Дэвид Митчелл - Литературный призрак
— Тогда наш дружеский разговор закончен. Вот моя визитная карточка. Очень рекомендую вам до завтра передумать. До свидания.
Хлопнула дверь. Я сидел, уставившись на свой недоеденный дерьмобургер.
Я уже вошел в башню «Кавендиш», но в вестибюле передумал. Попросил дежурного минут через пять сообщить Аврил, что я ушел домой. Двадцать минут прождал паром в порту, глядя на сияющие небоскребы у черной воды. По дороге домой обналичил в банкомате три четверти моего счета — на всякий случай, если мои кредитные карты заморозят. Автобус надо было ждать минут тридцать, поэтому прошелся пешком в прохладном сумраке.
Она поджидала меня. Кондиционер шпарил в режиме холодильника.
— Какого черта, скажи на милость! У меня куча дел!
Обиженное молчание в ответ.
— Мне нужно много чего обдумать, поняла? Я ложусь спать.
Я спрятал деньги в коробку из-под обуви и задвинул ее под туалетный столик Кати. До прихода горничной надо будет перепрятать в более надежное место. По воздействию она — наркотик, но по сути, конечно, сука и воровка.
*Я вышел к храму. Где-то журчит вода. Оказывается — рядом фонтанчик, который сторожат два дракона. Умираю от жажды, к черту гигиену. Я пью до тех пор, пока вода не начинает булькать у меня в животе. Смерть от обезвоживания точно не входит в мои планы. Мне хочется окунуть лицо и руки в эту прохладную, прозрачную воду. Снимаю «ролекс», вешаю на нос дракону, стягиваю рубашку и окунаюсь в фонтан с головой. Под водой открываю глаза, вижу, как скользит по дну легкая рябь и прыгают солнечные зайчики.
Ну, теперь куда? Одна тропинка под гору, другая в гору. Пошел под горку и через двадцать метров оказался у выгребной ямы. Возвращаюсь к драконам — придется карабкаться в гору. Чувствую себя гораздо, гораздо лучше. Как будто организм перестал тратить силы на борьбу с простудой и предпочел ей подчиниться.
Тропинка забирает все круче вверх. Иногда приходится помогать себе руками, чтобы не сорваться. Деревья растут плотно, образуя густые влажные заросли, через которые пробиваются иголки света, острые и яркие, как лазерные лучи. Снимаю пиджак и швыряю его в заросли черники. Он порвался в клочья. Может, пригодится какому-нибудь монаху или беженцу. Птицы наполняют воздух своими звонкими голосами и блестящими глазами.
Я выпал из времени.
Хотел посмотреть, который час, но часы-то остались на носу у дракона.
Хватаюсь за корень, чтобы подтянуться, но рука срывается, и я лечу вниз на несколько ярдов. Слышится хруст. Но нет, я цел и невредим. Выпрямляюсь в полный рост. Фантастическое ощущение. Чувствую себя бессмертным.
Сверху нависает скала, огромная, как дом. Я беру ее приступом, словно мальчишка, и вот уже озираю свои владения с вершины. «Боинг-747» величественно, не спеша, заходит на посадку, разрезая день, как бритвой, ревом двигателей. Я машу ему. Она тоже машет, весело так, аж подпрыгивает. Все-таки она со мной. Приятно доставить радость хоть одному существу. Даже если оно не вполне существует.
— Она меня любит, — заявила горничная.
Она голышом крутилась перед зеркалом, прикладывая к себе одно за другим летние платья Кати. Если какое-либо ей нравилось, она его примеряла. Если подходило, клала в Катину сумку «Луи Вуитон». Если нет — отбрасывала в сторону.
Я распростерся на кровати, пригвожденный неизбывной тяжестью в гениталиях.
— Кто?
— Маленький девочка.
— Какая еще маленькая девочка?
— Твой маленький девочка. Живет здесь. Меня любит. Хочет сестричка. Играть чтобы.
Ветерок осторожно раздвинул занавески. Ей-богу, эти китайцы чокнутые на всю голову.
Когда Кати позвонила в последний раз, она была совершенно трезва. Это не предвещало ничего хорошего.
— Добрый день, автоответчик Нила. С тобой говорит Кати Форбс, бывшая жена Нила. Как ты поживаешь? Работаешь, бедняга, без выходных. Нил совсем обленился и разучился снимать трубку, а также пользоваться номеронабирателем. Передай, пожалуйста, Нилу, следующее. Я стала гордой владелицей роскошного особняка на северо-востоке Лондона. Лето стоит такое дождливое, какого не было уже много лет, и поля для крикета размыло. Дважды в неделю я хожу на сеансы к доктору Клюни, он прекрасно помогает от депрессии. Арчи Гуд взял на себя роль моего адвоката и отправит бракоразводные документы в конце недели. Объясни, пожалуйста, Нилу, что я не хочу его ограбить, а требую только то, что принадлежит мне по праву. Если он потрудится оторвать свою задницу от дивана и перешлет мне кресло королевы Анны, это благоприятно отразится на моих требованиях. Нилу прекрасно известно, что эта вещь перешла ко мне по наследству и я ею очень дорожу. Спокойной ночи.
Вот ключ к пониманию Нила Броуза: он — человек каморок, кабинок, кабинетиков. Горничная находится в одной кабинке, Кати — в другой, маленькая гостья — в третьей, «Кавендиш, Гонконг» — в четвертой, счет 1390931 — в пятой. И в каждой живет свой Нил Броуз, который действует совершенно независимо от прочих. Вот как я устроен. Мое будущее — еще в одном кабинетике, но я не спешу в него заглянуть. Вряд ли мне понравится то, что там.
Как ни странно, горничная оказалась права. Когда я возвращался домой и заставал ее там, атмосфера была ощутимо иной. Мирный Сибелиус вместо бурного Вагнера. Такое впечатление, будто она сидит под столом и возится со своими куклами — если б она реально существовала, конечно. Она никогда не беспокоила нас с горничной, и даже занавески висели так, как перед моим уходом. Ну разве что донесется легкое шлепанье ее ножек по мраморному полу в гостиной, и все.
В отсутствие же горничной в воздухе пахло скандалом. То же самое происходило, если я уезжал в командировку. Однажды я на несколько дней ездил в Кантон — та еще дыра. Вернувшись, я застал ее в дикой ярости — она рвала и метала, и мне пришлось долго оправдываться, обращаясь к пустоте.
Я достиг гребня горы. Дальше идти некуда. Из-за верхушек камфорных деревьев виднеется голова Будды, совсем рядом. Вот он, Большой Будда. Платиново-серый, спряденный на прялке синевы. Деревья обернулись грезой о деревьях. Кот-тень, тень кота.
Кожа зудит. Бессмертие под вопросом. Солнце жарит так, что я скоро превращусь в кусок ветчины. Наверное, я сорвал ноготь на ноге — в ботинке хлюпает что-то мокрое и теплое. Под саднящей кожей еле-еле сокращаются мои органы — еще работают, но все медленнее и медленнее, словно обессилевшие пловцы.
Откуда там, наверху, над твоей, Будда, головой появилась луна? Белая, голубая, клокочущая. Бесшумная печь, где сгорает солнечный свет. Луна, луна, среди бела дня.
Похоже, я вляпался в былой и грядущий век. Столпотворение: туристы, автостоянка, сувенирные ларьки, рекламные щиты, мотоциклы. Толкучка возле билетных касс — только англичане и славяне умеют правильно стоять в очереди… Люди совсем рядом. Нет, далеко. Между нами стена сверкающей жидкости. Доносятся слова чужих языков.
Полные губы Будды величаво сложены. Будто вот-вот с них сорвется слово, но нет, никогда не сорвется. Глаза под опущенными веками скрывают истину, в которой так нуждается мир.
Луна явно издевается. Рога у месяца то в одну сторону, то в другую. Если бы мне сейчас повстречался тот старик нищий, я бы сказал ему: «Прости, старик, мне нечего тебе дать. Нет у меня больше времени. Ни пары минут. Ни пары секунд, черт подери».
Вот интересно — тот парнишка с саксофоном, он играет где-нибудь в баре, наверное? Может, в центре, может, в Коулуне. Я бы хотел его послушать. Хотел бы посмотреть, как его девушка смотрит на него. Очень хотел бы. Вряд ли теперь это получится. Хорошо бы поболтать с ними. Узнать, как они познакомились. Расспросить про джаз и почему Джон Колтрейн так знаменит. Как много хочется узнать, как много. Надо спросить его, почему я женился на Кати и правильно ли я поступил, что подписал все эти бракоразводные документы и выслал ей. Будет ли Кати счастлива в конце концов? Встретит ли она мужчину, который будет любить ее, а его сперма будет по всем показателям высококачественной? Получится ли из нее нежная, любящая мать, или с годами она превратится в запойную стерву? Прищучит Хью Ллуэллин Андрея Грегорского, или Андрей Грегорский прищучит Хью Ллуэллина? Расширит ли господин Вае, магнат-судовладелец, свою империю? Выиграет «Манчестер юнайтед» кубок или нет? Выпадут ли зубы у Коржика из «Улицы Сезам»? Наступит ли конец света после Рождества?
Она легонько касается меня, дует мне в затылок, и в воздухе начинают кружиться мириады листьев. Вся моя кожа горит, словно чужая. Новый маленький Нил внутри старого приоткрывает глаза. На солнце они серебристые, а в тени синие. Он ждет только, когда моя кожа лопнет от нестерпимого жара, и тогда он выберется наружу и побежит прочь. Печень нетерпеливо ерзает. Сердце. Последние удары. Как называется маленький орган, который перерабатывает сахар?
