑с.
— Это кто ж Егор Тимофеевич? — удивилась бабушка. — Я вроде таких не знаю. Постойте! Это Егорка, что ли? Он к Клаве за бутылкой ходит.
— Он самый. Только в этот раз не дошел ваш Егорка.
— Что ж с ним случилось?
— Собаки, — доктор поднял чемоданчик, — собаки его порвали. Та стая, что у Ельчика живет. Повезло ему, что пьяный был. На трассу сам выбрался. Первый же водитель его и подобрал. Народ у нас добрый.
* * *— Это кто ж такой — вурдалак? Упырь, что ли? — заинтересованно спросил Вовка, демонстрируя неожиданные познания в классической литературе.
Мы сидели на старых телеграфных столбах, сложенных поленницей у Вовкиного дома, и ели мороженое.
— Вроде того. Только на вид не страшный. Будто обычный человек, а на самом деле — нет.
— Не, Яша на упыря не похож. — Вовка глубокомысленно поковырял в носу. — Вот Егорка ваш — этот точно упырь, или как там — бурдалак.
— Да при чем тут Егорка?! — разозлился я.
— А давай за ним проследим? — неожиданно предложил Вовка.
— На фига? Он же в больнице лежит.
— Не за Егоркой, балда! За Яшей. Вдруг он и правда шпион? — Глаза младшего Пичугина горели охотничьим азартом. Видно, он представил себя бравым контрразведчиком из мультфильма «Шпионские страсти» и от версии о том, что водитель тети Клавы — вражеский резидент, отказываться не желал.
— А что? Давай! — Я совсем не был уверен, что хочу снова встретиться с белоглазым, но спасовать перед Вовкой не мог.
— Если что найдем, дяде Степе из шестой квартиры расскажем. Он майор милиции.
— Может, сразу расскажем? — с надеждой предложил я.
— Не, сразу нельзя, — покачал головой рассудительный Вовка. — Ты «Следствие ведут знатоки» видел? Мы ему про Яшу скажем, а он тут же спросит: «Какие у вас доказательства? Где улики?» А у нас ничего и нет. Вот если бы рацию найти или еще чего‑нибудь. Ну, пистолет там, паспорт фальшивый или парашют прикопанный. Тогда можно.
— Ну хорошо. Давай проследим. — Я почувствовал, как проникаюсь Вовкиным энтузиазмом. — Завтра вечером бабушка на почту пойдет. Ей в Москву позвонить надо. Вот тогда и приходи.
* * *Идти по незнакомой улице без взрослых было непривычно. Чувство свободы смешивалось с робостью, радость со страхом. Совсем не так ведут себя настоящие борцы со шпионами. Я утешался только тем, что Вовка тоже был не в своей тарелке.
Мы спускались по улице и с каждым шагом все явственнее ощущали на своих разгоряченных щеках влажное дыхание реки. Запахи тины, прели и болотных растений будоражили ноздри. Пойма надвигалась на нас в буйстве зелени, криках птиц и гудении насекомых. Впереди изумрудными полусферами вспухали кроны старых ив, сторожащих берег. Природа, питаемая водным источником, властно брала здесь свое, а человеческое присутствие, напротив, умалялось. Жалкие полуразрушенные лачуги у подножия холма покосились и вросли в землю. Почти невидные под гнетом плюща и дикого хмеля, чернели провалы окон. Вороньим глазом поблескивали редкие сохранившиеся стекла.
— Вот сюда он сворачивает. Мы прошлой осенью за грушами к тете Клаве приходили, и я видел. — Вовка указал на малозаметный проулок.
— А ты уверен? — Я недоверчиво взглянул на узкий проход, отделяющий последний перед прибрежными зарослями ряд домов от остального массива зданий. — Здесь едва машина пройдет, и дома как будто нежилые.
— Точно здесь. Честное октябрятское! — заупрямился Вовка. — Вон, смотри. Следы колес свежие.
Решив довериться елецкому пинкертону, я свернул с улицы в проход. В этом месте еще явственней ощущалось проклятие запустения. Почерневшие щербатые заборы не скрывали заросшие сорняком дворы и ветхие постройки.
— Здесь парк хотели разбить, уже года три как, обещали даже хоккейную коробку поставить, — отчего‑то шепотом сказал Вовка. — Да вот не разбили.
Следы шин вывели нас к небольшому пустырю. На его краю возвышалась куча песка, обильно поросшая дикой ромашкой и львиным зевом. Рядом бесформенной массой темнел наваленный как попало рубероид. Из буйных кустов, окаймлявших пустое пространство, торчали серые туши бетонных плит. Похоже, здесь действительно собирались что‑то строить. Следы огибали кучу песка и терялись в прибрежной зелени.
