Мартин Уиллоу - Одиночество
В звенящей тишине хозяин дома нарочно издавал посторонние звуки, чтобы отогнать от себя угнетающее чувство невыносимого одиночества, которое сделалось чем-то вроде ошейника от блох для домашней кошки. Если он передвигался по дому, то старался шагать как можно громче; если находился в туалете, то напевал себе под нос какой-нибудь неопределённый мотивчик; если ел печенье, то доставал его со дна упаковки, тем самым заставляя бумагу шелестеть. Но одиночество не отступало. Оно окружило мужчину со всех сторон и пристально следило за каждым его движением.
По крайней мере, Вернон Левитт не испытывал боли. Необычные изменения, происходящие с телом, могли оказаться гораздо мучительнее.
«Я должен вернуться, — мысленно произнёс одинокий человек. — Что это за место, куда я должен вернуться?» В стремлении найти заветный ответ он напоминал собаку, кружащуюся на одном месте и гоняющуюся за собственным хвостом.
И снова в голове возник образ ведра с синей краской. Правда, на этот раз Вернон успел запечатлеть его чуть лучше. Он взял в руки кисть и дополнил какую-то надпись на стене. Но что там было написано? Почему-то память отказывалась достоверно воспроизводить данный эпизод.
«Я тогда напился, — сообразил мужчина. — Ездил по городу и выкрикивал что-то непристойное. А потом вписался в стену и разбил машину».
Вернон попытался хотя бы при помощи воображения реконструировать место аварии, но тщетно. Фрагмент прошлого оказался безвозвратно потерянным.
«Если я вспомню, мне удастся вернуться», — у него возникла твёрдая уверенность в том, что так и будет, и неважно, куда ему потребуется возвращаться.
«Мне следует поторопиться, пока я окончательно не исчез, — подстегнул себя Вернон Левитт. — Возможно, у меня осталась единственная возможность спастись…»
Не теряя ни секунды, он покинул дом и взял автомобиль, чтобы вернуться туда, где его ждал ответ. Придётся ехать наперегонки со временем, чтобы достичь цели и не исчезнуть безвозвратно.
* * *Ставший почти невидимым мужчина стоял перед стеной и не мог поверить собственным глазам.
То, что он увидел, напоминало страшный сон.
Надпись, выполненная в стиле граффити, и поправка, некогда внесённая нетвёрдой рукой Вернона Левитта, — два предложения, объяснявшие абсолютно всё.
У КАЖДОГО — СВОЙ АД.
ЕСЛИ ВЫ ЧИТАЕТЕ ЭТО, ЗНАЧИТ, ВЫ УЖЕ В АДУ.
И после всего этого он сможет вернуться? Разве можно угодить в ад и вот так просто покинуть его, чтобы вернуться? Интересно, что же для этого нужно сделать?
Вернон ощутил слабость во всём теле, как будто постарел сразу лет на двадцать. Он никогда всерьёз не воспринимал концепцию загробной жизни, согласно которой душа человека могла попасть в рай, чистилище или ад. И если даже допустить то, что он находится в аду, то это место явно не соответствует всему тому, что он слышал раньше. Котлы с кипящей смолой, где варятся грешники, черти с вилами, преисподняя, наполненная невыносимым жаром, — ничего подобного не существует. Существует лишь безграничное одиночество.
Может быть, потому что у каждого — свой ад?
«Слишком поздно», — подумал мужчина. Внешне он походил на призрака, тающего в лучах дневного света. А что с ним будет, когда он исчезнет? Окажется ли он в другом, более ужасном месте, или навсегда прекратит своё существование?
* * *«Если бы у меня был ещё один шанс… Один-единственный шанс…» — Вернон не испытывал ничего, кроме сожаления. Минувшая жизнь показалась ему коротким обрывком старой киноплёнки, вставленной в проектор и ускоренной до нескольких секунд. Как это ни странно, но самые яркие моменты приходились на его детство, потому что именно в детстве он по-настоящему мог дружить, любить, сопереживать. Мальчишка по имени Вернон знал о жизни куда больше, чем мужчина, занимающий руководящий пост в строительной фирме.
«Я оглох и ослеп, потому что не слышал и не видел ничего, что не касалось бы очередной прибыли. Я перестал заботиться о чужих интересах, потому что они не совпадали с моими собственными. Я возомнил себя центром Вселенной и за это был наказан крайней формой одиночества. Люди, всё время окружавшие меня, казались мне частью городского пейзажа, его неотъемлемой частью. Глупец! Неблагодарный глупец!»
Усталость заставила Вернона Левитта добраться до ближайшей кровати и прилечь. Он закрыл глаза и отключился от внешнего мира.
* * *— Вернон? — в голосе слышится смесь радости с облегчением.
Он пытается приоткрыть глаза, но веки не желают подчиняться ему.
— Вернон, я здесь, рядом с тобой, — нежное прикосновение к его руке.
Мужчина хочет откликнуться, но не находит для этого сил, словно каждая клетка его организма испытывает невероятную слабость.
— Подожди, я сейчас позову доктора.
— Н-н-нет, — тихо, почти бесшумно произносит Вернон.
— Как ты себя чувствуешь?
— Не знаю. Что произошло? — наконец-то он приоткрыл глаза и увидел склонившуюся над ним Линду.
— У тебя случился сердечный приступ, — произнесла жена. — Господи, я так испугалась.
— Сколько времени уже прошло?
— Не беспокойся, я позвонила на работу и предупредила Коулмана, что ты находишься в больнице.
— Линда…
— Что, дорогой?
— Линда, я так тебя люблю.
— Я тоже очень тебя люблю, милый.
— Нет, я на самом деле… — Вернон ощутил неприятную тяжесть в груди, словно там вместо сердца оказался камень.
— Ты в порядке? — встревожилась женщина.
— Думаю, да, — сказал Вернон. — Мне бы хотелось знать, сколько времени я здесь провёл?
— Час или полтора, — пожала плечами Линда. — К счастью, врачи приехали почти сразу после моего звонка. Я так боялась… так боялась тебя потерять.
— Приступ случился в 6:53?
— Около того, — согласилась жена. — А почему ты спрашиваешь?
— Так, хотел кое-что выяснить.
— Доктор сказал, что твоё состояние вызвано сильным переутомлением на работе. Я знаю, что ты будешь возражать, но тебе необходимо взять отпуск.
— Я не буду возражать, — ответил мужчина.
— Нет?
— Нет, — утвердительно произнёс Вернон Левитт. — Более того, мы должны посвятить всё свободное время только друг другу.
— Ущипни меня.
— В этом нет никакой надобности. Ты не ослышалась, — он подманил Линду пальцем, а когда она склонилась у его изголовья, мужчина нежно поцеловал её в губы. — Пора бы нам заняться одним важным вопросом.
— Каким?
— Детским.
— Я правильно тебя поняла? — вспыхнула от восторга женщина.
— Более чем, — кивнул муж.
— Я не могу поверить! Вернон, это точно ты?
— На досуге я немного поразмыслил, и мне показалось, что нам не помешают некоторые перемены.
— На досуге? Ты называешь сердечный приступ досугом? Больше не шути так!
На лице Вернона появилась загадочная улыбка.
* * *В один из прекрасных вечеров, сидя на пляже в кресле, Вернон Левитт неожиданно нарушил тишину.
— Линда, я хотел у тебя спросить, все ли свои картины ты мне показала?
— Разумеется, — отозвалась жена. — Я так рада, что ты ими заинтересовался.
— Странно… — задумался Вернон.
— Тебя что-то смущает?
— А у тебя никогда не было работы с изображением одинокого человека в плаще, идущего под проливным дождём?
— Откуда ты узнал? — удивлённо посмотрела на мужа Линда.
— О чём?
— После нашего отпуска я как раз планирую приступить к данной картине. Разве я тебе уже говорила о ней?
— Точно не помню, — постарался избежать лишних вопросов Вернон. — Может быть.
— Хочешь, я принесу тебе апельсиновый сок?
— Не откажусь.
Жена встала и удалилась, а мужчина поспешно вытащил из кармана телефон и набрал номер. Через три длинных гудка кто-то поднял трубку.
— Да? — ответил женский голос.
— Добрый вечер, — произнёс Вернон. — Могу ли я услышать Рейли Мауфа?
— Да, а кто его спрашивает? — поинтересовалась женщина на линии.
— Старый приятель.
— Секундочку, сейчас он подойдёт.
— Отлично, — с удовлетворением вздохнул мужчина и положил трубку.
Через минуту вернулась Линда и принесла с собой поднос с двумя стаканами прохладного апельсинового сока. Вернон взял один из них и поднёс к губам.
Солнце склонилось над горизонтом и отразилось в морской воде.
— Здесь очень красиво, — произнёс Вернон Левитт и улыбнулся жене.
