Влада Воронова - Ратоборцы
— Не спешите благодарить, — буркнул вмиг помрачневший Славян. — Ещё не известно, чем это кончится.
— Да хоть чем. Хуже, чем с Соколами, не будет. Латириса благодарна вам за мудрый совет. И от имени общины я прошу вас ещё об одном совете.
— Повелитель Доминик, вы звали меня ради совета? — с лёгким ехидством поинтересовался человек. — Старейшин не хватает?
— Не хватает, — совершенно серьёзно ответил вампир. — Ни с чем подобным они раньше не сталкивались. Как и я. Вы смотрите на мир по-другому, не из общины. Мне интересно ваше мнение. Право окончательного решения, а значит и ответственность за него, ложится на меня. Я прошу вас о совете, который позволит иначе взглянуть на ситуацию, но ни вас, ни меня ни к чему не обяжет.
* * *Старейшина долины Эндориен, синеглазая лайто Мирайинг ар-Паддиан ли-Винелла ранней темноте только порадовалась: свидетелей не будет совершенно точно. Человеки с наступлением вечера на поляну с тёплым источником Серебрянцем без крайней нужды не сунутся, собственных суеверий побоятся, а содолинники тоже ни за что сюда не пойдут в темноте по снегу и морозу, будь поляна хоть трижды магической. Что бы ни случилось, выкрутятся самым немыслимым способом, но до утра дотерпят. Хелефайи темноты побаиваются как человеческие детишки.
В глубине леса опробуют голоса волки. Настоящий вой будет позже, а сейчас так, репетиция.
Мирайинг тоже было не по себе, и яркий свет «путеводной звезды» не помогал, но как говорила знакомая мавка, охота пуще неволи. А охота была сильная. И давняя.
Долгожданное время приближается. Всё идёт так, как задумала она. Мирайинг отряхнула снег с хелефайской походной одежды: облегающие, но не тесные коричневые штаны, короткие мягкие сапожки на маленьких устойчивых каблучках, которыми при ловком пинке можно сломать кости даже медведю, тоже коричневые, на два тона темнее. Зелёный свитер, длинный, тонкий и тёплый, светло-зелёный кафтан до колен с маленьким отложным воротничком и рукавами на четверть ниже локтя. Слева приколот серебряный алиир-ящерка. Широкий черный пояс старейшины с серебряными ящерицами легко овивает немыслимо тонкую талию. Человечицы, чтобы достигнуть такого изящества, затягивают себя в корсеты до багровых кругов в глазах. К поясу прицеплен маленький узкий кинжал в посеребрённых ножнах.
Заскрипел снег. Хелефайна презрительно усмехнулась: человеки так неуклюжи. И мерзлявы, вынуждены таскать на себе толстые тёплые куртки, что не добавляет им ни грации, ни проворства. На поляну человек зашёл правильно, не забыл поклониться источнику с целительной водой — водопадику полутораметровой высоты. Одинаково тёплая и в мороз и жару вода течёт с вершины невесть откуда взявшегося холмика, с одной стороны пологого, с другой — обрывистого, в раскопанную много сотен лет назад ямку полуметровой ширины и глубины, тщательно выложенную и обрамлённую обычными камнями-голышами, выбирается из каменной чаши ручейком и через два метра вновь уходит под землю.
Широкую поляну окружают высокие пушистые сосны, а холм порос снежноцветкой — похожими на ландыши душистыми ярко-голубыми цветами, время которых — круглый год, и чем жесточе морозы, там ярче и пышнее цветы. Мирайинг любила сравнивать себя со снежноцветкой — от любых трудностей только цветёт лучше. Но знакомая мавка, некстати припомнилось хелефайне, всегда говорила, что снежноцветка просто настоящих морозов никогда не видела.
— Чего мнешься? — спросила Мирайинг. — Принёс?
— Да, госпожа, — подобострастно ответил человек. Мирайинг явственно различила страх в его голосе и довольно улыбнулась.
Человек с глубоким поклоном протянул ей маленький кожаный мешочек. Мирайинг с нарочитой неторопливостью — пусть постоит полусогнутый, помается — надела чёрные перчатки из тончайшей лайковой кожи, достала из мешочка пёстрый стеклянный шарик величиной с вишню.
— И как подействует? — спросила она.
— Надо согреть шарик в ладонях, назвать ему имя вашего врага, госпожа, и разбить. Сначала у вашего врага, моя госпожа, лицо покроется язвами, потом и всё тело, а затем он умрёт в жутких мучениях. Всего минута, госпожа, но за это время ваш враг, прекраснейшая госпожа, успеет сотню раз позавидовать грешникам в самом жутком круге ада. Остальные присутствующие не пострадают.
— Звучит неплохо, — сказала хелефайна.
— Разбивать может один, госпожа, а имя говорить — другой. Но именно разбивальщика экспертиза назовёт владельцем шарика. Всё как вы и хотели, госпожа.
— Толково придумано, — снисходительно одобрила Мирайинг. — Но слова, — она подошла к водопадику, сунула шарик под тёплую воду, — всего лишь слова, — усмехнулась хелефайна и обернулась к человеку: — мой ненадёжный партнёр Филипп. — Мирайинг разбила шарик о каменный бордюр источника.
Человек с пронзительным воплем, от которого волки трусливо оборвали репетицию и рванули наутёк, повалился на снег. Мирайинг бросила ему загодя приготовленное заклинание исцеления.
— Что ж, — сказала она поскуливающему от свежепережитой боли и страха человеку, — товар стоит своей цены. — Мирайинг уронила на снег купюры. Человек резво подполз, принялся собирать.
— А премиальные, госпожа? За испытания.
«Великое изначалие, — подумала Мирайинг, бросая на снег ещё две купюры, — как они все предсказуемы. Как глупы и примитивны. Раса обезьян».
— Пшёл вон, — сказала она.
Повторять человек не заставил, убрался в поляны вмиг.
— Киарин, — негромко окликнула Мирайинг.
Из-за сосны вышел лайто, синеглазый как и сестра. Одет точно также, только пояс простого долинника — коричневый, без украшений. И ножны у кинжала простые, без затей. Хелефайи богатством воображения не отличались никогда, и многие столетия со смесью восхищения, зависти и благоговения смотрели на затейливое разнообразие человечьего рукомесла — одежды, архитектуры, утвари…
— Проводи его поближе к деревне, — сказала Мирайинг брату, — и убей так, чтобы селяне подумали на бродячего упыря.
Киарин кивнул в ответ. Обычно упыри — крупные хищные звери неуёмной прожорливости — предпочитают отсиживаться в лесу, но зимой, особенно если, как в этом году, их за лето расплодилось слишком много, отправляются искать новые места обитания, стаями и поодиночке. Ради убитого упырём деревенский жандарм не станет тревожить префектурные власти, бедолагу без лишних проволочек закопают на деревенском кладбище. Тем более, что до утра трупом обязательно кто-нибудь да подзакусит — не прохожий упырь, так волки.
* * *— Так вы согласны поработать один вечер моим советником? — спросил повелитель. — Я оплачу вашу работу как проводнику, по расценкам Трилистника, с почасовым начислением.
Человек ответил серьёзным внимательным взглядом. Повелителю показалось, что Славян способен просмотреть его и без телепатии. На редкость неприятное ощущение. Словно в далёкой юности, когда он стоял под холодным пронзительным взглядом своего тогдашнего повелителя.
…Пятый день, как он прошёл испытания Второго Круга. Самый юный дарул южных общин, всего-то восемьдесят лет.
— Общинам не хватает повелителей, Доминик. А ты силён и крепок. И честолюбив. — Размеренный, бесстрастный голос повелителя с первого же слова загнал душу в пятки. — Ты должен пройти Третий Круг.
— Нет, повелитель. Я не смогу. Прошу вас, повелитель… Я не смогу.
— Это приказ, дарул.
— Слушаюсь, повелитель, — склоняется Доминик, а душа воет от страха и обиды: почему я? за что? мало других дарулов?
— Потому что за всё надо платить, и в первую очередь — за собственные совершенства. Никто из дарулов общины Третий Круг не выдержит. А ты — возможно. Как видишь, я честен. Да, такая честь вполне заслуживает этого места, — отвечает на безмолвную ругань повелитель. — И этих действий. Я подстрахую тебя где смогу, но Третий Круг — путь на одного.
Повелитель не соврал, действительно подстраховывал, где только мог. И где не мог — тоже, пока Доминик не вытолкал его из Круга, только повелителя лишиться Тайкалице и не хватало. Когда измученный Доминик выполз из Круга, повелитель был уже для него коллегой Себастьяном.
А всего лишь через сто восемнадцать лет он сам приказал юному дарулу войти в Третий Круг. Отказаться мальчишка не смог. Физически. После было ещё четверо. И то, что всех их Доминик теперь называет коллегами, горечи воспоминаний не заглушает…
— Я не телепат, — сказал человек.
Не врёт. Он действительно ничего не услышал и не увидел, хотя и узнал что-то для него важное, потому что совет дать согласился. Какое всё-таки мерзкое ощущение — словно стоишь голый на центральной площади Гавра, а зеваки обсуждают тебя во весь голос.
