Михаил Юрьев - Третья Империя
Это более жесткое законодательство, чем по отношению к языкам народов внутри исторической России, там принцип двуязычия не требует, чтобы русский язык был первым, — это была сознательная политика форсированной ассимиляции. Кстати, по многим позициям она носила временный характер — в указе сразу было объявлено, что запрет на теле– и радиопрограммы на местных языках действителен на пять лет, требование для фильмов, чтобы они были на русском, а лишь субтитры на местном, а не наоборот, — также на пять, использование русского в дошкольных детских учреждениях — на десять, изучение русского как первого, а не иностранного в школах — на пятнадцать.
Для народов-союзников, то есть немцев и сербов все, конечно, было не так: требования иметь русский как первый в двуязычии для них вообще нет, и сроки перехода на двуязычие им было предложено определить самим на собственное усмотрение (в реальности внедрение русского как второго там произошло быстрее, но по добровольным причинам). Кроме того, немецкий и сербский изучаются во многих русских школах (факультативно — в подавляющем большинстве). Помимо языка, были определены сроки перехода на новые программы обучения в школах (два года) и в институтах (три года), а также на новые стандарты в технике (пять лет) и здравоохранении (три года). В течение года должны быть созданы российские суды общей юрисдикции и арбитражные, межрегионального окружного звена (апелляционная инстанция), а в течение трех — низового звена. Сразу после присоединения было прекращено хождение евро и произведен обмен их на рубли — по тому курсу, который к маю 2019 года считался реальным (чуть менее двух евро за рубль). Был установлен полуторалетний период перехода на российскую налоговую систему, но при этом сами ставки налогов остались выше, чем в России (хотя и существенно ниже, чем были в Евросоюзе): для людей — на пять лет, для предприятий — на десять.
Гражданские права, как и было оговорено при подписании актов капитуляции, население получало через восемь лет натурализации, при отсутствии за это время одного тяжкого преступления или трех менее тяжких. Но это, естественно, не касалось Англии, Ирландии, Польши и Украины (по факту Украина, кроме Галиции, получила гражданство в 2031 году, а Англия, Ирландия и Польша — в 2035-м), а также Германии и Сербии — те стали гражданами сразу. По российским законам это означало, что выбирать органы местного самоуправления (по-русски, общины — там по российской Конституции сосредоточена очень значительная часть власти, как у нас в северных штатах) они будут лишь через восемь лет, а до того их будут назначать. Но в указе определялось, что начиная с четвертого года будут проведены опросы (те же выборы, но носящие рекомендательный для имперских властей характер и не имеющие обязательной юридической силы), и назначения до истечения восьмилетнего периода будут проводиться исходя из них. В выборах в Земскую Думу Российской Империи 2020 и 2025 года население бывшего Евросоюза не участвовало ни в каком виде (кроме немцев и сербов), и в этом был свой резон. Ведь основным предметом деятельности Думы являются налоги и социальные траты, а они до 2030 года были у него иными, чем у населения бывшего Российского Союза; к выборам же 2030 года оно уже имело полные гражданские права. Кстати, это все касается гражданских прав в российском, на наш взгляд довольно куцем, понимании — политические права в России имеют только опричники. Так вот, прием желающих в опричники производился с 2020 года без каких бы то ни было ограничений, в том числе англичан, ирландцев, поляков и украинцев, и даже прибалтов. Вообще для записи в опричники нет никаких априорных требований: даже я, находившийся в России по туристической визе гражданин Американской Федерации, бразилец по национальности и католик, если бы пришел в пункт и подал заявление, был бы принят — если бы, конечно, технодопрос подтвердил искренность моих мотиваций.
Как часть политики ассимиляции, Россия широко использовала люстрации, то есть поражения в правах для определенных категорий населения, не являющиеся уголовным наказанием. Интенсивность их применения сильно различалась по территориям: их вовсе не было, естественно, в Германии и Сербии, относительно мало в Турции, Италии, Испании и Португалии, много во Франции, Бельгии и Голландии, а больше всего в Чехии, Словакии, Венгрии, Румынии, Молдове, Грузии и Азербайджане. Разумеется, их не могло быть в Англии, Ирландии, Польше и Украине — там все население было лишено всех прав и близкой перспективы их получения. Поражения включали удлинение срока натурализации (в том числе и на неопределенный срок), ограничение на членство и работу в любых общественных организациях, а в основном — запреты на профессии: на государственную и муниципальную службу, включая вспомогательные должности в полиции (основные везде в Империи заполняются только опричниками), на работу в сфере образования (в дошкольных учреждениях, школах и вузах), на работу в СМИ и вообще на публичные высказывания. Под люстрации подпадали все бывшие публичные политики и государственные служащие выше определенного ранга (в безусловном порядке), а также в индивидуальном порядке те из остальных чиновников, журналистов и интеллигенции, за которыми числились систематические действия и публичные высказывания, носящие характер антироссийский, антихристианский, а также ультралиберальный, в том числе глобализаторский. Разбирательства инициировались прикомандированными к Европейскому Приказу (так назывался орган государственного управления, временно — на 20 лет — созданный под конкретную задачу ассимиляции) сотрудниками Имперского управления надзора, отчасти по результатам собственного анализа, чаще — по доносам коллег. Индивидуальные решения о поражении в правах часто бывали отложенными — до первого нарушения. В некоторых местах люстрации имели существенные последствия: во Франции, например, в результате их почти полностью сменилась журналистская, университетская (гуманитарная, разумеется) и вообще интеллектуальная элита.
Из всего этого видно, что Россия использовала для форсированной ассимиляции комбинированную политику, сочетающую неослабное, но не особо жесткое давление на население в сторону частичной русификации, с четко обозначенным по времени «светом в конце тоннеля». Имелись также понятные «социальные лифты» в виде беспрепятственной возможности вступления в служилое сословие, а также частного предпринимательства, в котором жители новых территорий ограничены не были. Это была политика не реактивная, а сознательная и продуманная, и я уверен, что все жесткие решения, которые Россия принимала, были требованиями этой политики, а вовсе не следствием бессердечия или тем более ненависти к поверженному противнику (кроме разве что прибалтов). В доказательство этого могу привести такой пример, весьма характерный: как я уже рассказывал, еще в 2019 году, в официальном предложении сдаться, которое от России получили все страны НАТО, было сказано, что те, кто решит воевать, после капитуляции получат, в числе прочего, полную конфискацию всего имущества граждан и предприятий. Так и произошло для англичан, ирландцев, поляков и украинцев, и это было широко освещено. Но гораздо менее известно то, что без всякой помпы уже в январе 2021 года вышло распоряжение Европейского Приказа о том, что все бывшие собственники жилых домов и квартир, проживающие в них, имеют безусловное право на аренду их у государства, в собственность которого они перешли, по специальным ценам, равным примерно одной пятой части от рыночных. То есть имела место угроза наказания, нужная для уменьшения количества стран, собирающихся сопротивляться, то есть в конечном счете для уменьшения количества крови. Далее имело место само наказание, нужное для того, чтобы в дальнейшем угрозы Империи не воспринимались как пустые. Но когда обе эти цели были достигнуты и никакой нужды в дальнейшем утяжелении жизни для побежденных более не было, появилось вышеназванное решение о послаблении. А при получении соответствующими народами гражданских прав последовали решения Европейского Приказа о бесплатном возврате домовладений в собственность жильцам — бывшим собственникам или их наследникам. Но наиболее ярко то, что я пытаюсь доказать, проявилось в том, что, когда сербы — союзники и этнически близкие родственники русских — потребовали в январе 2020 года проведения трибунала по преступлениям против Сербии 1995–2019 годов и осуждения на нем должностных лиц США, Евросоюза и НАТО того времени — вполне, на мой взгляд, справедливое требование, — Россия ответила отказом. «Мы потерпели от них еще больше, — сказал начальник Имперского управления надзора (по-нашему, министр юстиции и генеральный прокурор) Василий Малинин, будущий император Василий V, — но мы не будем устраивать трибунала даже и по преступлениям против России. Оставим их Богу, братья. Мы не мешали вам мстить — давайте называть вещи своими именами — албанцам и косоварам, хорватам и боснийцам, поскольку понимали, что чаша терпения не беспредельна; и сами мы отомстили прибалтам, грешны. Но не будем мстить сверх меры, поскольку дело это не богоугодное — тем более что большей мести западным странам, чем та, которую они уже получили, все равно быть не может». В той же речи Малинина впервые прозвучала совершенно новая оценка Нюрнбергского трибунала 1945 года: «Не будем повторять, братья, позорища Нюрнбергского трибунала. Победитель имеет право захватить, разорить и ограбить побежденных, особенно если те напали первыми, он может и казнить их вождей. Но изображать из себя святош и учителей народов только потому, что ты оказался сильнее, есть богопротивное фарисейство, столь любимое Западом, — и нам очень жаль, что наша страна участвовала в этом фарсе». Есть и много других примеров того, что Третья Российская Империя, в отличие от двух своих предшественниц, не считает жестокость неотъемлемой частью власти и потому не использует силу и жесткость сверх крайней необходимости.
