Александр Лукьянов - Трейлер Старика
Боров кивнул. Мы спустились внутрь Стены. КПП № 3 оказался близнецовой копией уже освоенного нами первого контрольно-пропускного пункта, так что заблудиться было невозможно. Не обращая внимания на царивший и здесь кавардак, прошли прямо к воротам.
Вращая колесо ручного открывания, Боров и Пацюк осторожно оттянули створки, мы по одному проскользнули в образовавшуюся узкую щель.
И оказались в самом загадочном месте нашей Зоны.
Глава 4. Евангелие от Тихони: «…благословенны дела его…»
Зона
Дом Белоснежки, Стена
19 часов 20 сентября 2047 г.
Совка проснулась раньше обычного, смотрела в тёмную серость за окном и не выражала ни малейшего желания покидать полку.
— А ещё ночная хищница! — упрекнула её Белоснежка. Птица перестала чистить пёрышки. По недоумённому выражению её круглых глаз стало ясно, что она не только не отказывается от этого статуса, но и не собирается переходить в категорию водоплавающих: по металлической крыше белоснежкиного дома гулко барабанил ливень.
— Да ладно уж, сиди, раз погода нелётная. Есть хочешь?
Совка продемонстрировала полное одобрение, и тут же перед ней появилось блюдце с мелко нарезанными кусочками свежего мяса.
— Завтракай, плотоядная, и оцени заботу — специально из-за тебя в продуктовый пункт заходила. А я почитаю. Могу даже громко и с выражением, в целях просвещения совьего населения. Не хочешь? А зря, кроме телесной пищи еще и духовная требуется. На чём мы остановились? Итак, Шаман, Хасан, Тихоня, Бобёр, Ушастый, Баклажан, Редька, Штык, Романтик и Ништяк оказались в самом загадочном месте нашей Зоны. А значит — всех Зон на планете. А значит — всей планеты. На улице Усть-Хамска, бывшего районного центра Хамской области… Ага, вот эта страница! Слушай, лупоглазая.
5 сентября 2007 г., 15.00.
Посмотреть на улицу им. Молотова — так ничего особенного. Облупленные дома, потрескавшийся асфальт. Утешает, что не видно никакого движения метров на сто по курсу. Значит, ни мутантов, ни монстров вплоть вон до того клубящегося тумана быть вроде бы не должно. Магазин «Булочная» основательный, тяжёлая дверь висит на одной петле, рядом грузовичок-полуторка с надписью «Хлеб» на зелёном боку. Зона есть Зона: полвека стоит автомобиль с распахнутой кабиной, а даже пыли на потёртом кожаном сидении нет. Причем, в метре от него магазинные витрины до того покрылись сизыми разводами грязи, что внутри совершенно ничего не просматривалось. Хасан и Шаман, медленно шедшие впереди, перебросились парой тихих фраз, остановились и стали осторожно выбираться на середину мостовой. Правильно, всё по азбуке перемещений: не суйся между стеной и предметом рядом с ней, машину надо стороной обходить. Вот глубокая трещина в асфальте, оттуда розовый парок выбивается. Непонятный какой-то, подозрительно невинный. Шаман остановился, смотрит. Присел, бросил в пар сухую веточку. Нет, вроде всё в порядке, ничего опасного. Что же Старик-то молчит, обещал ведь советами помогать!
— Обещал. — прозвучало в наушниках и я спохватился — матерь божья коровка! — оказывается уже начал думать вслух. Вот так шизофрения и подкрадывается. — Однако посулов мешать с моей стороны не было. Пока что вы в моих консультациях не нуждаетесь. Наоборот, сейчас получаю от вас информацию чрезвычайно занимательного характера, так что глазки — нараспашку и ушки — на макушке, старайтесь увидеть и услышать побольше.
Марьинский Шаман сухо подтвердил, что, действительно, пока не видит необходимости в Стариковых рекомендациях, а остановка произошла по сугубо техническим причинам. Из трещины, по его словам выбивалось газообразное вещество, сходное по своему составу с кровавым дождём. Я выслушал и промолчал. Остальные — тоже. Все мы недолюбливаем и побаиваемся Шамана. Любой экзоген, пообщавшись с ним, через считанные минуты начинает его недолюбливать и побаиваться. Хотя рациональных причин для этого совершенно никаких нет, не знаю ни одного факта или даже простой сплетни о том, что Шаман причинил кому-либо вред. Но вместе с тем, как ни парадоксально, мы, прекрасно ощущая чудовищное интеллектуальное превосходство над собою Шамана, не можем относиться к эндогену иначе как к нечеловеку. Ну, всякие там невероятно удачные мутации, одна на миллион, то да сё…
Я осторожно подцепил стволом автомата старую дверь и потянул на себя.
— Далеко собрался? — тут же ехидно осведомился Старик. Но я и сам заметил, как дышит из подъезда «ведьмин студень», как он зловеще светится, будто зелёно-голубоватыми язычками горит спирт. Да, сюда лезть не стоит…
Шаман настойчиво бубнил в микрофон. В чём-то они там со Стариком не сошлись во мнениях. Старшина Хасан неожиданно начал отступать. Вопиющий непорядок: в Зоне не принято оставлять спину напарника неприкрытой, даже если напарник этот — всемогущий Шаман. Я оцепенело стоял под мелкой моросью, которая густела и норовила превратиться в такой же туман, как там, впереди. Смотрел и никак не мог скинуть с себя непонятное одеревенение. Мерещилось, что всё вокруг — невообразимо идиотский спектакль абсурда, с бесконечным, замкнутым в кольцо, сценарием. Мало того, ещё и актеры не выучили ролей и несли ахинею только для того, чтобы тянуть время. И всё это исключительно для единственного зрителя, для любимого Тихони, который должен торчать посреди улицы в полном ступоре и завороженно внимать всей этой белиберде. С колоссальным трудом заставил себя помотать головой, опомниться и пощелкать ногтем по наушнику. Всё в порядке, работает.
— …Ты что, заснул на ходу? — возмущался Старик моим голосом. — Или оглох?
Оказывается, он мне что-то говорил…
— Туман тут. — невпопад объяснил я. — И сыро…
— Иди к Шаману и подмени старшину, он будет прикрывать группу с тыла. И осторожнее — впереди комариная плешь[20]. Маленькая, но сплющит в армянский лаваш.
Осторожно прошёл во главу колонны, остановившись только для того, чтобы кинуть щепку на тротуар справа. Щепка с громким треском врезалась в старый асфальт. Вот она, комариная плешь. Ребята покивали в знак того, что тоже видят аномалию. Шаман на полуслове прервал радиодискуссии со Стариком и осторожно двинулся дальше. Я с автоматом наперевес страховал его слева и сзади.
— Всё выяснил? — тихо спросил я Шамана. Тот, не оборачиваясь, раздражённо фыркнул.
— Посмотри, — сказал он через минуту, — это, случайно, не лягушки?
— Ух ты, а ведь вправду! — поразился я. — Никогда в Зоне их не видел, даже на болотах и на речке! Что им делать здесь, в городе? Сыро тут, это точно, но чем питаться?
— Ишь какие… — задумчиво пробормотал Марьинский Шаман. — Ну, я-то вообще их представлял только по картинкам и фотографиям. Кстати, симпатичные.
Экспедиция приблизилась к стене тумана. Именно к стене, ровной и гладкой, словно обрезанной гигантским ножом. И стена эта перегораживала улицу. Из тумана отчетливо и остро несет гнилостным смрадом.
— Ну? — с энтузиазмом спросил сзади Баклажан. — В вонищу попрёмся, что ли?
— Думаю, лучше свернуть налево. — предположил Старик. — Кажется, там проходной дворик. Во всяком случае, если верить карте пятьдесят третьего года.
Мы свернули. Под ногами чернел круглый зев канализации. Рядом лежало то, что осталось от толстенной железной крышки: куча мелких рваных ржавых кусочков. Я поёжился, представив, как кто-то легко вынул крышку, потом от нечего делать двумя пальцами расщипал её в клочья, словно булочку. В шахте канализации щёлкало и посвистывало. В дворике царил чудовищный кавардак. Валялись истлевшие чемоданы, битые банки и бутылки, разнообразный сгнивший и разложившийся домашний скарб. Всё давным-давно сопрело, сгнило, проржавело. Вот с трудом распознаваемые останки детской коляски, а это — бывший велосипед, распадающиеся от лёгкого прикосновения к ним носком сапога. Я присел на корточки и стал рассматривать брошенный хлам. Вот что-то пухлое, поросшее разноцветной плесенью, осклизлое, словно давно брошенная в подвале подушка. Ковырнул ножом и вытащил из-под этой гадости остатки наручных часов.
— Они пытались убежать. — медленно произнёс Шаман со странным выражением своего странного лица. — Когда всё началось.
Я встал и мы, наступая на мягкое и склизкое, пошли к противоположному концу дворика. Он действительно оказался проходным. За обугленным деревом в углу уютно расположилась сонно потрескивающая электра[21]. Казалось бы, Зона своими жестокими чудесами должна обламывать излишнее воображение и впечатлительность у любого, кто в ней выживает. Но со мной у Матушки не получилось. Я ясно представлял, как люди выбегали из домов, когда начался весь этот инопланетный ужас. При этом представляли себе самое худшее, но это худшее было своим, земным, вообразимым: атомный удар американцев, авария на засекреченном оборонном заводе… Роняли скромное добро, что пытались спасти от неведомой беды, спотыкались, падали сами под ноги таких же мечущихся в панике и не могли подняться. А всё, что падало, и всех, кто падал, затаптывали, затаптывали, затаптывали. Только отчего-то это видится мне цветным, но немым, без единого звука, фильмом.
