Сергей Демченко - Люди из ниоткуда. Книга 2. Там, где мы
Похоже, тот тоже прислушивается к моим разглагольствованиям так, будто пытается сравнивать, — а насколько ж вырос интеллект человека с тех времён, когда он помнил нас, ещё бегающих с каменным топором по девственным лесам начала Эры.
… - В моё время была вот такая глупая песенка: "Лучшие друзья девушек — это бриллианты". Ты её, наверное не застал. И не помнишь, мал ты был ещё… Да только ТЕПЕРЬ у этой песенки появился совершенно новый, настоящий смысл. Смысл наизнанку. Теперь эти самые драные бриллианты они порой рады бы зарядить в виде дроби в патрон. Все — зараз. Хотя бы в один патрон, чтобы выжить в определённый момент… Самое время.
Что-то меня понесло куда-то в лирику с этим, незнакомым мне, подростком. Нужно менять направление разговора:
— Родители твои где, как ты думаешь?
Тот молчит сперва, а потом с какой-то затаённой надеждой начинает говорить:
— Батяня был электронщиком. Классным электронщиком. Много зарабатывал. Но не в городе, а где-то заграницей. Он любил меня безумно…
— А ты?
— О, я просто не мог без него! Особенно в раннем детстве… — В его глазах блеснула всё-таки непрошенная слезинка. Он сглотнул её торопливо, украдкой смахнул с угла глаза, будто стыдясь этого проявления тоски.
— Как раз за месяц, как нас… ну, накрыло, он уехал куда-то в командировку. Так сказал. Я почему-то так не хотел, чтоб он уезжал. Не знаю, — как чувствовал… — Тихий вздох…
— А маманя — они в разводе. Уже лет пять. Я с батей и бабкой жил. Ну… бабуля… и мать, я думаю, утонули… Как все…
Он старательно не хлюпал носом, но что-то в его голосе говорило о том, что сдерживаться ему стоит больших, безумно больших трудов.
Ещё лучше тему я нашёл, дурак старый…
— Прости, Пашка. Думал, живы твои…
— Ничего, я сильный, наверное… Я уже выплакал по этому поводу своё, — всё, что было. Всех оплакал. И теперь только сильная горечь в душе и осталась…
Мы посидели вот так, без слов, минут пять.
Я медленно и задумчиво ворошил догорающие ветки в костре, измельчая от нечего делать угли. А он застыл — напряжённо, не мигая, держа в руках давно остывшую кружку чая… и глядя куда-то в глубину рощи, словно там увидел что-то из светлых картин собственной коротенькой и глупой жизни.
Невольно я со щемящей грустью вспомнил собственное детство. Свой ущербный, жёсткий детский мир.
Отца, вечно занятого собственными мыслями и странными делами, с которым мне редко удавалось найти, о чём даже просто поговорить…
Просто пройти с ним гордо по улицам, держась доверчивой ручонкой за его крепкую ладонь… Не знаю, стоит ли уже высказывать прошлому свои детские обиды… Но я вдруг остро, от души, до привкуса крови в горле позавидовал этому мальчишке, что с головою купался в отцовской любви и ласке все свои незрелые годы. Как же ты, должно быть, был счастлив, рыжий молокосос…
…Время текло, тикало неумолимо, и как ни хорошо было глазеть на огонь, копаясь в памяти и нежась в волнах его ласкового тепла, у меня было дело.
— Жук… — Он вздрогнул, пока ещё не отрывая глаз от своих "туманных далей":
— Д-да…
— Что из себя представляет эта «армия»? Сколько их? — Он, наконец, словно нехотя оторвался от собственных мыслей и переключился на эту тему. Помедлил, будто прикидывая:
— Сколько? Я думаю, дяденька, пару тысяч их есть точно. Но они не сидят все на одном месте, вот в чём дело. Постоянно приходят и уходят куда-то. Словно по поручениям каким-то. Постоянно новые лица. Вроде как это место — что-то вроде сборного или промежуточного пункта.
— Х-ха! Пересылка, этап ещё скажи! — я насмешливо глянул на Жука. — До фига знаешь, сопля…? Такие слова умные порешь, — "сборный пункт", "промежуточный пункт"…
— Ага… — Довольный похвалой, тот даже заулыбался. — «Наблатыкался» там, у них. Так вот. Поэтому, мне кажется, их гораздо больше. Знаете, их вообще трудно назвать однородной армией в полном смысле этого слова. Там были люди и в военной форме, и в охотничьей.
Многие приходят туда вообще в гражданском рванье. Как дохляки, вставшие из могил. Кожа да кости. Так их на месте там «банят», стригут, кормят. Обучают. Чем-то там лечат, если вши и прочее. Там даже врачи есть. Переодевают уже в форму. Вооружают. А потом, когда очухаются, уводят колоннами куда-то. По сотне и больше за присест.
Я присвистнул. Вот тебе раз! И сколько ж реально через этот… и подобные ему, накопители, прошествовало народа? Не просто гражданских попрошаек, а БОЙЦОВ?! И куда всё это воинство затем растекалось?
Жук тем временем заливал вдохновенно и взахлёб:
— Знаете, немало там и кавказцев, хотя основной костяк составляли мужики, похожие больше на русских. Не знаю, — русскими ли они все были на сто процентов, потому что мне слышались иногда странные слова. В основном большинство молчало. Командовали нами вообще несколько человек. Те точно русские. А, вот ещё… Среди них долго была какая-то группа… Потом ушла. Так перед ними все просто ходили на задних лапках.
И выглядели они просто…ну, просто шикарно, наверное. Человек двадцать пять. Форма — просто суперовская! И держались они как-то обособленно. Ни с кем в разговоры почти не вступали. Только с каким-то Минаком. Он там навроде командира над остальными был. Но те ему не подчинялись. Скорее, наоборот. Как отдельная каста, честное слово! — Парнишка ожил, отвлёкся и разговорился.
— Форма чёрная? Как кожаная или резиновая на вид? — я уже знал, что услышу в ответ.
— Да… А Вы откуда знаете? — Жук даже перестал жевать выданную мною галету. И застыл с набитым ртом.
— Да уж знаю. Ты ешь, ешь, давай. Мне идти надо. Сейчас сделаю тебе ещё один укол… — и прощай, брат.
Над поляной повисло тягостное молчание. Лишь слышно было, как потрескивает и шипит, под падающими в него каплями дождя, совсем уж несильно горящий огонь костра.
— Куда же Вы пойдёте? — Паша тупо смотрел на меня, как будто не понимал, что ну, не кинусь же я ему отчитываться о своих планах и маршрутах.
Спросил, скорее, для того, чтобы скрыть собственный страх. Страх перед пустым, чужим лесом. И наступившей ночью. Явно парень никогда не оставался в них один. Тем более так далеко от жилья и взрослого мира…
— Да так, Пашок… Прогуляюсь по своим делам-с… — Я встаю с бревна.
…Мне придётся бросить тебя, парень. Не таскать же мне тебя за собою до тех пор, пока не убьют или тебя, почти калеку… Или меня, — отягощенного твоим неспешным и малоскоростным присутствием. Ты виден и прекрасно слышен издалека, как тяжело пыхтящий тысячетонный локомотив. А мне… Мне в друзья и попутчики больше подходят тишина, скрытность и умение иногда почти не дышать…
Ты для меня сейчас — обуза.
Я ему так и сказал. Клянусь, из его глаз вот-вот готовы были снова брызнуть слёзы, но уже слёзы отчаяния. Его можно понять. Один, на полуприсядках, в раскоряку. И к тому же полный профан во всём, что касается того образа жизни, что так привычен мне… Куда я с ним, чёрт меня задери?!
— А… а куда же мне-то идти?! — в этой фразе было заключено всё невысказанное отчаяние мира. Но я на такие штуки не покупаюсь.
— Да не ори ты так, чудо в перьях… Куда хочешь иди, пацан. Я для тебя не папа, пойми. Скажи спасибо, что просто жить оставил. Ты ведь меня видел, верно?
Тот непонимающе кивнул.
— Мне бы по "долгу службы" приколоть тебя надо, как кабанчика. А я тебя лечу, разговоры тут с тобою разговариваю… Чуешь? Возвращайся к своим.
— Да уж, блин… Спасибо… Вот уж чего не хотел бы, так это идти туда. — Кажется, он обиделся. Ну, смехота… Распухшие губы подрагивают.
— Послушай, Жук… Я иду туда, где смерти будет больше, чем тебе доведётся увидеть за пять жизней. Ты хочешь, чтобы я привёл тебя под первую же пролетающую мимо пулю? — Молчание.
— Или под нож такого же мясника, как я? Мало ты увидел сегодня? — Сиренево-серые чернила ночи испуганно заколебались.
Будто протестовали против покусительств дождевых струй на бордово-оранжевые поля заботливо взращенных костром углей. Тех, что давали им успокаивающий шатёр мирного света. Похоже, сама ночь боялась оставаться сегодня наедине сама с собой.
Такую ночь лучше провести дома, под семью замками, в постели, в большом городе, на улицах которого ярко горят фонари и неспешно катят, мигая сине-красными огнями, многочисленные и бдительные патрульные машины…
Как нескоро мы ещё увидим всё это снова…
— Дядя… а хотите… А хотите, я покажу Вам, где их схроны?! Мне Кука как-то мимоходом примерно показывал… — Жук вскинулся, — он нашёл, как ему показалось, способ убедить меня взять его с собою…
— Схроны? — ему и вправду удалось меня немного заинтересовать. — Далеко?
— Нет! Здесь рядом, и аж два! — он жарко зашептал, почуяв мои сомнения. Ему так хотелось быть убедительным…
