Дорис Лессинг - Воспоминания выжившей
Итак, многие «райаны» и некоторые Райаны растворились еще в старом обществе, а оставшиеся Райаны, описываемая мною семья, до сих пор существовала в составе матери и трех младших детей. Отец сложил голову по пьяной лавочке, старшие дети покинули город кроме двоих, служивших в полиции. Джун нашла место в коммуне Джеральда, там же частенько появлялся и ее младший братишка. В конце концов, «райаны» ведь представляли собой часть нашего общества, сформировавшего их. Они настолько же далеко отстояли от того, что должно было вскоре нагрянуть, от детской банды «из подполья», разрушившей дом Джеральда, как и — когда-то — от нас.
«Дом Джеральда» — я использую это выражение так же, как когда-то люди использовали термин «райаны» для обозначения образа жизни. Временного образа жизни. Собственно говоря, любой образ жизни носит временный характер.
Но пока он не отжил, к нему льнут, над ним работают. Эмили работала в доме Джеральда, который мне пришлось посетить. Едва мы с ней вернулись обратно в квартиру, как появилась Джун, сияя наигранной улыбкой. О воровстве она поначалу и не упоминала, обняла Хуго, принялась его тормошить. Глаза девочки обшаривали комнату, примечали вернувшуюся домой ее бывшую добычу, которой, впрочем, на виду осталось весьма немного. По большей части мы уже все попрятали в шкафы и кладовку. На стуле, однако, остался сверток выделанных шкурок. Глянув на пушнину, Джун как-то сморщилась и произнесла вымученно:
— Ну, все нормально, путем? Ваще, все нормально? — Она даже потрепала эти шкурки так же, как только что ерошила загривок Хуго.
Я чуть было не рассмеялась, но поймала хмурый взгляд Эмили, тут же перехватившей инициативу.
— Да, Джун, спасибо, все нормально.
Гостья просияла и снова обратилась ко мне, с трудом отведя взгляд от Эмили.
— П'шли к нам в гости. Джеральд разрешил, можно, все путем. Я сама его спросила.
— Спасибо, с удовольствием, — ответила я, посмотрев на Эмили. Она улыбнулась с видом заботливой матери или добросовестной наставницы.
Прелюдией к визиту стала беготня Эмили по квартире, мытье, расчесывание, одевание, макияж лица и подчеркивание фигуры, дабы в наиболее выгодном свете предстать перед Джеральдом, великим и могучим. Глаза Эмили, однако, оставались мрачными, обеспокоенными. Джун не спускала со своей старшей подруги, женщины-лидера, доверчивых глаз.
Втроем мы проследовали по загаженным рваной бумагой, пустыми банками, битыми бутылками и иной дрянью улицам. Путь лежал мимо высокого здания гостиницы, выстроенной во время последнего туристского бума. Я следила за тем, какой маршрут выберет Эмили. Выбор маршрута — тоже своеобразная характеристика индивида. Чтобы избежать потенциальных опасностей, связанных с тем или иным зданием или районом, человек может совершить изрядный обходной маневр. Один пройдет по улице, бодро обмениваясь приветствиями со встречными или завсегдатаями углов, другой прошмыгнет там же, скрючившись и стараясь остаться незамеченным. Эмили шагала свободной походкой, ничего не опасаясь, не обращая внимания на мусор под ногами. Снова я подивилась ее двойным стандартам. Дома она вела себя привередливо, а здесь ей все равно было, куда ногу ставить.
Гостиницу давным-давно заняли скваттеры — еще одно устаревшее слово. Мало кого интересовало, кто жил здесь в то время. Для проживания это здание, согласно проекту своему целиком зависящее от техники, представляло массу неудобств.
Я задрала голову, прищурилась, разглядывая силуэт и фасад. Высокое сооружение, можно сказать, чуть ли не небоскреб. Стекла выбиты почти повсеместно. Но в верхних этажах — соответствующие времени дополнения. Мелькают лопасти ветряного колеса, очевидно, приводящего в действие маломощный электрогенератор. Из других окон торчат панели, тускло отсвечивающие наборами солнечных элементов. И на вечных веревках вечные прищепки удерживают болтающееся на ветру разноцветное выстиранное белье.
Верхние этажи на фоне голубого ясного неба выглядели привлекательно, даже весело. Низ зарос горами выброшенного сверху мусора, отбросов и отходов всяческого рода, в которых прорыли проходы к входным дверям. Вонь… но я постаралась ее не заметить, ибо Эмили и Джун, похоже, и на самом деле ничего непривычного не ощущали.
Незадолго до того я была в этом здании, поднималась на самый верх, смотрела на город, не слишком изменившийся с тех пор, как перестали функционировать лифты и кондиционеры отеля. Я смотрела вниз и воображала, что вернулись старые времена, — кто только тогда этого не проделывал! Я сравнивала, сопоставляла, для чего требовались определенные усилия и уловки: «Это было так-то и так-то, верно? Да, это было именно так, а сейчас…» Осмотревшись, я обратила внимание, что для полной схожести недостает существенной детали: воздушного движения. С летного поля аэропорта в прежние времена то и дело взлетали реактивные самолеты, они господствовали в воздухе. Не успела я это подумать, как услыхала жужжание пчелы — не громче звучал мотор крохотного красного самолетика. Какая-то пародия на старые времена. Возможно, полицейский или армейский самолет, несущий какую-нибудь крупную шишку на какую-нибудь важнейшую конференцию. «Ситуация — конференция — резолюция…» — цирковая эквилибристика «трепачей», вершителей судеб народа. Но самолетик мне приглянулся, даже приподнял настроение.
Я начала медленный спуск, осматриваясь и оценивая увиденное. Тут же вспомнила поселок, выстроенный для рудничных рабочих в Южной Африке. Я побывала там, когда континенты находились намного ближе, совсем по соседству, в одном дне пути один от другого. Поселок тот, обширный по площади, был застроен одинаковыми домишками, в каждом имелись комната, кухонька и простой санузел. Но в одном домике вы встречали интерьер деревенской хижины с очагом в центре комнаты на кирпичном полу, а в другом — скатанное одеяло в углу, сковородки и кастрюли. В соседней хижине вас встречал взгляд разряженной в пух и прах британской королевы, изображенной на висящем в прихожей портрете. Соответствовала портрету и обстановка, достойная викторианской эпохи: капитальная лакированная мебель, повсюду кружевные дорожки. В остальных домиках поселения вы могли найти великое множество промежуточных вариантов обстановки. Гостиница напомнила мне этот рабочий поселок африканцев. Только здесь улицы шли по вертикали. Но жили и здесь совершенно разные люди. От респектабельных, отпускавших шуточки насчет времен, когда еще не изобрели канализацию, и таскавших горшки сверху в единственную сохранившуюся внизу уборную, до спавших на полу, разжигавших костер посреди комнаты на листе асбеста и мочившихся в окно. Жидкость сверху лилась в те дни не обязательно во время дождя.
Дабы избежать именно этой вероятности, я ускорила шаг сквозь вонючие мусорные баррикады и увидела на первом этаже пару вооруженных молодых людей. Уж не знаю, охраняли они все здание, часть его или только одну комнату. Джун, увидев охранников, оживилась, обрадовалась, окликнула их. Извинившись перед Эмили за то, что придется подождать — о моем присутствии она, как ни старалась, постоянно забывала, — девочка проскочила внутрь, а мы с Эмили остались в туче мух, наблюдая, как она радостно обнимается с молодыми людьми, один из которых бывал в доме Райанов. Это означало, что он чуть ли не член семьи. Парень вручил Джун дюжину подстреленных голубей. Множество этих птиц кормилось в кучах мусора, но все они улетели, когда мы подошли. Мы проследовали далее с голубями мертвыми, тогда как голуби живые вернулись к питательным отбросам, и сразу же раздались щелчки пневматических пистолетов охранников.
Мы пересекли железнодорожное полотно, давно заросшее травами и кустарником. Эмили сорвала какие-то лекарственные растения, потом еще какие-то травки для приправ. Вскоре мы добрались до цели. Возле этого дома я тоже бывала ранее, но заходить опасалась, чтобы не показаться Эмили назойливой. Джун радостно замахала руками и здешним охранникам, обвешанным оружием так же, как и те, которых мы видели в гостинице. Мы вошли в совершенно оголенное и, что меня поразило, весьма чистое помещение. Это не вязалось с моими представлениями о «райанах» и Райанах. Мебели никакой, лишь шторы. Ставни чистые и целые, вдоль стен стоят рулоны скатанных на день матрацев и циновок. Мы прошлись по комнатам, причем меня больше всего интересовали общественные помещения: столовая, гостиная и подобное. Для приема пищи служила большая прямоугольная комната с длинными столами-козлами и скамьями. Здесь тоже все сверкало чистотой. Остальные помещения предназначались для жилья или работы. В них на матрацах сидели дети, чем-то занимались или болтали, на стенах висела одежда. Видно было, что община подразделяется на группы соответственно возрастным признакам или интересам. Зашли в кухню, большое помещение, занимающее пол-этажа. На полу асбест и рифленое железо, горит огонь, в котле готовится какая-то тушенка из картофеля с мясозаменителем. Повара, два подростка, отступили в сторонку, дав Эмили снять пробу. Она похвалила, но посоветовала приправить и вручила им собранную при железной дороге травку. «Да, и вот еще голуби. Их надо ощипать, выпотрошить… Ладно, я пришлю еще кого-нибудь в помощь…»
