Александр Петров - Джихан-2
Стоило отойти, как мне вдруг захотелось смеяться, точней дико ржать. Я давился хохотом пытаясь сдержаться, потом не выдержал. На меня стали оборачиваться. Я смеялся долго, до слез и икоты. Помню мне были до одури весело от понимания нелепости сочетания икон с генератором СГ разряда и крестного хода в накидках из металлизированной пленки под хоругвями.
Продолжая веселиться, я поднял кусок кирпича и метнул в ближайшею машину. Стекло водительской двери разлетелось от удара. Тишина лопнула грохотом удара и шелестом падения осколков. Отец что-то кричал. Возница ему вторил. Я не обращая внимания на их негодующие возгласы, опустил руку в салон и нащупал ручку и потянул. Дверь открылась с отвратительным скрежетом. Я нырнул в салон и устроил форменный обыск, проверяя содержимое его самых потаенных уголков. Мои старания были вознаграждены. В процессе осмотра, я дернул за рычаг. Сзади что-то щелкнуло и с хрустом сломалось. Я вылез проверить и обнаружил, что крышку багажника можно поднять. Я дернул, обнаружив внутри прекрасно сохранившийся ящик с инструментом и биту — длинную деревянную дубинку.
Федор перестал орать и деловито принялся расколачивать стекла следующей машины. Вначале он запузырил камнем в лобовое. Но триплекс выдержал удар. Я показал ему куда надо бить. Возница нашарил в салоне термос и, воровато оглядевшись, засунул его за пазуху. Его примеру последовала вся колонна. Мужички не заходили в дома, боясь вампиров и призраков. Но на автомобилях отыгрались все, выдрав из доисторического металлолома все мало-мальски ценное с их точки зрения.
Скоро мой порыв угас. Я смотрел по сторонам и точил слезку, при виде разрушений на улицах Мертвого Города. "Какую жизнь просрали" — вертелось у меня в голове.
Папа вполголоса выговаривал мне за варварство, вандализм и подачу дурного примера "людям, стоящим много ниже в умственном развитии". Не преминул он заметить, что за свои поступки надо уметь отвечать, а не лить слезы как девчонка.
Закончив, отец пошел к князю на совещание.
Возница сочувственно посмотрел на меня.
— От этой водички хитрой приход разный бывает, особенно по первости, — заметил он. — Не держи в себе. Хочешь — смейся, хочешь — плачь. Хошь — тачанки бей. Но главное — не держи…
Я кивал, продолжая лить слезы.
— Ты парень головастый, не то, что твой батя-телепень. Сообразил вот… — продолжал утешать меня дядя Федор. — А мы эти жалезки и тронуть боялись, думали налетять демоны.
Я меланхолически кивал ему в ответ, поражаясь тому, насколько толстокожий мужик этот Федор, раз его не трогает печальный хаос вокруг.
Солнце было еще высоко, когда мы достигли расчетной точки. Лейтенант Кротов распределил людей по разным обьектам. Нам достался самый важный — оружейный склад. Другим выпало пошарить в учебных корпусах, автопарке и хранилищах ГСМ.
— Давай, Федор, давай, — поторопил отец возницу. — Вечер близится. А нам оружие искать, замки пилить. Да и проверить не мешало бы то, что найдем.
Федор молчал и отец продолжил.
— Это место военные до конца охраняли, оттого его не тронули ни грабители, ни новая власть. Метро рядом, подвал. Значит мощность стазисного поля была достаточной. Все должно быть в порядке.
Поплутав по улочкам, застроенным 4–5 этажными домами, которые нависали над головой точно скалы в ущелье, телега подъехала к складам.
Возница было заартачился, но сзади шумели и отец был непреклонен. Наша телега первой въехала через ржавые, развалившиеся ворота. Папа нетерпеливо спрыгнул и побежал искать нужный отсек. В этот момент он не думал ни о вампирах, ни о нас, ни даже о себе.
— Чтоб ироду поганому, князюшке нашему, ни дна, ни покрышки не было, — зашептал дядя Федор крестясь. Потом он обратился ко мне. — Чтоб у твоего папашки, — елдак с мудями на лбу вырос, удружил, благодетель, впереди всех загнал.
— А чего тебе не нравится? — ответил я. — Раньше сядем, раньше выйдем.
— А ты не знаешь малец, так пасть зазря не открывай, — оборвал меня возница. — Мертвецы, они обычно первых забирают.
Было видно, что мужик взаправду испуган.
Другие люди, увидев, что кто-то уже пересек границу территории, гурьбой вломились и стали полезли проверять углы, в надежде разжиться чем-то ценным. Но вскоре у закрытых дверей встали караулы, а дружинники вытеснили лишних обратно на улицу, и сами занялись мелким мародерством
Вернулся отец. Его глаза горели от нетерпения.
— Чтож ты, ирод, — стал выговаривать ему дядя Федор. — Не жалко тебе себя, не жалко тебе меня. Но ты и родного сына не пожалел, гад ползучий.
— Ты что это, Федор Иванович? — поинтересовался папа. — В сказки веришь?
— И не сказки это вовсе, чудила ученая, — возмущенно ответил ему возница, — а правда заподлиная. Мертвяки, они первого, кто к кладу древнему пробрался забирают.
— Ерунда, Федор Иванович, — отвечает отец. — Подай-ка мне мой ящик с инструментом.
— Да на, подавись, — зло отвечает дядя Федор, спихивая ему здоровенный, добротный, с металлическими уголками и заклепками ящик. — Занес бы, не переломился. Умнай… Пронести два шага было лень, погибай, Федор Иванович, не жалко.
— Не ругайся, Федор, — оборвал его отец, едва успев подхватить его с одним из своих помощников. — Будешь зудеть, попомни, что кнутов кругом сотня, а зад у тебя один.
Видно, что возница его достал. Это, накладываясь на раздражение, усталость и страх ошибки, заставили его говорить резко и почти грубо. Как не странно, таким отец мне нравится больше.
— Данилка, — папа помахал мне рукой от дальней двери. — Иди сюда.
Я птичкой подлетел к нему, хотя при иных обстоятельствах заставил бы себя долго упрашивать.
Из ящика достали инструмент для вскрытия дверей, прожекторные стойки, фонари, латаные — перелатанные провода, металлоискатель и особую гордость отца — большую микросотовую батарею, способную по его словам обеспечить электричеством каждый дом во Владимире.
Я не сильно понимал, как она может это делать, да и папа тоже, хоть он и пытался сказать что-то умное, произнося мудреные слова типа "электродвижущая сила", "электрон-позитронный вакуум", "возбуждение энергии покоя". Зато он может часами объяснять, как работали генераторы ГЭС и ТЭЦ, как были устроены паровые и водяные турбины, как энергия движения при пересечении силовых линий магнитного поля превращалась в электричество.
Силантьев, тот самый, что бил Репкина у спецхранилища, рисуясь спросил папу.
— Сергеич, этот, что-ли ломать?
— Да-да, — пожалуйста, ответил папа.
Здоровенный как лось дружинник с оттягом ударил по насквозь ржавому замку, да так, что не только сбил его вместе с клямками, но и по инерции пробил огромную дыру в двери, фактически сломав ее нижнюю часть.
— Глянь, — спросил он — нормально?
— Сейчас посмотрим, — ответил отец, пытаясь распахнуть широкую, обитую ржавым железом дверь.
— Погодь, — сказал разводящий, отодвигая отца.
Дружинник просунул руку в пролом и дернул так, что вырвал дверь с петлями.
— Вот как надо, — довольно сказал он.
"Сила есть — ума не надо", — пронеслось у меня в голове.
Солдаты с оружием наперевес забежали вовнутрь, словно там может быть противник. Через некоторое время, оттуда донесся крик — "Порядок! Заходи!".
Пространство склада было заполнено пропыленными, серыми коробками. Была там и списаные, железные ящики-сейфы с оплавленными прорезами на дверцах и просто развалившаяся старая мебель. У противоположной стены виднелись ступеньки в подвал.
Дружинники установили прожектора, которые залили помещение мертвенным, резким, бьющим по глазам светом. Но в подвале всеравно все тонуло в кромешной тьме. Стало только видно, что проход перегорожен толстой, хорошо сохранившейся решеткой.
Взрослые засуетились, сверяясь с планом помещений и готовя приспособления для вскрытия замка. Отец закричал на Силантьева, чтобы тот оставил в покое кувалду и действовал фомкой и ломом, предварительно полив водой место манипуляций.
Папа опасался, что в замкнутом пространстве мог находиться газ, который взорвется от малейшей искры
Пользуясь тем, что на меня никто не обращает внимания, я отошел в сторонку, заинтересовавшись странным мешком в углу. Нога зацепила что-то в пыли. Я нагнулся и подобрал прямоугольную коробочку, на которой было написано «Спички». Коробок был почти полный. Я сунул его в карман, решив испытать на досуге старинное средство добывания огня, о котором так много слышал от отца и читал в книгах.
И тут я получше рассмотрел то, что пряталось в полумраке у стены. То, что я принял за мешок, было когда-то человеком, одетым в тулуп и валенки. За века тело высохло, кожа истончилась до толщины бумаги, потрескалась, обнажая засыпанные пылью кости. Пустые глазницы мертвеца вопрошающе — гневно взглянули на меня, словно негодуя из-за нарушения его покоя. Труп был одновременно неживым, словно никогда и не жившим, но при этом имеющим отвратительное, тошнотворное сходство с человеком. В его высохших глазах, засыпанных пылью, стояло тоскливое злобное ожидание, а видимые сквозь растрескавшуюся кожу зубы, казалось, таили насмешку и угрозу.
