Джозеф Д'Лейси - Мясо
Слухи несли в себе и элемент сверхъестественности. Если идея отказа от мяса казалась бредовой и невероятной, другой аспект слухов был равносилен самоубийству. Магнус все не мог понять, как умудренные жизненным опытом люди могли верить в такую разрушительную ложь. Но такова была природа человека. Люди были слабы. Люди были глупы. Люди были доверчивы. Люди были подкупны. Собственно, на этом он когда-то и построил свою империю.
И вот теперь, когда этот человек был здесь, и прежде, чем избить его в кровь и переломать ему кости в бессмысленной драке, к которой он призывал, прежде, чем изрезать его на куски, Магнус хотел знать, как много мерзости успел распространить этот Коллинз.
«Может, я устрою ему публичную бойню, — размышлял Мясной Барон. — Какой Эбирн еще не видывал». Он улыбнулся. От этой мысли на душе стало легче. Эта экзекуция была бы незабываемой. Она могла бы стать городской легендой, и нынешние обитатели Эбирна передавали бы ее своим детям, а потом и внукам. Коллинз превратился бы в мясо на глазах своих почитателей, а Магнуса боялись бы вечно.
Люди стали бы с радостью есть мясо. Послушно. Как и должно быть.
Время от времени Шанти заглядывал в коровник, где содержались отелившиеся коровы, чтобы проведать БЕЛУЮ-047 и ее новорожденного теленка. Это был бычок, и, как у потомства СИНЕГО-792, у него были хорошие шансы остаться в числе производителей и не попасть в мясное стадо. Чему Шанти был очень рад. Это вполне укладывалось в его фантазии о телятах, которые растут как дети. Конечно, реальность была куда более суровая, и бычка ожидали ужасы увечий, которым подвергались молодые самцы, за исключением кастрации. Впрочем, вместо отправки на бойню у нового производителя впереди были вполне комфортные годы успешного спаривания. Это было лучшее, что мог ожидать любой Избранный, и Шанти радовался хотя бы такому милосердию.
Матерей и их детенышей держали вместе, пока не наступало время, когда телят можно было без последствий отлучить от материнского молока и перевести на обычный корм. Матери затем воссоединялись со своим стадом — разумеется, если после отела были здоровыми. Теленок БЕЛОЙ-047 должен был расти в отдельном загоне для быков. Другие бычки отправлялись взрослеть и жиреть в мясные стада, где их подготавливали к забою. Телочки шли в молочные стада или селекционные, но уже по прошествии нескольких сезонов и сами попадали в предубойные загоны.
Самая короткая жизнь, если не считать слабых или больных, была у телят, откармливаемых на убой. Этих малышей отбирали наугад из числа новорожденных и уносили на темный склад, где стояли маленькие клети. Там телят откармливали специальным кормом, а их движения были ограничены размерами клеток. Постоянная темнота в помещении гарантировала, что к моменту готовности телят для забоя они совсем ослепнут. Телят держали в клетях, где они могли только лежать или сидеть, но встать в полный рост было невозможно. Очень скоро каждый теленок узнавал, что пытаться встать — это бесполезная трата сил, и с тех пор предпочитал оставаться в лежачем положении. Когда телята подрастали, их относили на бойню на холщовых носилках, потому что сами они идти не могли — у них не было сил.
Забивали телят в малом цехе и при очень низких скоростях конвейера, поскольку этот скот был слишком большой ценностью. Этот участок был единственным на заводе, куда Шанти, к счастью, не посылали. Его мастерство требовалось на главной бойне, где было необходимо поддерживать высокую скорость конвейера.
В течение первых недель Шанти наблюдал за развитием новорожденного и его матерью, БЕЛОЙ-047. Теленок выглядел сильным и жадно сосал вымя матери. Постепенно телята становились жертвами ритуалов для Избранных: им укорачивали пальцы, удаляли большие пальцы ног, кастрировали. Когда у телят появлялись молочные зубы, их тут же вырывали, так же обходились и с коренными зубами. Перед началом каждой операции матери заметно волновались, и их вздохи и шипение звучали особенно громко. Скотники забирали телят на обработку и вскоре возвращали обратно, обезображенных инструментами. Пришло время для клеймения, и Шанти с интересом ждал, какой номер получит теленок БЕЛОЙ-047.
Однажды он проходил по коровнику и заметил, что БЕЛАЯ-047 нянчит своего теленка, прижимая к вымени. Теленок попеременно вздыхал и сосал. Его грудная клетка вздымалась и опускалась, когда он втягивал воздух, а потом шумно выпускал его, и Шанти знал, что, если бы у теленка был голос, то сейчас были бы слышны крики. Слезы вперемешку с молоком растекались по его сморщенному красному лицу. Тонкая струйка крови еще сочилась из его правой пятки, на которой Шанти наконец увидел, какая теленку предназначена судьба, скрепленная стальным болтом и цветным клеймом.
БЕЛАЯ-047 заметила, что он наблюдает за ними, но не отвернулась. Как ни странно, она единственная из сотен других коров поймала его взгляд. И немного наклонила голову. Шанти огляделся, убедился, что его не видит никто из скотников, и ответил ей. Он улыбнулся, несмотря на страдания ее ребенка, и ему показалось, что ее губы тоже дрогнули.
Клеймо было ярко-синим. Не таким тусклым и потрескавшимся, как у его отца. И на клейме стоял номер: 793.
— Не надо. Только не сейчас.
— Я принес тебе все, что ты просила. И даже больше. Смотри.
Майя заглянула в сумку, увидела упакованные отбивные и кровяную колбасу. И не только. В сумке были также домашние пироги и еще теплая выпечка. У Майи потекли слюнки.
— Девочки скоро придут из школы.
— Как скоро?
— С минуты на минуту.
— Разве ты не хочешь мяса? Я знаю, что очень многие хотят мяса.
Страх голода держал ее на крючке. Сейчас, когда девочки начали прибавлять в весе, когда она видела иx розовеющие щеки, страшно было даже подумать о том, что они снова могут похудеть. Она должна была обеспечить им достойный уход. В этом была ее миссия. Ее прямая обязанность. Единственное, что мать могла дать своим детям, — это любовь и пищу, и Майя никому не позволила бы ей помешать. Она любила своих девочек. Ради них она была готова на все. Какую бы цену ни пришлось заплатить.
Торранс набросился на нее прямо в кухне, прижал к раковине, повернул спиной к окну, в которое она так часто поглядывала, поджидая свою семью. У него изо рта пахло полупереваренным бифштексом и гнилыми деснами. Зубы были обломанные и желтые, и от поцелуев с ним тошнило. Он прижался сильнее, выпятив потрескавшиеся губы, обрамленные неухоженной бородой, и зловоние его желудка и рта ударило ей в нос.
Но поцелуи не были обязательны. Главное было удовлетворить его. Она знала: чем быстрее она это сделает, тем быстрее он уйдет. Прежде чем он успел впиться в нее губами, она опустилась на колени и расстегнула молнию на его брюках. Просунула руку в трусы и высвободила пенис. Торранс уже часто дышал. Прежде чем взять пенис в рот, она наспех его оглядела. Ничего особенного. В каком-то смысле он был очень похож на жирную короткую сосиску. Разве что в окружении волос, от которых исходил мускусный запах, да с дырочкой на конце. Но все лучше, чем целовать его в губы.
Если, конечно, можно было сравнивать.
— Не закрывай глаза, дашь мне знать, если увидишь, что они идут. Девочки не должны ни о чем догадываться. И тем более видеть меня за таким занятием.
Торранс, промолчав, пихнул ей в лицо свой член. Он легко вошел в ее рот. И несмотря на то, что он толкал его со всей силой, так и не уперся в гортань. Ей самой практически нечего было делать, раз он хотел руководить. Так что она позволила ему излить сперму прямо ей на лицо и даже открыла рот. Самое неприятное было то, как билась ее голова о дверцы кухонных шкафов.
Но это была слишком малая плата.
По большому счету, жизнь у быка была гораздо легче, чем у скотника.
И легче, чем у большинства обитателей Эбирна. Если не считать горячки планового осеменения раз в три месяца, которая изматывала быков — скотники еще шутили, что вот бы им так выматываться, — больше им и делать-то нечего было, кроме как есть и спать. Шанти взял за правило регулярно подходить к стойлу СИНЕГО-792, особенно в обеденный перерыв, когда поблизости никого не было.
Поначалу он прятался от быка, чтобы тот не догадался, что за ним наблюдают. Со временем Шанти стал позволять быку разглядывать себя сквозь щели в загоне. Иногда он шептал быку:
— Я видел твоего сына. Он красивый.
Или:
— Он будет племенным быком. Особенным, как ты.
Понимал ли его СИНИЙ-792? Избранные каждый день слышали болтовню, ругань и крики скотников. Может, они уже и научились понимать некоторые слова, хотя не могли их произнести. Шанти было все равно. Он просто хотел сказать быку то, что сам о нем думал. Сказать, что он наблюдает за ним. Заботится о нем.
Это были мысли и чувства, которыми Ричард Шанти не мог ни с кем поделиться, если только хотел остаться в живых и сохранить свою работу. Он знал, что иметь подобные взгляды небезопасно, но он не боялся.
