Влада Воронова - Крест на моей ладони
В кабинет ввалился Серёга, леший в ранге ведьмака — тощий, вечно встрёпанный парень из отдела маскировки. Выглядят лешие, русалки, албасты, ракшасы, кикиморы и прочие «мифологические персонажи» точно так же как и человеки, а всякая экзотика вроде рыбьих хвостов или рожек появляется по мере надобности, за счёт волшебства личины или частичной трансформации.
— Вчера такое было! — возвестил Серёга.
— Дали прибавку к зарплате? — хмуро поинтересовался Гаврилин.
— Ага, размечтался, — фыркнул леший. — Прорыв инферно вчера был. Если бы удался, мир опрокинулся бы как минимум от Киева до Аляски.
Инферно — это всё тот же Хаос, из которого в ходе эволюции сформировались первоосновные силы, из которых, в свою очередь, сформировался мир, в котором мы все живём. Но инферно — Хаос в период бури, когда его энерготоки перепутываются, перехлёстываются, неупорядоченные атомы взрываются. А что такое атомный взрыв знает любой и каждый. От жилой части мира, то есть основицы, Хаос отделён полосой нигдении. В период хнотической бури этот барьер истончается, и инферно может прорваться в структурность. Эквивалент самого маленького прорыва — десять Хиросим за раз. Поскольку структура основицы неоднородна, то в ней есть точки слабины, где прорыв наиболее вероятен. По законам Троедворья его столица, то есть местожительство самых могучих волшебников, должна быть в точке наибольшей слабины. Последние четыреста с лишним лет это Камнедельск.
Теперь будет понятно, почему принесённые Серёгой новости заставили привскочить весь отдел, а эльфы уронили чайники с кипятком и заваркой.
— И что? — просевшим голосом спросил Гаврилин.
Вопрос глупый, раз мы все до сих пор живы, то аварийка ликвидировала прорыв в зародыше.
— Как это было? — задаёт Гаврилин вопрос уже по существу.
— Пока аварийка держала защитный контур, — сказал Серёга, — какой-то парень из вспомогательной группы прыгнул в эпицентр и активировал все необходимые талисманы.
— Он жив? — вскрикнула Аполлинария Дормидонтовна.
— Да, — ответил Серёга. — Жив. И даже не ранен.
— Быть не может, — не верит Гаврилин. — Его должно было растереть в мясное пюре.
— Он жив, — говорит Серёга. — И какая, к чёрту, разница, почему и как. Главное — жив.
— Если бы мы могли привлекать к ликвидации прорывов российское МЧС, — сказала я, — такого запредельного риска не понадобилось бы. У них много полезных наработок, которые легко приспособить под условия прорыва.
— Да, — согласился леший. — Со спасателями было бы намного легче. Но день открытия придёт ещё очень не скоро, а до тех пор волшебный мир должен будет обходиться собственными силами.
— Кто он? — спросила я.
— Не знаю. И никто не знает. Я потому и пришёл — Нинка, узнай, кто он такой. Всю информацию по прорыву засекретили.
— Как? Я же не соединница.
— Ты начертательница пути, — сказал Серёга, — да ещё и гойдо в придачу.
— И что? Такого добра в Троедворье навалом.
— Но такая безбашенная ты одна, — пояснил ведьмак. — Остальные Дисциплинарный устав гораздо больше уважают.
— Это комплимент или оскорбление? — поинтересовалась домовиня.
— Констатация факта, — ответил Серёга. — Церемония награждения состоится в «Золотом кубке», а у вашего отдела там сегодня тренировка. Нинка может узнать имя.
— А зачем вообще надо засекречивать героя? — не поняла я. — В любой нормальной стране его бы по всем телеканалам показывали, портреты на первых полосах газет, глава государства лично бы орден вручил.
— Его и будет награждать сам Люцин, — сказал Серёга. — Но тайно. Имена участников ликвидации прорыва всегда засекречивают, это закон Генерального кодекса.
Я смотрела на него с недоумением. Генеральный кодекс регулирует жизнь волшебного мира в целом, но Лиге с Альянсом до наших чеэсок никакого дела нет, там совершенно иная структура пространства и прорывов у них не бывает. Аьянсовцы и лигийцы уверены, что глобальной катастрофы не произойдёт никогда, потому что первыми её жертвами должны будут стать троедворцы, а значит и позаботятся, чтобы её не допустить. А как мы это сделаем, и что будет с ликвидаторами прорыва, им глубоко безразлично. Как и нам плевать, кто свернёт шею их очередному кандидату в диктаторы, по тамошней терминологии — Всепреложному Властителю, и что сделают с Великоизбранным Избавителем благодарные или неблагодарные сограждане.
— Глупости в волшебном мире хватает, — с интонацией извинения сказал Серёга. — Не я принимал кодексы. Нин, ну ты всё-таки попробуй имя узнать.
— Хорошо, — кивнула я. — Попробую.
Серёга улыбнулся и выскочил из кабинета. Он всегда не ходил, а бегал. Эльфы принялись вытирать чайные лужи на полу, а домовиня отправилась за новой минералкой. Я вернулась к переводу, до тренировки надо успеть закончить.
* * *Лопатин пришёл часа два спустя.
Из Серодворья в Совет Равновесия его забрали на следующий же день после дуэли с Люцином. Проигранная схватка проигранной схваткой, но ценить высококвалифицированных специалистов наш директор умел всегда. А Идьдана оставили сумеречным. Кудесник-оборотень, пусть даже и обратник, в отличие от знающих юристов, для Троедворья не редкость.
— Поликарпов дал, — протянул мне Павел компакт-диск. — Сашка альбом записал.
Сын Ильдана сочинял песни — и тексты, и музыку. Мой Егор настаивает, что он должен записать их в МР3-формате и разместить в интернете, громкий успех им обеспечен. Павел, Олег, Вероника и я думаем так же, и совместными усилиями убедили Сашку попробовать. Ильдан купил сыну хороший компьютерный микрофон, нужные программы, и Сашка сделал пробный альбом. Поёт он под обычную гитару, голос у него слегка хрипловатый и жёсткий, диапазон тоже не ахти, но само звучание приятное. А выразительности исполнения позавидует любой драматический актёр.
Я перекинула альбом с компакта на хард-диск, открыла винампом. Зазвучала первая из десяти песен альбома.
На крыльях полёты —
Задача простая,
Крылатым высоты
Не честь и не слава.
Полёты бескрылых —
Вот чудо, так чудо,
И кровь скиснет в жилах
Небесного люда.
Высот быстротечность
Им крылья сминает,
Небес бесконечность
Крылатых пугает.
На крыльях летают
К поверхности ближе —
Когда их сломают,
Так падать пониже.
Полёты бескрылых —
Разрыв притяженья,
Убить их не в силах
Любое паденье.
«Упадший не встанет!» —
Закон для крылатых,
И небо обманет
Судьбою зажатых.
Полёты бескрылых —
То к солнцу касанье,
Пророчеств унылых
Они отрицанье.
Полёты бескрылых —
И вызов, и битва,
От судеб немилых
Отрежут как бритва.
Едва песня закончилась, я нажала на паузу.
— Мне нравится, — оценила я. — Если и остальные на том же уровне, альбом станет суперхитом интернета.
— У Сашки теперь собственный сайт есть, — сказал Павел. — Там он альбом и разместит. А по сетке мы ссылки раскидаем.
— Это правильно, — согласилась я.
На столе у Гаврилина звякнул внутренний телефон. На тренировки приказано было отправляться немедленно. Коллеги одарили меня злобными взглядами, а Лопатин виновато улыбнулся и невольно встал так, чтобы загородить меня от сослуживцев.
Эйфория после реформы 23–03, то есть от двадцать третьего марта, когда Павел вынудил Люцина уравнять в правах вовлеченцев и волшебников, прошла быстро. У полноправности обнаружилась и обратная сторона.
Прежде вовлеченцам оружия не доверяли, а теперь мы в обязательном порядке проходим военную подготовку и наравне с волшебниками отправляемся на передовую, под пули и разряды боевых талисманов. Во время прорывов мы больше не отсиживаемся в убежищах, а как и все троедворцы, обязаны идти во вспомогательные группы, аварийку поддерживать, рвать жилы на рытье траншей и разгрузке мешков с песком.
Нашего отдела это пока не касалось, мы считаемся новичками, и сначала должны пройти первую ступень обучения, но через неделю оно закончится. Половину сотрудников отправят в боевые подразделения, а оставшимся придётся впахивать над переводами по шестнадцать часов без продыха, лениво-аристократичному сидению над бумажками и длинным чаепитиям придёт конец.
Ныть над своим бесправием и ругать матерно троедворские законы было несоизмеримо легче и безопаснее, чем воевать и ликвидировать прорывы. Так что благодарность за прелести равноправия досталась Павлу, а ненависть за издержки этого равенства шлёпнулась на меня, ведь замазаны в реформе мы с ним поровну.
