Михаил Тырин - Дети ржавчины
С меня было довольно. Я быстро нашел старика и попытался вытащить его из этого кошмара, но он не обратил на меня ни малейшего внимания. Ему здесь было весело.
Я вышел на улицу, с досадой понимая, что прогулка не принесла мне ни пользы, ни тем более удовольствия. Решил было вернуться в конюшню, даже сделал первые шаги. Но тут мой взгляд упал на Холодные башни.
Теперь они находились гораздо ближе и снова поразили меня своими размерами и глубокой, дьявольской чернотой, которая ощущалась даже сквозь висящую вокруг них туманную дымку. Пожалуй, стоило прошагать несколько километров, чтобы посмотреть на это в упор, или даже потрогать.
Я обернулся на пыльную улицу, на людей, на кабак, возле которого еще продолжалась возня и крики. И отправился в путь.
Я шел и шел, а Башни поднимались все выше, заслоняя небо. Я готов был поклясться, что на моей родной планете Земля нет ничего подобного. А появись оно – стало бы непременно одним из чудес света. Возможно даже, первым.
Улицы становились чище, дома – выше и богаче. В какой‑то момент я понял, что мне здесь нравится. Самые сильные, самые богатые люди соблюдали порядок в своих защищенных Башнями кварталах.
Наконец я приблизился к Башням настолько, что смог различить шероховатости и мелкие детали на их боках. По каждой из Башен вверх уходили лестницы, крепления, связки трубок и обветшалых шлангов. Верхушки терялись в клубах тумана, который становился гуще с каждым десятком метров.
Подул холодный ветер. Я поежился и пошел дальше. Город оборвался неожиданно. Он закончился унылым замусоренным пустырем, за которым начиналась полоса кустарника. Я нашел в нем малозаметную тропинку, продрался по ней и наконец увидел в сотне метров от себя основание Холодных башен.
Я сразу понял, почему здесь нет ни одного дома. Земля была покрыта светлым налетом инея. От Башен шел такой пронзительный холод, что только любопытство удерживало меня и не позволяло рвануть обратно в Город.
Башни стояли на мощном прямоугольном фундаменте. Из чего он сделан – из камня или металла, – я не мог разобрать, потому что поверхность покрывала вековая шершавая корка. За батареей черных столбов поднимались невысокие утесы, на которых тут и там были разбросаны кривые лачуги, собранные из чего попало. Чувствовалось, что только первобытный страх перед Пылающей прорвой заставлял отдельных людей селиться в этом диком, неживом месте.
Наконец холод доконал меня. Я повернулся и вприпрыжку побежал обратно. Но и вернувшись на улицы Города, я продолжал оглядываться, чтобы еще и еще посмотреть на творение неизвестного мне разума. Мне казалось, что на них можно смотреть и час, и два, и не переставать изумляться.
Я шел и оборачивался до тех пор, пока меня не окликнули. Оказалось, на меня бросил взгляд один из местных старост – сытый, богато одетый здоровяк с длинным тесаком на ремне, и витой плетью. Он выбрался из ворот какого‑то двора, дожевывая на ходу, и сразу окликнул меня.
– Эй! Какого рожна ты тут шатаешься?
Я обернулся на него, сразу постаравшись оценить, чем грозит мне такая встреча. Пожалуй, ничем особенным. Староста, похоже, не особо заинтересовался мной, словно бы увидел чужого пса на своем дворе. Лишь рванина, в которую я был одет, вынуждала его выполнять долг.
– Откуда ты тут взялся? И где твое имя?
– Я – Безымянный, – ответил я. – Живу у Лучистого…
– У Лучистого? – староста с подозрением прищурился. – Дом Лучистого за поворотом, а тебя я в первый раз вижу. Не воровать ли ты пришел?
– Я живу на конюшне Лучистого, – поправился я.
– Это больше похоже на правду, – ответил здоровяк с легким презрением. – Убирайся отсюда.
– Конечно. Но… Я не могу найти дорогу домой, – соврал я, чтобы как‑то оправдаться и не вызвать подозрения. Вдруг ему в голову придет разобраться со мной более тщательно?
– Иди прямо по этой улице. А там – спросишь у кого‑нибудь.
Это мне было и так известно. Я кивнул и отправился в указанном направлении. Но не прошел и двадцати шагов, как он снова меня окликнул.
– Эй, Безымянный! Вон та повозка идет в конюшню Лучистого.
Из‑за угла выезжала подвода, груженная гнилыми яблоками, которые предназначались, наверно, для кормления свиней, а может, для приготовления варева, которым потчевали нас, обитателей овощного двора. На тележке сидели два очень похожих крутолобых парня с вороватыми глазами. Разобравшись в моих проблемах, один из них сразу сказал:
– Если заплатишь малым клинком или едой, можешь садиться рядом с нами.
Еды у меня не было, а единственная монета осталась в казне хозяина трактира. Поэтому я пристроился за повозкой и шел пешком, а извозчики иногда оглядывались на меня и о чем‑то шептались.
Домой я вернулся так же, как и уходил – тайком, через дыру в заборе. На всякий случай. К моему приходу в овощном дворе почти ничего не изменилось – было по‑прежнему тихо и безлюдно. Даже староста, что при мне задремал в тени, теперь куда‑то ушел.
Я послонялся немного между заборов, нашел втоптанную в грязь морковину, которую отчистил от гнили и с большим удовольствием съел. Друга Лошадей еще не было, и я даже стал немного беспокоиться. В этом сумасшедшем городе могло случиться все, что угодно.
Уже вечерело. Я прошел по стойлам, посмотрел, как поживают мои лошадки. Они встретили меня обычными грустными взглядами. Я начал разносить им остатки овса, в одиночку это заняло непривычно много времени. Потом набрал себе воды помыться.
Вскоре заскрипели ворота. Обитатели овощного двора возвращались с работ. Я хотел поговорить с Мясоедом, но тот настолько вымотался, что буквально спал на ходу и прошел мимо, не заметив меня. Из‑под рубашки он доставал какие‑то корнеплоды, которые вяло жевал, едва стерев налипшую землю. Через несколько минут я увидел его уже спящим в своей каморке.
Мне спать отчего‑то не хотелось. Перед глазами все еще стояли шесть исполинских черных столбов, уходящих в небо. Думая о них, я испытывал волнение. Они словно бы говорили мне: «Не все в этом мире так грязно, старо и примитивно. Остались еще вещи, которые предстоит постичь».
Темноту я встретил, сидя на трухлявом чурбачке возле конюшни. Я смотрел на звезды и силился найти знакомые небесные фигуры, но тщетно. Нечему и удивляться. Им не обязательно быть здесь.
Потом я услышал голоса за забором. Калитка заскрипела, и во двор зашли трое. Двое вели третьего. Судя по командным голосам, эти двое были старостами. А вели они, несомненно, Друга Лошадей – скорченного, испуганного, жутко пьяного.
– Еще один попался! – орали старосты. – Пока все работали, ты по кабакам гулял?
– Интересно, где только деньги взял? Украл, наверно.
– Ничего, он свое получит! Он надолго запомнит…
Старика начали колотить. Несильно – просто пинали, толкали друг к другу, а когда он свалился, засвистели хлысты.
– Мы научим тебя порядку, старый навозник!
– И сегодня получишь, и завтра, когда протрезвеешь.
Я не усидел на месте. Поднялся и пошел, хотя знал, что, возможно, поступаю по здешним меркам неправильно.
– Эй, ребятишки, – негромко позвал я. – Хватит уже, наверно. Порядок – хорошо, но зачем вдвоем старичка бить?
Старосты так удивились, что почти сразу перестали работать хлыстами. Обычно им никто не перечил.
– Ты кто? – оторопело проговорил один, вглядываясь в темноту. – Тебе чего?
– Это Безымянный, – определил его товарищ. – Он работает на конюшне вместе со старым хрычом.
Я смотрел на этих бойких молодых ребят и думал, с каких харчей они могли наесть такие круглые и блестящие физиономии.
– Что ты там болтал, Безымянный?
Похоже, они не очень верили своим ушам. Человек с моим статусом просто не мог указывать служителям порядка, как себя вести.
– Я говорил, что вам нужно отойти от дедушки и заняться другими делами. Я сам доведу его до постели.
Друг Лошадей лежал, почти не шевелясь, и слабо скулил.
– А что будет, если мы тебя не послушаем и никуда не пойдем? – спросил один из парней почти без иронии. Неизвестно, что он думал в этот момент. Возможно, подозревал, что в мире что‑то перевернулось и я стал их начальником, раз уж разговариваю таким тоном.
– Оставайтесь, – я пожал плечами и быстро поднял старика на себя. – А я пошел.
Поворачиваясь к ним спиной, я ждал немедленной атаки. И почти не ошибся. Как только с парней сошло оцепенение, один из них сорвался с места и ринулся на меня всей своей массой. Наверно, хотел сбить с ног, чтобы мы со стариком с размаху полетели в лужу.
Я всего лишь отступил. Просто шагнул в сторону, выставив левую ногу. Староста зацепился за нее и не успел затормозить. Пробежав несколько шагов по инерции, он не удержался и проехал на животе по грязи.
– Осторожнее, – вежливо сказал я. – В темноте нужно смотреть под ноги.
Издеваясь над старостой, я не забывал держать ухо востро. Второй замахнулся на меня плеткой, но я в тот момент повернулся, и колыхнувшиеся ноги Друга Лошадей угодили старосте в грудь.
