РОБЕРТ ХОЛДСТОК - Lavondyss_Rus
— Необычное и очень милое имя. И очень хорошее. Когда-то так звали одного очень утонченного человека. Несколько сотен лет назад. Он писал музыку для церкви. Очень хорошую. [13]
Он пошевелил пальцами ног, натянул сапоги и встал:
— Однако фестиваль начинается в полдень, верно? Во всяком случае мне так кажется. — Таллис молча кивнула. — Значит, у нас есть время чем-нибудь перекусить. Кстати, а ты знаешь какие-нибудь песни?
Мужчина и девочка, разделенные ручьем, посмотрели друг на друга. Таллис улыбнулась и громко пропела:
— Бека-бебека овца-чернавка. [14]
Человек засмеялся, его глаза округлились.
— Да. Хорошо. Однако, боюсь, она слишком хорошо известна тем, кто собирает песни.
— Ты собираешь песни? — спросила Таллис.
— Разве я не говорил тебе? Музыка — моя профессия. Я слышал тысячи песен, которых пели тысячами способов; многие из них действительно были старыми и совершенно прекрасными. Но я всегда спрашиваю себя, сколько же песен я пропустил? По меньшей мере одну, точно. Я слышал ее еще совсем молодым человеком, и она убежала у меня из головы прежде, чем я успел записать ее. — Он улыбнулся Таллис. — Было бы замечательно найти ее. Если услышишь ее, зови меня. Новая песня может работать, как заклинание.
Таллис торжественно кивнула. И подняла руку, когда большой человек пошел прочь. Потом окликнула его:
— А есть ли имя, которое ходит с тобой во время поисков песен?
Он повернулся, поднял палку и засмеялся.
— Уильямс, — крикнул он в ответ. — Самое обычное имя. Очень простое. А вот Таллис — милое имя. Очень милое. Увидимся на фестивале!
Он повернулся и пошел обратно к лесу, немного прихрамывая, но очень целеустремленно.
Вскоре он достиг манившего ее леса и исчез из вида, но его слова ударили по ней с такой же силой, как неожиданное и насмешливое эхо.
В новой песне есть магия.
Да! Конечно! Вот и ответ. Песня. Новая песня.
Наконец-то. Так легко. Так просто. Она споет песню в память Скатаха. Тихую песню, сотканную вокруг его камня из ее собственных желаний и видений, повторенных и обогащенных теми неведомыми краями, которые были ее страстью. И будет петь, пока чары не рассеются.
Песня для Скатаха.
Она побежала на луг Камней Трактли. Она уже знала первые слова, хотя и странно мрачные, даже холодные, несмотря на яркие образы... и еще нет мелодии:
Огонь горит в Земле Призрака Птицы
В Земле Призрака Птицы лежит моя юная любовь...
Рассею я черных хищных птиц...
Кости часто напевал. Иногда он пел за работой, иногда, когда сидел и пил сидр, а иногда просыпаясь после сна на своем стуле у яблочного сарая. Таллис никогда не понимала слов — он жужжал на слишком сочном диалекте — но мелодии были прекрасны. И однажды, где-то год назад, они заговорили о песнях, и сейчас она вспомнила тот разговор.
— Как ты можешь помнить так много разных мелодий? — спросила она у него.
— Мелодия — это просто, — ответил он. — Самое главное — слова. Как только в тебе возникнут новые слова, мелодия придет сама, из сердца. Она всегда живет там.
— Но твои мелодии — великолепны.
— Ага, значить, тебе нравится мое пение?
— Нет, — призналась Таллис. — Не твое пение. Не слова. Только мелодии.
Кости захихикал:
— Уже хорошо. Потому что я не думаю о них слишком много. Они приходят как бы оттуда, где живут, ну, не украшенные. Мой папаша пел их мне, а евоный — ему. Кости пели их с... разбери меня гром, если я знаю с какого времени. Небось с тех пор, как Всемогущий бог пел их Адаму.
Таллис побежала к полю, на котором лежали камни, и, подчиняясь внутреннему импульсу, прыгнула на упавший монолит, который, быть может, назывался Скатах. В ветвях деревьев, стоявших вокруг луга, послышался взволнованный щебет. Птицы, конечно. Они прятались в ветках дубов и на живых изгородях, глядели на богатое пастбище и не могли пролететь над ним.
Она тихо запела, не думая о мелодии, разрешив словам течь через себя. Ноты то поднимались, то опускались, размер все время менялся. Поскольку она пела себе, она спустилась с камня и медленно пошла вокруг него, приплясывая в такт, который она наложила на свои неуклюжие слова, давая словам меняться так, как они хотели, давая песне выходить оттуда, где она жила.
И она запела громко, прежде чем сама это осознала. Ветви нервно зашелестели. Ветер зашевелил высокую траву. Ее голос поднялся высоко в небо, нежный сладкий звук, унесший Обещание Таллис далеко от святилища.
В Земле Призрака Птицы пылает огонь.
Моя юная страсть там нашла свой покой.
В Земле Призрака Птицы ярится буран,
Но рассею я птиц, и пройдет ураган.
Я увижу как глина целует его,
В Землю Призрака Птицы пойду для него.
Пусть пылает пожар, пусть рассеет он тьму,
Тлеют кости мои, я поеду к нему.
Заклинание рассеялось, и Таллис перестала петь. На мгновение ей стало грустно, слезы хлынули рекой. Она посмотрела на камень, потом на Победителя Бури.
Все было посвящено цели. Где-то, в тысячах лет отсюда, ее песня послала Скатаха в место, где охота никогда не кончается, где все люди поют и горячо любят друг друга, как зимой, так и весной. Послала в страну со многими красками. В другой мир. На блестящую сторону запретного места...
Больше она ничего сделать не могла, пока. Луг опять стал обычным пастбищем, серый камень похолодел, призрак ушел из него.
Она бы обрадовалась, если бы Пустотница увидела ее триумф, но в тенях леса не было никого.
II
Весь полдень Таллис бродила среди толп людей, собравшихся в Теневом Холме, высматривая старика, мистера Уильямса, которого она встретила у Ручья Охотника. Она хотела рассказать ему, как он помог ей, и спеть ему новую песню, которую она сочинила для Скатаха. Но Таллис не нашла его и очень расстроилась.
Поэтому она уселась с Саймоном и еще несколькими детьми на каменной стене вокруг церкви. Они глядели, как люди танцуют и поют, на странное кукольное представление, известное как Глупая Игра, и, конечно, на то, как через деревню гнали коров. Это зрелище Таллис особенно любила. Время от времени, когда одно из послушных животных заставляли идти между двумя кострами, оно начинало беситься и прыгало среди зрителей, вызывая хаос. Именно мгновения суматохи и опасности делали фестиваль настоящей потехой, но они случались нечасто.
Время после полудня тянулось и не хотело кончаться. Половина быка, жарившаяся на костре, успела почернеть, прежде чем ее сняли и разделили на толстые ломти; от быка остались только розовые кости. Танцы сменились бегами и конкурсами, но Таллис так и осталась на стене, безучастно наблюдая за происходящим. Только когда пришли плясать Теневые люди, она слезла с неудобного насеста и подошла поближе. Саймон последовал за ней.
— И я буду Теневым, когда вырасту, — сказал он, глядя на местных танцоров моррис горящими глазами. — Я буду Железом! — добавил он, глядя на серебряный меч, вышитый на груди одного из них.
На груди всех десяти танцоров была вышита своя эмблема, дававшая им имя. Таллис знала их наизусть: перо, железо, колокольчик, сова — у этого танцора на шее висела набитая голова совы — дуб, боярышник, плющ, камень, кость и огонь, у предводителя. Предводитель нес просмоленный факел, который будет зажжен ровно в девять вечера — во время самых важных частей церемонии. Кость, самый высокий и сильный из танцоров, нес на поясе большой костяной рог.
— Если ты собираешься стать Железом, — тихо сказала Таллис кузену, — значит, ты больше не будешь моим другом. — Саймон, нахмурясь, поглядел на нее, но она не обратила на него внимания.
Теневые люди станцевали четыре раза и только потом уступили место одной из заезжих групп. Те начали хорошо известный танец. Выстроившись в две линии, по пять человек, они делали вид, что наносят удары ореховыми прутиками, которые, как мечи, держали в руках, и защищаются пришитыми к рукавам маленькими щитами. В конце они оторвали щиты и бросили их в толпу. Та, кто ловила щит «огня», становилась «во́дой», и все танцоры бросались за ней, все быстрее напевая на бегу: «В лес, из леса, в лес, из леса...», ловили ее, поднимали вверх и кричали: «Веревку сожжем и порежем, она умрет, если сможет».
Щит огня всегда бросали молодой красивой девушке, и Таллис хорошо понимала мрачные намеки этой составляющей народной фантазии.
В сумерки к ней подошли родители. Днем они помогали в нескольких второстепенных зрелищах и теперь собирались домой, ужинать. Таллис решила остаться, и ей сказали не отходить от Саймона. Однако после того, как Китоны исчезли с деревенской площади, Саймон убежал и Таллис осталась одна.
