Олег Никитин - Путешествия Никласа
– Как вы знаете, – сказал он, выдержав паузу, – я занимаюсь подготовкой очередного издания «Клановой истории» сектора…
– Вы сообщили об этом. У меня есть предыдущее, и там собраны такие выдающиеся люди! Их истории очень поучительны и познавательны. Неужели вы посетили каждого героя своей великолепной книги?
– Она не совсем моя, помилуйте! Многие поколения историков…
– А вы попали в справочник своего сектора?
– Как всякий государственный служащий, я…
– Только не говорите мне, что хотите включить статью обо мне в книгу, все равно не поверю!
– Напрасно. Каждый человек во Вселенной по-своему интересен, о каждом…
– Только не обо мне. – Она вытянула три левых ноги, оттолкнулась ими от края бассейна и придала телу вращение. – У меня так мало получилось в жизни. Даже этот дом мне спроектировал мой бывший друг, сама бы я ни за что не догадалась построить его вертикальным.
– Зато у вас тридцать восемь детей, а это…
– Очень мало. Другие в моем возрасте выращивают уже по шестьдесят, а то и по семьдесят.
Никлас решил сделать паузу, чтобы сформулировать наиболее короткую и емкую фразу, о смысле которой нельзя было бы догадаться вплоть до ее последнего слова. Эти лингвистические изыскания продолжались не меньше минуты, но так ни к чему и не привели. Тогда историк перешел на средние радиоволны, надеясь сбить хозяйку с толку:
– Мне бы хотелось ознакомиться с вашими работами по биомоделированию и увидеть вашего последнего ребенка.
Кажется, ему удалось озадачить хозяйку: ноги у нее как-то импульсивно втянулись, и вращение тела, замедляясь, прекратилось вовсе, даже волны на поверхности бензола постепенно затухли.
– Почему это вас интересует?
– Редакция исторической литературы собирается расширить приложения, включив в них обзоры личных пристрастий и увлечений… Вы попали в репрезентативную выборку сектора! Поздравляю. Поэтому вам будет выслан персональный экземпляр «Клановой истории» (если планы редакции не поменяются) с упоминанием вашего имени! Вам неслыханно повезло, поверьте. Вероятность этого счастливого события – один к 2.286.897! Поистине удача улыбается вам…
Никлас надеялся, что Анна-32 прервет его словоизлияния, однако она упорно молчала, не подавая признаков жизнедеятельности. Исчерпав тему, он был вынужден заткнуться.
– Нельзя ли отказаться?
– Никак. Уже затрачены колоссальные средства налогоплательщиков. Позвольте, ведь это огромная честь для всякого! И почетная обязанность, – выделил он повышением амплитуды. – Что случилось, гражданка Ли NGC 69307-1? Я не верю своим слуховым рецепторам!
– Идемте, – бросила Анна в ультракоротком диапазоне, почти на грани слышимости – фоновое излучение наложило на ее ответ сильнейшие помехи. Она мощным гребком приблизилась к пандусу и споро вскарабкалась на него, цепляясь за шероховатый материал когтистыми лапами. Историк последовал за ней, опасаясь отстать. Благодаря более широкому шагу ему удалось войти в гравитационную шахту сразу вслед за Анной-32, и они тотчас взмыли на высоту в две-три сотни метров, остановившись примерно посередине дома.
– Ее зовут Марина-49, – услышал Никлас. Между ним и хозяйкой как будто пролегла полоса вакуума, в которой пропадали всякие эмоции Анны.
По винтовому эскалатору они переместились немного выше, очутившись среди замысловатого скопления разноцветных кристаллических и прочих структур. Небольшое, судя по всему, помещение благодаря сложной системе зеркал и разнообразных пространственных фигур с отражающими поверхностями превратилось в симпатичный «сад камней».
В комнате плавала смесь феромонов, характерная для простейших биоформ, и Никлас искоса глянул на Анну-32. Но та никак не прокомментировала запахи, просто шагнув за некий угловатый «сталагмит». На скромной двадцатиметровой площадке кружилось в танце два существа – одно походило на Анну-32 (только уменьшенную втрое), а второе как будто состояло из тысяч сочленений, напоминая спутанную модель молекулы ДНК. Историк поспешно вызвал в памяти язык феромонов, чтобы понять, о чем разговаривают танцоры, но без толку. Его нос смог уловить всего несколько слогов, плохо складывающихся в слова. Принять же участие в этом разговоре он бы вообще не смог. Кто же знал, что Марина-49 предпочитает общаться с помощью летучей химии? И владеет ли она нормальной человеческой речью – светом, гравитацией, наконец акустическими импульсами?
– У нее урок пластики тела, – сказала хозяйка. – Рядом с Мариной наша биоформа, она живет у нас уже триста сорок лет. Ее изготовил мой покойный муж по какому-то дурацкому каталогу. Тогда была мода на такие модели, по-моему. Они общаются феромонами, потому что биоформа по-другому не умеет – слишком уж простая у нее организация тела.
– Почему бы вам не завести новую, универсальную?
– Марина с детства знает только эту и не станет играть с другой. К тому же…
– Это память о вашем муже?
Перед поездкой историк, разумеется, изучил материалы Демографической Комиссии и знал, что Сидор-21 погиб при личном исследовании своей нейтронной звезды, зачем-то пожелав взять пробу вещества с ее поверхности с помощью гравитационного щупа (хотя никто его об этом не просил). Он слишком близко подлетел к звезде, и в автоматике его станции что-то фатально разладилось. Сидор-21 погиб, не сумев воспользоваться дыроколом. А вот его дочь (которую смелый ученый потащил с собой на экскурсию), к счастью, спаслась – Сидор впихнул ее в дырокол и отправил домой. Экспертиза Гелиодезической Комиссии заключила, что для эвакуации самого исследователя немного не хватило антиматерии, и во второй раз дырокол не сработал.
Это печальное событие произошло около трех лет назад.
– Знаете, я почему-то думала, что демографы предложат описать в «Истории» гибель Сидора-21.
– Но ведь вы бы все равно отказались, не так ли? – осторожно спросил Никлас.
– Конечно. Зачем увековечивать этакую глупость? Когда можно было использовать обычный автоматический зонд, он полез к звезде самостоятельно.
Анна-32, похоже, окончательно впала в раздражение, хотя амплитуда ее радиоволны и осталась идеально выверенной.
– В Комиссии понимают ваши чувства, поверьте.
Благодаря встроенному индикатору Никлас уже понял, что нервная система Марины-49 наполовину или даже больше состоит из кремния. И хозяйка дома, очевидно, догадывалась об осведомленности историка, ведь в отличие от семейной биоформы она явно обладала всем доступным человеку спектром восприятия. Сканирующие импульсы от гостя она вряд ли могла не уловить.
– Кажется, гелиодезисты тогда предложили вам снизить объем исследований ближнего космоса в два раза, – заметил историк. – И вы согласились.
– Конечно… Пойдемте отсюда.
Марина-49, так и не обратившая никакого внимания на мать и ее гостя, продолжала урок танца, копируя по мере сил движения биоформы. Никлас сделал еще одну безуспешную попытку понять их речь и вышел вслед за Анной-32 в соседнее помещение. Тут, видимо, девочка отдыхала после занятий, купаясь в мягком ультрафиолете и парах бензола.
– Я хотела как можно дольше держать свои медицинские опыты в тайне, – сказала Анна. – Но раз уж вы поняли, что моя дочь… Слушайте. Во время аварии на станции в ее обшивке открылась брешь, и Марина получила очень большую дозу жесткой радиации. Ее нейроны стали разрушаться один за другим, словно по эстафете, и началось это сразу во множестве точек ее организма. Особенно в мозге, конечно. Если бы я промедлила хотя бы несколько дней, она бы погибла. У вас на глазах умирал ваш ребенок?
– Нет, – пробормотал историк.
– Попытайтесь меня понять. Мой муж погиб, и у меня осталась только Марина-49. Остальные наши дети давно вступили в брак и живут отдельно, знаете ли.
Она продолжала рассказ, общий смысл которого Никласу стал ясен уже из предисловия. Анна-32 поступила единственно возможным способом, задав программу для нанороботов и введя с их помощью в организм дочери почти килограмм кремния. Крошечным автоматам удалось залатать «пробоины» в нервной системе девочки, но больше половины ее родных нейронов невозвратно погибла. Марина-49 выжила, потеряв все воспоминания и навыки, приобретенные за десять лет жизни. Восстанавливать их пришлось с помощью записей мнемографа, но разве сравнятся такие искусственные записи с подлинной памятью?
– Вы можете делать что хотите, хоть подавайте на меня в суд Центра, – устало подытожила хозяйка. – Но я никогда не признаю свою дочь биоформой. Даже если вся Вселенная примется твердить, что это так.
Никлас не стал на это ничего говорить, потому что никакие слова тут помочь не могли. Марина-49, формально будучи биоформой, в глазах этой женщины оставалась человеком. Хвала Копернику, этот случай не потребует от него кривить душой и подделывать отчет. И автоматический инспектор все равно бы когда-нибудь выявил искусственность девочки. Скорее всего, чиновники из ДК просто хотели убедиться в своих подозрениях на счет Марины-49, не собираясь что-либо предпринимать. Не настолько же они тупы и жестоки…
