Галина Тер-Микаэлян - На руинах
– Я бы ответил вам, Женя, но боюсь, вы обидитесь, а мне бы этого не хотелось.
Женя слегка остыл и упрямо мотнул головой.
– Не обижусь, говорите.
– Раз ваш папа видный ученый, то он наверняка имеет специальный паек, поэтому вы избавлены от необходимости драться в магазине за колбасу и не имеете права судить тех, кто хочет накормить своих детей. А насчет денег… не все имеют возможность, как вы и ваш брат, провести лето во Франции, для этого тоже нужны деньги.
Невзирая на свое обещание, Женя вспыхнул.
– Вы не знаете, а говорите! Мы вовсе не проводили отпуск! Я был на раскопках, а Эрик стажируется – он хирург и хочет заниматься трансплантацией. Знаете, сколько людей в нашей стране нуждается в пересадке сердца и других органов?
– Если честно, то я этим вопросом как-то не занимался. А почему он не мог стажироваться в Советском Союзе?
– У нас в стране нет базы, в застойные годы трансплантация сердца была под запретом. Конечно, трансплантология развивалась – Петровский, например, еще в шестидесятых годах пересадил почку. Но, понимаете, для трансплантации сердца годится лишь орган только что погибшего донора, а у нас бытовала ханжеская мораль: вдруг этот человек еще способен вернуться к жизни, а мы, дескать, покусимся на его сердце? И ждали, хотя врачам было ясно, что мозг уже погиб.
– Понятно. Но я слышал, что операции по пересадке сердца вообще малоэффективны – первым был, кажется, один южноафриканский хирург, и газеты очень много писали об этом случае, я был тогда еще мальчиком. Но больной вскоре умер, я не прав?
– Да, первый больной – Луи Вашканский – умер, но это было давно, еще в шестьдесят четвертом, с тех пор наука шагнула далеко вперед, хотя, конечно, риск большой. Два с лишним года назад у нас в стране делал пересадку сердца ученик Петровского, Валерий Шумаков. Больной тогда тоже умер, с тех пор на операции по пересадке сердца у нас официально наложено негласное вето. Поэтому Шумаков – он папин хороший друг – посоветовал послать Эрика стажироваться заграницу. Папа всегда говорит: «Нет пророка в своем отечестве». Кристиан Барнард, который оперировал Вашканского, считал своим учителем, знаете кого? Советского ученого Владимира Петровича Демихова! Это имя вы когда-нибудь слышали? Конечно, нет, он же не бизнесмен!
В голосе Жени прозвучали ехидные нотки, и Самсонов с улыбкой покачал головой.
– Не приходилось, признаюсь.
– Демихов – удивительный человек, папа с ним хорошо знаком. Знаете, когда Владимир Петрович начал делать модель искусственного сердца? Еще в детстве! Он родился в крестьянской семье, еще мальчиком оперировал собак – хотел посмотреть, как устроено собачье сердце.
– Бедные собачки! Неужели ему было их не жалко? Вспоминаю себя в детстве – я бы не смог.
– Я тоже, но Демихов с самого детства шел к своей цели. Позже он учился на слесаря и на станке сделал модель стального человеческого сердца, но потом, когда приехал в Москву и поступил на биофак университета, решил, что лучший материал – серебро. Он продал свой единственный приличный костюм, купил серебряные пластины и принялся за работу, а через два года пересадил искусственное серебряное сердце собаке. Это было еще в тридцать восьмом, представляете?
– Да, впечатляет. И собака после этого жила?
– Два с половиной часа, но для того времени это было огромным прогрессом. Позже он, однако, пришел к выводу, что лучший вариант – пересадка органа от живого донора того же вида. Именно он впервые пересадил легкое от одной собаке другой, а в пятьдесят первом впервые в мире пересадил сердце собаке Дамке. И после этого она жила целых семь часов! Причем, умерла она не из-за сердца, а потому, что при операции у нее была повреждена гортань. Потом у него еще были интересные эксперименты – одной собаке он пришил вторую голову, другой подшил второе сердце, и они обе достаточно долго прожили, – он вдруг спохватился:
– Извините, я вам не наскучил своими рассказами?
– Нет, что вы, Женя, очень интересно. Я об этих собаках даже где-то читал – давно, правда. А людей Демихов оперировал?
– Нет, у него не было специального медицинского образования, он был биолог. Кроме того, я же говорю: у нас в стране пересадку сердца считали аморальной. Владимира Петровича называли шарлатаном, одно время его исследования вообще хотели запретить, потом все же разрешили, но отвели для работы подвал в институте Склифосовского – ужасное место, сырое и темное. Туда к нему приезжали учиться ученые со всего света, сам Кристиан Барнард специально прилетел к Демихову в Москву – когда готовился к пересадке сердца Вашканскому. Сейчас-то технология таких операций во всем мире уже отработана, главная задача – преодолеть несовместимость тканей. Наш Эрик решил посвятить себя трансплантологии, а стать настоящим специалистом сейчас пока можно только заграницей, понимаете?
– Да-да, теперь мне понятно. Интересное имя у вашего брата – Эрик.
– Его зовут Эрнест, в честь папиного отца, это мы его дома называем Эриком.
– Ясно, – тон Самсонова был легким и шутливым, – а вы, Женя? Почему вы все о вашем брате, а о себе – ничего? На каких раскопках вы были?
– Да, ерунда, – юноша небрежно отмахнулся, – мне самому лично интересней было бы в Крыму покопаться, чем под французским солнцем носилки таскать, но одно хорошо – французы нам за работу заплатили, все деньги пойдут в наш фонд.
Самсонов слегка приподнял брови.
– В ваш фонд?
– Я имею в виду в фонд нашего общества «Молодежь за милосердие».
– Милосердие, – Самсонов вскинул брови, – неужели вы, Женечка, всерьез увлекаетесь подобной чепухой?
– Почему чепухой? – вспыхнул Женя. – Потому что это не бизнес и не приносит денег?
Самсонов расхохотался было, но сразу же взял себя в руки и извинился:
– Простите, не хотел ранить ваши чувства. Просто вспомнил то время, когда мы с ребятами мечтали стать тимуровцами и помогать убогим старушкам. Вы, Женя, тоже ходите помогать больным и сирым?
Юноша исподлобья взглянул на собеседника.
– Бывает, что и ходим, – с угрюмым вызовом в голосе проговорил он, – ходим в больницы, в детские дома, в дома престарелых, беседуем с людьми, помогаем, чем можем. Организуем там вечера, концерты – моя сестра Машка, например, играет на скрипке, она скрипачка. И знаете, вы, наверное, удивитесь, но это делается от души.
– Ничуть не удивлюсь, мы тоже рвались в тимуровцы от всей души. Помню, наш класс только-только приняли в пионеры, и мы находились на таком подъеме чувств, что отправились по домам предлагать свою помощь. Она, правда, оказалась никому не нужна, нас даже в квартиру никто не впустил. Одна старушка решила, что мы хотим стащить с веревки ее белье – такой крик подняла!
– Знаете, я могу вас понять, – неожиданно печально и серьезно сказал Женя, – возможно, я тоже раньше мог бы рассуждать, как вы. Но во время болезни мамы, когда пришлось побывать с нею в разных больницах, повидать столько неизлечимо больных людей… Только тогда я вдруг понял, что мир нуждается в доброте и милосердии.
Самсонову стало неловко.
– Простите меня, Женя, ради бога, – он с виноватым видом дотронулся до лежавшей на подлокотнике кресла руки юноши, – я смеюсь не над вашими чувствами. Люди должны творить добро, это безусловно, но подобная деятельность должна быть правильно организована. Я читал в газетах все эти разглагольствования о подобных движениях и обществах – добровольные, основанные на энтузиазме и инициативе. Но, извините, где тогда взять средства на аренду помещений, организацию съездов, зарубежные поездки? Без этого вы не сумеете обойтись.
Женя беспечно возразил:
– Сумеем! Мы стараемся зарабатывать, сами вносим по возможности.
– Сколько вы заработали на раскопках во Франции?
– Я… не знаю, деньги получит фонд. Я ведь не один работал, просто другие ребята улетели раньше, а мне захотелось еще пару дней побыть с Эриком.
– Но откуда вы знаете, что деньги будут израсходованы именно на нужды вашей организации?
На этот раз Женя рассердился по-настоящему.
– Я доверяю организаторам и всем, с кем работаю! Среди нас нет мошенников.
– Не кипятитесь, я никого не хочу обидеть, но знать всех вы однозначно не можете. К тому же, люди, получив в свое распоряжение большие деньги, часто меняются. В подобной организации необходимы жесткий учет и контроль, именно так действуют благотворительные фонды на Запале.
Женя внимательно слушал, напряженно сведя брови.
– И кто же их контролирует? – спросил он.
– Те, кто их финансирует – любая организация должна иметь постоянный источник финансирования, иначе она обречена. В ней должны постоянно работать люди и получать заработную плату, у нее должны постоянно быть в наличии средства для помощи сиротам и для лечения тяжело больных. Или вы полагаете помочь всем теплыми беседами и игрой на скрипке? Только не обижайтесь, пожалуйста, я прекрасно понимаю, что вы делаете все, что можете, но только при наличии постоянного источника финансирования можно сделать гораздо больше.
