Юрий Брайдер - Кристалл памяти (сборник)
Он вгляделся в пульт и увидел под каждым диском слова: «столетие», «год», «месяц», «день», «час», «минута», «секунда». Все просто, разберется и младенец. Помедлив, повернул первый диск, затем второй. Число, какое же было число? Кажется, 12 июля. Точно, 12 июля. Он вспомнил, что утром получил газету с таблицей тиража спортивной лотереи. Как всегда, ничего. Ему никогда не везло с лотереей. Время. Он набрал 1145. Ну, вот и все. Выбор сделан. Он откинулся на спинку кресла. В ладонь упирался холодный столбик кнопки. О чем он жалеет? Так и не увидел мир двадцать шестого века. Наверно, он прекрасен. Вдруг подумалось: «Дверь была открыта; значит, они ждали от меня именно этого!» На миг перехватило горло, но он тут же посмеялся над собой: «Обиделся на не гостеприимство потомков!» Что ж, он поступил правильно. Но, чтобы нажать кнопку, ему пришлось сделать усилие.
Гелпин перевел дыхание и позвонил. Часы показывали 1145. Дверь открылась сразу. Миловидная девушка провела его в кабинет доктора. Навстречу из-за стола встал полноватый мужчина.
— Здравствуйте. Доктор Лярус.
— Леон Гелпин, служащий.
— Что же вы решили? — спросил доктор.
— Я… решил отказаться от футуризации, — сказал Гелпин и почувствовал странное облегчение.
— Наверно, вы правы, — сказал Лярус. — У каждого из нас свое предназначение в жизни. Нужно лишь до конца честно выполнять свой долг.
И слова, которых доктор всегда избегал, почему-то не показались сейчас выспренними.
— Прощайте, доктор.
— Минутку. — Лярус подошел к шкафу, извлек тяжелый пакет. — Ваши деньги.
— Разве я уже отдал вам деньги? — удивился Гелпин.
— Как видите. Вы просто забыли. А теперь — прощайте.
Когда за Гелпином закрылась дверь, доктор Лярус закашлялся. Он приложил к губам платок, который тут же окрасился кровью.
Доктор Лярус сделал выбор, не покидая своего времени.
Николай Новаш
Кристалл памяти
I
«Сопляк! Мальчишка!» — с досадой подумал Лейтон и отвернулся к иллюминатору, не желая выдавать своих чувств. Но раздражало все — и эта старательная сосредоточенность в азиатском лице Науты, усердно согнувшегося над экраном, и та предупредительная подобострастность, с которой встретил его практикант! Словно он, Лейтон был каким-нибудь космическим анахронизмом или, хуже того, жаждущим почестей развалиной-ветераном.
«А, собственно, так и есть… Я для него — почти что неандерталец!» — потерянно заключил Лейтон, и даже любимая полулежачая поза в бортовом кресле, здесь, почти дома, в рубке пограничной станции, не доставляла ожидаемого удовольствия.
«Как у них все изменилось! Каких-нибудь двадцать лет — а этот птенец вскормлен на новых истинах!»
Но даже не сами по себе перемены огорчали — не то, что вместо мощного передвижного пункта по борьбе с астероидами была здесь теперь обычная захудалая погранстанция! А вместо прежнего штата сотрудников, положенного для всякого аннигиляционного пункта — тех, что провожали его двадцать лет назад, — один единственный желторотый практикант! Огорчали не перемены. А то что он, Лейтон, воспринимал эти неизбежные новшества болезненно — как самый обычный негативно настроенный консерватор. Черт побери! Во всем виноват мальчишка! Его школярская убежденность в правоте своего века рождала естественный дух противоречия.
Лейтон устроился поудобнее и, насвистывая модный когда-то мотивчик, принялся отыскивать утешительные моменты в окружающей обстановке.
Станция была почти заново перестроена. Но рубка слежения оставалась прежней — как символ неизменности и постоянства всего, что Лейтон оставил дома. Пусть там без него все черт знает как изменилось, но он верил, что обязательно найдется где-нибудь вот такая рубка, которая будет связывать его с прошлым… Как сейчас это знакомое кресло и ничуть не изменившиеся экраны слежения.
Заработала сигнализация. На главном экране вспыхнула яркая точка астероида.
— Большой! — с волнением в голосе сказал Наута. — Через час окажется в зоне захвата.
Лейтон подавил возмущение. С этим он смириться не мог. Сколько бед наделали астероиды в его время! А теперь… Какой-то мальчишка показывает ему инструкцию об охране естественных космических тел. Додумались! О борьбе с ними и девизе «За чистоту космоса!» — никто уже и не помнит!
— Сохраняете! — все-таки, не сдержавшись, буркнул Лейтон, позволив себе впервые высказаться вслух.
В раскосых глазах практиканта мелькнуло растерянное детское удивление.
— Что открыли вы за двадцать лет кроме гипотез? Что ценного в этих булыжниках?
Оторвавшийся от расчетов Наута, словно недоумевающий школьник, смотрел на Лейтона, чуть глуповато раскрыв рот.
— О ценности… говорят биологи… — как что-то до неприличия очевидное и о чем неловко напоминать старшему, выдавил наконец Наута. — В глубинах пород…
— В глубинах пород! Чепуха! — оборвал Лейтон. — Еще комиссия на Юпитере после гибели двенадцатой экспедиции доказала, что шансы встретить органику на глубине ничтожны и не оправдывают риска! Потому и приняли тактику полного уничтожения!
— Но ведь позже… — удивился Наута снова, — решение признали ошибочным…
— А мне наплевать! Наплевать, что вам некуда девать деньги и вы окружаете защитным полем каждый метеорит! Генерируете антигравитационную подушку вместо того, чтобы сжигать этот мусор!
— Но гипотеза о вредном влиянии аннигилляции…
«Что еще за гипотеза?..» — уязвлено притих Лейтон.
— … О нарушении равновесия вещества и энергии во Вселенной.
— Ах, вот что! Вы заботитесь о Вселенной! Побыли б с ней двадцать лет с глазу на глаз! Горсть пыли — все спасенные вами обломки!
— Но в Солнечной системе астероиды почти уничтожены! В год открываются единицы!
— Так вы совершили открытие?! — расхохотался Лейтон. — Вас можно поздравить?
Наута смешался.
— Я сообщил в центр защиты космоса. Астероид назовут моим именем…
— Прекрасно, молодой человек! И хотя в наше время всякий уважающий себя звездолетчик имел как минимум сотню премий за уничтоженные астероиды, я вас поздравляю! С одним.
— Какое варварство! — прошептал Наута.
— А кстати! — вдруг воодушевился Лейтон. — Есть ли у вас обычай брать образец на память? Пробу грунта для спектранализа, подтверждающую право открытия! Премии без этого не выдавались! Были любители и схитрить…
Наута молчал, опустив глаза.
— Ну, что ж! — улыбнулся Лейтон. — Я живу по старым законам. Для меня они действовать не перестали! А так как я тоже участвую в открытии астероида — мне положена премия! Я отправляюсь за образцом для анализа!
Наута встревожился совсем по-детски:
— Но, постойте… Вы не пойдете туда один… До комиссии… Она уже вылетела с Земли…
— Экспертиза из десяти человек! Ради жалкого каменного обломка! Через час я сделаю все, что нужно!
— Но это…
— Нарушение техники безопасности? — едко закончил Лейтон. — Вы забываете, кто здесь старший!
— Поменяйте хотя бы скафандр! — умоляюще воскликнул Наута и, прижав руки к груди, заслонил дорогу. — Пожалуйста, возьмите новый!
«К черту! — подумал Лейтон, молча устраняя практиканта. — В своем я провел двадцать лет!»
— Следите-ка лучше за своими экранами! — и с саркастической улыбкой направился в шлюзовой отсек.
II
Астероид казался гигантским. Вопреки расчетам мог напомнить обломок целой планеты с податливым мягким грунтом… Словно это была земля — уже мертвая, но помнившая следы босых ног и бушевавшее море трав.
«Не споткнуться бы!» — думал Лейтон, стараясь не наступать на правильной формы камни — цилиндрические и конические, причем не лежащие на поверхности, а прочно и глубоко вросшие в грунт. Черт знает на что это было похоже! Он прогонял мысль о пугающей искусственности их происхождения! Словно кто-то густо вбивал в землю каменные трубы, да так и оставил торчать их здесь — доходящие Лейтону почти до щиколотки! Впервые темнота испугала его не на шутку! Силуэты ближайших скал казались странными и угрожающими — словно в глазах мутилось… словно угадывались сквозь туман…
Он глянул в небо и готов был поклясться, что видит движение облаков. Они смутно вырисовывались в темноте, меняя свои контуры — легкие, перистые, чуть тронутые алым на горизонте! И речи не могло быть об атмосфере… и тем не менее, небо делалось предрассветным — горизонт светлел и далекие зарницы предвещали утро!
Засмотревшись вверх, он споткнулся. «Проклятые камни! — подумал сквозь острую боль в ноге. — Образец! Хоть какой-нибудь образец!» И, вгрызаясь пальцами в землю, судорожно зажал в ладони маленький каменный голыш.
