Гоар Маркосян-Каспер - Ищи горы
— Прошу внимания, — сказал Железный Тигран, и «избранник судьбы» очнулся.
— Как у тебя, Лино? — спросил Тигран у сидевшего за соседним столом связиста станции.
— Все на связи, шеф, — бодро отрапортовал тот, снимая пальцы с сенсоров пульта.
Железный Тигран поправил приколотый к лацкану микрофон, почему-то алый, похожий на цветок, какие некогда вставляли в петлицу.
— Перицена, приветствую всех, — заговорил он негромко. — Проверка связи, ребята. Прошу отвечать. Первая группа.
— Слушаем, шеф, — отозвался веселый молодой голос. — Из четырех членов группы на связи трое. Четвертый работает, подключиться не может.
— Хелло, Джерри… Вторая группа… Здравствуй, Костя. Все на связи?
На подобном совещании Дан присутствовал впервые. Идя в зал, он и не подозревал, что участвовать в разговоре будут все разведчики, находящиеся на Перицене и около нее… Хотя, пожалуй, можно бы и сообразить, в зале было всего-то человек двенадцать, включая Нику, Индиру и инженера систем жизнеобеспечения станции…
Закончив перекличку, Железный Тигран перешел к делу.
— Я привез перевод ваших находок, — сказал он. — Сейчас вы с ним ознакомитесь. Потом краткий обмен мнениями, время на обдумывание и завтра окончательное обсуждение. Предварительно скажу, что догадка Марана подтвердилась. Язык записей и язык дикарей несомненно один и тот же, просто за прошедшее время — ориентировочно двести-двести пятьдесят лет, он настолько деформировался, что это затруднило расшифровку. А теперь перевод.
На большом экране, полукругом охватывавшем половину зала, появились хорошо знакомые Дану листы «пергамента». Первый из них придвинулся, давая возможность рассмотреть покрывавшие его загадочные знаки, потом знаки исчезли, их заменил текст на интере. Одновременно зазвучал голос диктора. Слишком крупные буквы раздражали Дана, он закрыл глаза и стал слушать.
— Вчера в полдень… руки со дня основания города и страны Атаната произошло страшное. Перед словом «руки», как видите, находится одно из выражений, не поддающихся переводу, — интонация голоса изменилась, из торжественной стала деловой. Дан открыл глаза… Действительно, в текст на интере были вкраплены отдельные слова на языке оригинала. — Видимо, это порядковое числительное.
— А что значит «руки»? — спросил голос, слегка усиленный динамиками.
Железный Тигран положил палец на сенсор, остановив демонстрацию.
— Ну, Джерри, — сказал он недовольно. — Имеется в виду число пальцев на руке, разве не ясно?
— Это мне ясно, но какое именно? Три или пять?
— Пять, — сказал Маран, сидевший напротив Дана и смотревший вместо экрана в потолок.
— Почему?
Маран задержался с ответом, и Дан подумал, что он сейчас опять произнесет сакраментальное «интуиция», но тот объяснил:
— У жителя Перицены пять пальцев на руке. Если б имелась в виду не его рука, а какая-то другая, было бы дополнительное определение. И потом, в языке дикарей есть число «три».
Железный Тигран кивнул.
— Согласен. Пошли дальше.
— Великий ужас опустился на древнюю землю Атанаты, нежданный и непонятный. Я провел в Верхнем храме все утро, просматривая книги и отбирая те, которые нуждались в новых переплетах. И вдруг почувствовал, как заколебалась земля, мягко подняв и опустив камни основания храма. Когда вместе с прочими служителями и пришедшими в этот ранний час помолиться великому богу Засану верующими я выбежал на площадь перед храмом, взору моему представилось зрелище, величественнее и мучительнее которого я не видел в своей жизни. Возвышавшаяся над городом башня Дома Правителя пошатнулась и на наших глазах рассыпалась в пыль. Вслед за ней стали рушиться другие высокие строения города. Я услышал рядом с собой голос Старшего жреца храма.
— Великий бог Засан покарал неверных, — проговорил он торжественно.
Я не жрец, я всего лишь скромный хранитель книг, не посвященный в тайны богов и веры, но мне показались кощунством эти слова, ведь мы видели гибель великого города и великого народа. Однако я не посмел возразить жрецу. Простая женщина из верующих вскричала, как безумная:
— Какие неверные?! Там мои дети! Там были мои дети! Ваши боги убили их, когда я молилась за них в вашем храме! Мои дети…
Тогда закричали и заплакали остальные, но заглушая их вопли, от гибнущего города до нас докатился повергавший душу и разум в ужас гул, в котором слились грохот рушившихся зданий с подземным рокотом и — то ли я услышал его, то ли он пригрезился мне — многоголосым воем. Над развалинами домов показались языки пламени. Земля продолжала слегка колебаться, но храм за нашими спинами стоял несокрушимо, как и высившийся… к заходу солнца… Непереводимое слово, очевидно мера длины, — эта вставка потрясла Дана своей неуместной рациональностью, он выпрямился в кресле и уставился на экран, на котором, впрочем, ничего не происходило — …величественный храм покровительницы города богини Анант. Река времени, бесконечно долго омывавшая древние храмы, не сдвинула с места ни одного из камней, на которых они покоились. Каково же было наше изумление, сменившееся леденящим ужасом, когда гигантский храм Анант словно оторвался от земли и поднялся в воздух — но не для того, чтобы улететь в небо, а чтобы рассыпаться в прах. Потрясенные гибелью храма верующие попадали ниц, некоторые рвали на себе волосы и голосили, но самое тяжкое испытание еще ждало нас впереди. Небывалый, разрывавший уши грохот донесся до нас от храма Анант, а потом мы увидели невиданное. Равнина между храмом Анант и храмом Засана задвигалась, вспучиваясь и опадая. Словно войско великанов, живущих во чреве земли, шло на нас войной, задевая головами тонкое покрывало цветущих трав. Вот они дошли, отшвыривая толчками обезумевших людей и вступили под основание храма. Первые из великанов толкнули снизу большие камни, на которых он стоял, оторвали их вместе со ступенями от земли и опрокинули. Основание увлекло с собой фасад, смяло крышу и боковые стены. Нам повезло, что стены упали в противоположную от нас сторону, иначе они погребли бы нас под собой… Впрочем, кто знает, повезло ли?.. Хотя на меня не упало ни единого камешка, вздыбившаяся земля частично засыпала меня, и я потерял сознание. Когда я очнулся, была ночь. Темная, беспросветная, беззвездная ночь, и даже горевшие на развалинах гигантские костры, которых не разжигала рука человека, виднелись, как сквозь туман. Прошло много часов… Понятие идентифицировано условно, — вставил диктор, — …прежде чем мы, немногие уцелевшие, поняли, что это была вовсе не ночь. Вначале, найдя друг друга наощупь, мы решили дождаться рассвета, хотя те, которые не потеряли сознания, утверждали, что стемнело вдруг, в середине дня. Но более здравомыслящие не поверили, подумав, что у говоривших так отшибло память. Однако счетчики времени описали уже трижды по три руки, а летняя ночь длится… Дальше идет число, которое по троичной системе мы идентифицировали как восемь…
— Не понимаю, — удивленно вмешался Патрик, до сих пор молча сидевший в своем кресле, — в одной записи использовано две системы счета?
— Как видишь.
— Но как это возможно?
— У нас и у вас тоже разная система счета, — сказал Маран.
Железный Тигран кинул на него быстрый взгляд, в котором, как показалось Дану, мелькнуло одобрение.
— При чем тут это? — пожал плечами Патрик.
— Обсудим потом, — остановил его Тигран. — Слушаем дальше.
— Стало трудно дышать, воздух был полон пыли и грязи, и когда установленное время прошло, мы поняли, что случилось. Сама земля поднялась вверх и закрыла небо и солнце, пропитала воздух. Между тем, наиболее слабые начали задыхаться, и Старший жрец, послав нескольких смельчаков в центр города, принял решение провести всех, кто уцелел, в Нижний храм. Большинство известных только жрецам потайных ходов было завалено, прошло немало времени, прежде чем удалось найти дорогу. Старший жрец приказал накормить людей из запасов продовольствия, находившихся в храме, и выделить им место для отдыха. Уставшие до изнеможения, измученные, убитые горем люди, большинство из которых лишилось дома и близких, падали вповалку на каменный пол и засыпали, не дожидаясь пищи и воды. Я же лег только после того, как убедился, что нижнее хранилище книг уцелело — эта сокровищница мудрости осталась теперь единственной, ведь верхнее хранилище погибло безвозвратно. Лег, но не смог заснуть, тяжелые мысли не давали мне сомкнуть глаза. Так, лежа, я дождался, пока счетчик времени возвестил о приходе утра. Но утро это не принесшее света, принесло новое несчастье, вернее, несчастья, ибо нет им числа. Вернулись двое из тех, кого Старший жрец послал посмотреть, что сталось с городом. Они рассказали, что города нет. Город превратился в кучу щебня, и на развалинах его пылают костры, горит все, что может гореть. Живых нет, одни трупы. Наверно, все, кто остался жив, бежали. И хуже всего, в развалинах свирепствует неведомая болезнь, от которой на обратном пути в жестоких муках умерли другие двое, которые были с ними. Вернувшиеся поникли головами в предчувствии скорой своей гибели, и тогда Старший жрец, пытаясь ободрить их или сам веря в слова, которые произносил, обещал им, что бог Засан, в чьем доме они находятся, этого не допустит. И слова эти погубили все. Обезумевшие от боли и страха, от понесенных утрат спасшиеся в храме люди стали богохульствовать и проклинать Засана, а когда жрецы попытались вразумить их, неистовая толпа накинулась на жрецов с камнями. Был убит Старший жрец, погибли многие служители. Но этим не кончилось кощунственное буйство. Толпа сумасшедших ворвалась в Святилище Нижнего храма и обступила алтарь, выкрикивая оскорбления и поношения, а потом один из них — о горе нам! — обрушил удар подобранного где-то молотка на голову Засана. Отшатнулся я и закрыл глаза, думая, что молния поразит святотатца. Но молнии не было, и когда я открыл глаза снова, то, содрогаясь, увидел, как люди бросились к статуе бога Неца, стали срывать с себя все ценности, какие у них были, и повергать к его стопам с бессвязными мольбами о помощи и прощении. Подобного душа моя вынести не могла, и, спрятав лицо в ладонях, я бросился прочь из оскверненного Святилища. Я ждал новых несчастий, которых уже не отвратит от нас Засан, ведь мы отреклись от него. И несчастья не замедлили последовать. Через несколько часов умер один из тех, что посетили город, умер от неизвестной болезни, молниеносно поразившей его и его спутника. Он очень страдал, а перед смертью совсем обезумел — кричал и метался, бился об стены и пол, а из носа и рта его беспрерывно текла кровь. Когда наступил вечер, о чем мы могли судить только по счетчикам времени, умер второй, а час назад, в довершение всего, обвалился свод в одном из залов Нижнего храма, задавив всех, кто в нем расположился, и закрыв один из двух еще целых потайных входов. И тогда было принято единственно верное решение: оставить храм и уйти с окраин города. Идти в села и малые города страны, идти, пока не выйдем из погубленной местности. Как ни горько мне будет покинуть мои книги, я тоже пойду, ибо другого выхода нет. Пойду, надеясь когда-нибудь вернуться за мудростью, скрытой в этих стенах. Идти решено утром. А пока у меня есть немного времени… нет, у меня уже нет времени, уже почти утро, ночь пролетела, как один миг, пока, закрывшись от шума и суеты в хранилище книг, я поспешно записывал то, что увидел и услышал. Я оставлю эти записи здесь, чтобы, если мне не суждено вернуться, те, кто будет жить после нас, узнали о конце великого города Атаната. Перед тем, как завершить свой торопливый труд, я должен добавить еще несколько слов, самых трудных и горьких. Что это было? Явление природы? Ни в одном из множества книг, собранных в наших хранилищах, не говорится о подобных явлениях природы. Возможно ли, чтоб такая катастрофа была делом рук человеческих? Я не знаю о подобных силах, подвластных человеку, но если и есть нечто за пределами моего знания, это может быть лишь частью божьей кары. Слова произнесены. Но если нас настигла кара богов, значит, мы заслужили эту кару? Чем? В чем наша вина? Я задаю себе этот вопрос и стыжусь сам себя. Ведь эту кару предсказывали жрецы и служители храмов еще до моего рождения, со времени первого пришествия бога Неца. Когда Нец потребовал, чтобы народ Атанаты отказался от своих древних богов и молился ему одному, Великий жрец объявил Неца лжебогом, ибо истинный бог не может заставлять целый народ отрекаться от веры своих отцов. К несчастью, молодые жрецы ослушались его и признали Неца истинным богом. Тогда Великий жрец сложил с себя свой сан и ушел в добровольное изгнание. Уходя, он пересек весь город, пророча его жителям и самому городу гибель и забвение. И вот его пророчество исполнилось. И этот конец закономерен. Насаждение чужих нравов, презрение к древним богам, отречение от собственного прошлого, измена заветам предков, недоверие к мудрости старинных книг и слепая вера в чужие знания, и в итоге вражда между отцом и сыном, непонимание между матерью и дочерью, отдаление правителей от жрецов и тех и других от народа, отчуждение, нелюбовь, наконец, ненависть — вот плоды, поизросшие из семян, посеянных… Но за мной пришли, пора уходить. Прощай, Атаната, да смилуется над тобой великий Засан.
