Наталия Кабакова - Дознаватель
– Приложите, пожалуйста, правую ладонь.
Я с опаской подчинилась, заранее опасаясь острых игл или ещё чего похуже. Сканер пискнул и синим лучом прошелся по руке. Прибор оказался сканером Государственной социальной службы. Такой же, как портативный, которым пользовалась сестра-администратор Марион Менг. Такие сканеры имелись в каждом государственном учреждении; они были включены в единую информационную сеть.
– Благодарю, – сказала медсестра, – сканирование завершено.
Я отдернула руку.
Колонна обрела прежний неказистый вид.
– Давайте посмотрим, – сказала толстушка и снова отошла к лабораторному сисэру.
Меня покоробила эта ее манера бодро улыбаться, словно она стремилась всем своим видом поддержать и пожалеть каждого больного и страждущего. При этом ей собственно было неважно нуждается в этом пациент или нет. Изучив назначение врача, медсестра понимающе кивнула. Затем подошла к большому стеклянному шкафу и достала устрашающего вида прибор с покрытием из неизвестного мне матового сплава. Он сужался к одному концу, образуя длинный вытянутый, как у иглы, конус с красной пластиковой ручкой на обратном конце. Меня пригласили сесть и велели откинуть голову. Когда лаборантка направила острие «указки» мне прямо в нос, я зажмурилась, ожидая боли. И ровным счетом ничего не почувствовала.
– Всё, – услышала я и вздохнула с облегчением.
Открыв глаза, я увидела, как толстушка, стоя у стола, колдует над пробирками и чашками Петри.
– Я могу идти? – спокойно, но недоверчиво спросила я.
– Да, конечно, – не оборачиваясь, разрешила лаборантка. Выполнив свои обязанности, она потеряла ко мне всякий интерес. Остальные женщины тоже не обращали на меня внимания, занятые своими делами. В помещении вдруг стало необычайно тихо. Беседа подруг прервалась. Умолкли даже звуки, издаваемые аппаратурой.
– Но, когда? – пролепетала я.
– Все будет готово не раньше чем через месяц.
– Так долго, – прошептала я, сообразив, что попала в заключение раньше, чем переступила порог тюрьмы.
– Ничего не поделаешь, – пожала плечами лаборантка, соизволив все же проявить ко мне небольшой интерес. – Мы не боги.
Она с любопытством оглядела меня с ног до головы. Видимо редко кто в моем положении решался выказывать недовольство заведенным порядком. Получилось и в правду глупо. Всё-таки они собирались меня лечить. Растерявшись от обрушившихся на меня новых неожиданных обстоятельств, я решила поскорее уйти, бросив короткое:
– До свидания.
* * *Осень 2хх5 года
Время уходило неспешно. Минута тянулась за минутой. День клонился к вечеру. Коридоры заполнились шумными посетителями. Их голоса слились в единый бесконечный гул. Они оккупировали вестибюли, зимний сад и палаты. Весь госпиталь гудел, как потревоженный улей.
Франц не пришел и не позвонил. Я успокоилась тем, что он, занятый решением моих проблем, в лучшем случае объявится только завтра. Слава Богу, после нашей беседы я обрела долгожданное душевное равновесие, уверенная, что мои неприятности скоро закончатся.
Визит в лабораторию выбил меня из колеи совсем ненадолго. Мысленно переложив всю ответственность на плечи Франца, я быстро убедила себя, что и тут он обязательно что-нибудь придумает. Казалось, никакая неожиданная неприятность не смогла бы поколебать моей уверенности в этом.
* * *Вечером, когда заканчивались предназначенные для вечерних посещений часы, я стояла у окна и любовалась зимним садом, вдыхая ароматы тропических цветов и зелени. За последние несколько дней я впервые без раздражения воспринимала окружающую меня действительность. Шум и многоголосица звучали умиротворяюще, словно были неотъемлемой частью окружавшего мира, и даже помыслить было нельзя, что скоро посетители покинут больничный комплекс, и наступит гнетущая тишина.
Внезапно за моей спиной послышались уверенные шаги. Сладкий запах женских духов достиг меня, перебив субтильные ароматы природы. Духи я узнала сразу. Они принадлежали моей утренней посетительнице, обладательнице звучного имени, администратору Марион Менг.
Я обернулась и увидела, что посетителей двое. Менг сопровождал высокий мужчина средних лет, напрочь лишенный мужской привлекательности. Худощавый, пожалуй, даже слишком, с тонкой шеей, округлыми чертами лица, редкими сальными волосами и блестящей лысиной на макушке. Одет он был опрятно, но довольно невзрачно, как и все мужчины, которые считают ниже своего достоинства иметь стиль. Лицо мисс Менг, и без того редко когда дружелюбное, сейчас имело такое выражение, будто она съела на обед лимон с чесноком. Я сочла это естественным, учитывая её не слишком привлекательное сопровождение.
Посетитель сразу вызвал во мне почти инстинктивную антипатию. Словно на полу рядом с кроватью свила свои гадкие кольца ядовитая змея. Возможно, я была несправедлива к совершенно незнакомому человеку. Его лицо не выражало никакой открытой неприязни. Наоборот, гость улыбался. Его серые глаза внимательно изучали меня, глядя с неподдельным сочувствием. Однако мне почему-то захотелось вжаться в стену, раствориться в воздухе и исчезнуть. Хотите, называйте это недобрым предчувствием.
Мужчина присел на стоявший рядом с кроватью крутящийся табурет. Сопровождавшая его мисс Менг сочла свою миссию выполненной и поспешила покинуть палату. Однако прежде я успела заметить брошенный в мою сторону презрительный взгляд. Вера, привыкшая за эти дни к разнообразным неожиданностям с моей стороны, внезапно проявила такт. Видимо, ощутив всю щекотливость ситуации, она решила не мешать, и безучастно впихнув полные ступни в больничные тапочки, поеживаясь прошаркала на выход.
Мы остались одни.
– Джонатан Трейси, – представился мужчина и достал из внутреннего кармана пиджака блокнот. – Старший инспектор шестого северо-западного отделения полиции. Имею честь беседовать с мисс Викторией Ли Вонг?
Я кивнула. Так вот что с самого начала таилось за недружелюбным поведением Менг! Мне показалось будто подо мной исчезла опора, и земля уходит из-под ног. События развивались гораздо быстрее нежели можно было предположить. Ошеломленная, я испуганно уставилась на полицейского.
Он внимательно сверялся со своими записями, затратив на это несколько долгих минут, показавшихся мне вечностью. Выражение лица у него при этом не изменилось и по-прежнему выражало участие. Казалось он сожалел о том, что был вынужден побеспокоить больного человека. Имея привычку сутулиться, которая отнюдь не украшала его, мой гость напоминал нахохлившуюся под дождем птицу.
А вот меня сотрясала мелкая нервная дрожь. Я, конечно, осознавала, что последние месяцы ходила по лезвию бритвы. Но под действием адреналина мало задумываешься о последствиях, пока они не настигнут тебя самым неожиданным образом в лице скучного и некрасивого офицера полиции, который совсем не похож на героя, а скорее напоминает уставшего за день служащего бухгалтерии. Сейчас, когда я ощутила на собственной шее грубую удавку закона и внезапно оказалась лицом к лицу с реальной угрозой, во мне пробудились все без исключения чувства. В этом состоянии даже сгущавшиеся за окном тоскливые осенние сумерки внезапно стали удивительно красивы. Чтобы скрыть свой страх и смущение, я вернулась в кровать и залезла под одеяло, обхватив дрожащими руками колени.
Полицейский без предисловий перешел к делу. Смущаясь нисколько не меньше меня, в нем вовсе не наблюдалось самоуверенности, он глухо пробормотал:
– К нам поступил официальный отчет, составленный медицинским персоналом госпиталя. Напомню, что по статье 216 уголовного кодекса учреждения лечебного профиля обязаны сообщать о каждом случае нахождения в крови поступивших на лечение пациентов наркотических веществ. В вашем случае ситуация усугубляется нанесенным вашему здоровью вредом. Мы вынуждены провести тщательное расследование.
Я кивала в такт его словам. Мои пальцы заледенели и почти утратили чувствительность. Чтобы согреть их, я судорожно сжала кулаки, потянув на себя складки одеяла.
– Я задам вам несколько вопросов, – продолжил Трейси.
Я ненавидела его в этот момент. Меня возмущал добродушный вид, ласковый сострадательный взгляд, неуверенность, с которой он подбирал слова, будто опасался ненароком задеть или обидеть. Это было чистой воды фарисейством! Мы оба это знали. Обязанность полицейского следовать букве закона, согласно которому я преступница и заслуживаю тюрьмы. Где здесь место сочувствию? Обвинения были тяжелыми и, вероятно, меня ожидал суровый приговор, а офицер продолжал преспокойно сидеть напротив с самым невинным видом. Как будто допрос представлял собой приятную беседу, принятую обыкновенно среди гостей светского раута.
