Павел Виноградов - Деяние XII
Руслан, внушительный мужчина, что-то быстро пишет за огромным дубовым столом в величавом кабинете.
Тот же Руслан, но в более фривольном виде, в этом же каюнете на кожаном диване рядом с длинноногой блондинкой, чья одежда ещё в большем беспорядке, чем его.
Руслан, погрузневший и заматеревший, обзаведшийся солидными очками и твёрдой шляпой, но не потерявший мужественной красоты, в окружении почтенных старцев важно стоит над огромной надписью «ЛЕНИН»…
Потом пошло другое: по-прежнему юный Руслан проходит сквозь железную калитку и видит за зеленым газоном красивое жёлтое здание. Его ведёт по анфиладам парадных залов офицер в синей форме и белоснежной фуражке, а потом в уютной комнате с ним беседует благожелательный улыбчивый мужчина с большими залысинами. И уже Руслан в ослепляющем свете, под жужжание камер, рассказывает что-то возбуждённой толпе людей, лихорадочно царапающих в блокнотах. И он же, возмужавший, в ковбойской шляпе и тёмных очках, ведёт угловатую ярко-красную машину по долгому шоссе и останавливается у милого трехэтажного особняка, на асфальтовой дорожке перед которым его встречают улыбающаяся красивая женщина и пара ухоженных детей.
Последним видением было такое: откинувшись в покойном кресле перед камином, покуривая толстую сигару, он с довольным видом рассматривает книжку в яркой обложке. Имя автора выявилось в зеркале четко: «Ruslan Zagorovsky»…
– …Яко исчезает дым, да исчезнут! – вырвалось из недр его сознания, и амальгама вмиг померкла.
Он ощутил мимолётное сожаление, что видения прервались. Ошеломлённо всматривался в повисшую перед ним муть, вновь забыв слова молитвы. Муть стала проясняться, что-то зашевелилось, спеша оформиться и явить себя.
Из глубины колдовского зеркала на него вновь глянул мёртвый глаз Розы.
«Зачем ты это сделал? – проскрипело в его мозгу. – Это варианты твоего будущего. Ты же за этим сюда пришел, нет?.. Ну, давай, давай, поищем другие линии, посмотрим. Весь мир перед тобой!»
В зеркале опять началось движение, предвещающее появление новых картин. Но другой знакомый голос всколыхнул мозг, словно удар в висок: «Помни: они – ничто!»
– …Яко тает воск от лица огня, тако да погибнут беси от лица любящих Бога и знаменующихся крестным знамением! – возгласил он в набирающую силу картину, и она вновь расползлась призрачными завихрениями.
Зеркало померкло, он погрузился в непроглядную тепловатую тьму. Но она тут же осветилось нереальным зелёным свечением. Цветок в судорожно сжатых руках забился в лихорадочном ритме, с каждой пульсацией выбрасывая волну красного света, вновь стал невыносимо печь руки. Перед юношей заколыхалось нечто грандиозное, чего он сначала не мог осознать: просто розовое, очень большое – живое. Но постепенно понял, что видит цветок, почти такой же, как его, но гигантский. Он качался прямо над его головой на змееподобном стебле.
Руслан завороженною смотрел на мясистые розовые лепестки, покрытые жирно лоснящейся влагой. Системой сложных складок они прикрывали маленькое отверстие в центре, чёрное, как зрачок мёртвого поэта. Эта дырочка почему-то вдруг стала страшно важна и привлекательна для Руслана. Огонек в его руках бешено пульсировал, от чего по всему телу расходилась сладкая истома.
«Ру-усик! Русь!» С восторженным содроганием Руслан понял, что его зовет Инга.
«Я жду-у! – манил голос. – Приходи, милый! Я жду, как и обещала! Мы будем счастливы. Тебе со мной будет очень хорошо… очень хорошо…»
Лепестки шевелились в такт словам.
Руслан переживал бешеный первобытный восторг. Всё его тело сотрясалось вместе с цветками, словно они втроем бились в ритуальном танце на языческой оргии. Большой цветок стал опускаться к его голове, лепестки призывно распахнулись. Руслан почувствовал незнакомый пряный аромат – что-то сплетённое из запахов мокрого папоротника, дикого чеснока, мёда и гвоздики и ещё чего-то неуловимого, но невыносимо сладостного. Вне себя от возбуждения, весь подался к цветку, зияющему приветливой шёлковой пастью. Только узкий проём в середине оставался неизменен, как будто терпеливо ожидал его в ледяном покое. Когда голова Руслана почти коснулась истекающих жаркой влагой лепестков, он даже почуял оттуда мимолетное дуновение космической стужи. Содрогнулся, было, но тут дурманящий аромат усилился, и он забыл обо всем.
Цветок стал неспешно всасывать Руслана в себя.
«Crazy, over the rainbow, he is crazy», – ворвался в его гаснущее от наслаждения сознание голос, смутно напоминающий голос Инги, и он мгновенно вспомнил, кто он и зачем здесь.
– …И в веселии глаголющих: радуйся, Пречестный и Животворящий Кресте Господень!
Молитва вновь выплеснулась, как вопль о помощи, и упругие лепестки сразу ослабли, отпустили. Бутон отодвинулся во мрак. Наслаждение прервалось.
В глазах Руслана потемнело, но тут же он вновь обрел зрение и обнаружил себя стоящим на сопке в гуще папоротника. Как будто посветлело. По крайней мере, он видел гораздо дальше, чем раньше. Стало понятно, что почти забрался на вершину горы, причём, очевидно, круговым путем: за несколькими ёлками открывались скалистый пик и нависшее тёмное небо, далеко внизу сливающееся с чёрной гладью реки.
На вершине среди камней возвышалась сосна. Очень старая сосна, с неохватным почерневшим стволом, сырой корой, испещренной множеством глубоких борозд, искорченными ветвями, даже вершина её была изогнута, указуя куда-то, куда угодно было здешним духам зимних ветров.
С незапамятных времен стояла она тут, со стариковским чванством вперившись в течение жизни, равнодушно принимая на свои ветви разноцветные ленточки в честь духов. Прекрасно знала, что ленточки эти духам ни к чему, но людское поклонение им полезно.
Теперь она нехотя заговорила с Русланом скрипучим голосом. Вернее, это Руслан подумал, что с ним заговорило дерево, не заметив сперва под ним маленькую фигурку в светлой пижаме.
«Ну что, губошлеп молодой, сам себя оскопить желаешь?» – говорил Розочка, голова подпрыгивала в ритм словам, а огненный глаз глядел в сторону, будто высматривал что-то в бездне.
«Прямо Аттис какой-то… Только в сосну превращаться не вздумай, а то её высочество конкуренции не потерпит».
Труп рассмеялся кудахтающим смехом. Несмотря на всю чудовищность происходящего, Руслан подумал, что впервые слышит смех Розы, и, наверное, для того, чтобы ему стало весело, он должен был умереть…
Хотел ответить, потому что не боялся поэта, ни живого, ни мертвого, но охотно поговорил бы с ним про жизнь, любовь и поэзию. Однако фигура его стала как-то выцветать, разрежаться, вскоре он вовсе исчез, будто слился с древним сосновым стволом. Да и само дерево исчезло. А вместо него предстало перед Русланом самое страшное на свете. По крайней мере, ничего страшнее он до сей поры не видел.
Иссиня-чёрное, чернее горы и реки, зрачка Розы и отверстия хищного цветка. Стояло оно прямо, как страж врат преисподней, достигая небес, и исходила от него такая непроглядная жуть, что Руслан ощутил себя мёртвым, безнадежно и очень давно мёртвым, да даже не мёртвым, а никогда не бывшим. Его вновь захватил ужас зависания в пустоте, но сейчас он был в тысячи раз сильнее, чем в детстве, и Руслан, наконец, понял, ЧЕГО он на самом деле всегда боялся. И это знание пожирало его душу.
Он забыл, зачем здесь, не знал, что делать. Чтобы избыть невыносимый ужас, выкрикнул в сторону колоссальной фигуры:
– Кто ты?!!
Ответ пришел словно бы отовсюду – сверху, из мутных небес, со всех сторон, как будто монотонным хором ответили все тёмные ели, от реки – волной промозглого холода, и снизу, из недр горы. И всё это вместе составляло один грандиозный ГОЛОС, всеподавляющий.
«Я – Орёл».
Страшный порыв ветра ударил прямо в Руслана и он захлебнулся в накатившей волне безумия. Чернота сдавила со всех сторон. Лишь огонек цветка, съежившийся до размера спичечной головки, заставлял его верить: есть в мире что-то ещё, помимо черноты, ветра и всемогущего ГОЛОСА.
А тот всё вещал, и каждое его слово сопровождал тяжкий удар ветра, вбивающий человеческую фигурку глубже в трясину отчаяния.
«Я есть сила, которая правит судьбой всех живых существ».
Во мраке сверкнули молнии, и в их блеске Руслан успел разглядеть контуры гигантского тела. По его черноте рассеяны были белёсым орнаментом то ли перья, то ли драконья чешуя. Вокруг фигуры чернота будто колыхалась, создавая иллюзию огромных крыльев, и именно это колыхание порождало необузданные порывы воздуха.
С самой вершины, оттуда, где должна была находиться голова, на Руслана глянул Глаз, вращающийся огненный Глаз, и на мгновение ему показалось, что он видит, как гибнет в этом огне вселенная.
«Я – сила извечного колеса, в котором страдают живые существа. Но я есть и избавление от страданий для всех живых существ».
Ветер выл уже непрерывно, Руслан едва держался на ногах.
