Александр Бушков - Королевство теней (сборник)
Н.ХЛЫНОВ (СССР, ТАСС): Расшифруйте нам это “мы”. Что вы вкладываете в это понятие?
ДОКТОР УЛАМ (улыбается): Всего лишь противопоставление.
Н.ХЛЫНОВ: А разве у нас, у людей разумных, и у Кая, у человека другого, разное назначение, разное будущее, разная цель?
ДОКТОР УЛАМ: Доктор Сайх учит: побеждает лишь тот, кто одерживает победу. Доктор Сайх учит побеждает лишь тот, кто надеется победить. Кай Улам — человек будущего, именно ему, человеку другому, принадлежит будущее. Думаю, это проясняет проблему цели и назначения.
Д.КОЛЛОН: (возмущенно): Не посягательство ли это на венец Творения, цан Улам?
ДОКТОР УЛАМ: Я вижу, ваша щека пересечена безобразным шрамом. Наверное, я не ошибусь, если скажу, этот шрам не украшает вас. А разве вам не надоело зависеть от сотен других людей, часто далеко не равных вам ни по физической силе, ни по интеллектуальной мощи? А ваши приступы безрассудного гнева, отчаяния, бессмысленной жестокости? В минуты просветления, крайне редкие, вы корите себя за противоречивость, за суетность, за неразумный образ жизни. Вы боитесь войны, вы не умеете хранить мир. Природа — ваш враг, она ваш свирепый соперник. Труд не приносит вам удовлетворения, вкусный обед, которым вы себя тешите, это почти всегда обед, отнятый у более слабого. Венец Творения?.. Я правильно вас понял? Вы настаиваете на этом термине?
Д.КОЛОН: Да. Мы несовершенны, цан Улам, мы, наверное, даже очень несовершенны. Но если Кай Улам, другой человек, действительно лишен наших низменных склонностей, наших многочисленных слабостей и пороков, если он действительно мудр и чист, если он действительно полностью лишен агрессивности и всегда добр к людям, особенно к женщинам и к детям, то почему нам не по пути с Каем, почему будущее принадлежит только ему? Почему мы не можем сосуществовать, совершенствуя себя в свете высоких идей и чистых поступков Кая?
ДОКТОР УЛАМ (настойчиво): Кай — другой! Кай совсем другой человек! Он не вмешивается в жизнь обычных людей, в целом он готов смотреть на нас благосклонно, но он совсем другой человек, а потому будущее принадлежит только Каю.
Н.ХЛЫНОВ: Цан Улам, куда денемся мы, люди разумные?
ДОКТОР УЛАМ: Не имеет значения.
Д.КОЛОН: Слова есть слова. Относясь к людям самым обычным, я предпочел бы видеть факты. Я предпочел бы, например, поговорить с самим Каем. Почему другой человек не присутствует на этой встрече?
ДОКТОР УЛАМ: Завтра, в это же время, Кай Улам, другой человек, примет вас в Правом крыле Биологического Центра Сауми. Вы будете представлены также одной из его жен — Тё.
Д.КОЛОН: У Кая много жен?
ДОКТОР УЛАМ: Это не противоречит обычаям и законам Сауми.
Д.КОЛОН: У Кая есть дети? У него много детей?
ДОКТОР УЛАМ: (уклончиво): В Сауми любят детей, все лучшее в Сауми принадлежит детям.
Д.КОЛОН: Увидев Кая, мы можем задавать ему любые вопросы?
ДОКТОР УЛАМ: Разумеется.
Н.ХЛЫНОВ: Цан Улам, позволят ли нам осмотреть Хиттон — столицу Сауми, родину другого человека? Позволят нам встретиться с гражданскими лицами и с военными? Получим мы возможность сравнить Хиттон с тем, каким он был до прихода к власти военной Ставки Сауми? Или, находясь в Сауми, мы так и просидим все это время в пустом отеле под охраной вооруженных патрулей?
ДОКТОР УЛАМ: Вы увидите другого человека. Вы будете говорить с другим человеком. Все остальное не имеет значения.
Н.ХЛЫНОВ: Я настаиваю на вопросе.
ДОКТОР УЛАМ: Разбойники и бандиты, даже хито — вредные элементы, увидев Кая, отрекаются от своих низменных желаний и помыслов. Кай Улам, шествующий сквозь буйствующую толпу, склоняет буйствующих к смирению. Можете ли вы сказать это и о себе?.. Наши охранные меры оправданы.
Н.ХЛЫНОВ: Цан Улам, кто, кроме доктора Сайха и генерала Тханга входит в военную Ставку Сауми?
ДОКТОР УЛАМ: Не имеет значения.
Н.ХЛЫНОВ: Цан Улам, нам известно, что несколько лет назад, когда Сауми уже закрыла свои границы, Кай Улам, тогда еще не другой, по крайней мере мы ничего такого не слышали, и его брат Тавель приняли участие в больших спортивных состязаниях, проводившихся в Европе. Из других источников нам известно, что Кай Улам, его брат Тавель, а также официальный представитель военной Ставки Сауми генерал Тханг посетили в свое время несколько молодых африканских стран, вставших на путь самоопределения. Но ведь Сауми ни с кем не поддерживает никаких контактов, даже со своими приграничными соседями. Какой же характер носили вышеназванные визиты — деловой, культурный, военный? И как другой человек относится к тем социальным и экономическим реформам, которые проводят в Сауми военная Ставка и ее глава доктор Сайх?
ДОКТОР УЛАМ: Не имеет значения.
Д.КОЛОН: Является ли другим брат Кая Тавель?
ДОКТОР УЛАМ: Нет. Тавель Улам относится к остальным.
Д.КОЛОН: Являются ли другими доктор Сайх, члены военной Ставки, вы, наконец?
ДОКТОР УЛАМ: Нет. Мы относимся к остальным.
Н.ХЛЫНОВ: Цан Улам, вы заявляете, что у Кая, у человека другого, нет врагов, что Кай, шествуя сквозь буйствующую толпу, склоняет буйствующих к смирению. Но за сутки, проведенные нами в Сауми, мы успели увидеть некие надписи, начертанные на стенах отеля, надписи, скажем так, угрожающего характера. Означает ли это, что даже здесь, в Сауми, жизни другого человека угрожает некая опасность?
ДОКТОР УЛАМ: Не имеет значения.
Н. ХЛЫНОВ: ВЫСТРЕЛ
1
Солдаты не церемонились.
Низкорослые, смуглые, одетые в униформу, больше похожую на просторные пижамы, с клетчатыми (коричневое и белое) повязками на рукавах, с брезентовыми подсумками, на которых отчетливо виднелась цифра 800, длинной цепочкой, как муравьи (и такие же одинаковые), они выстроились вдоль высокой лестницы Правого крыла Биологического Центра Сауми. Каждый считал своим долгом Поторопить журналистов.
Фам ханг! Заученный точный жест.
Фам ханг! Рассчитанный толчок в спину.
“Чего им, собственно, церемониться? — Хлынов ускорил шаг. — Мы же из остальных, мы же из тех, кому суждено уйти, мы же из тех, кого заменит другой… А о том, что и они уйдут, солдаты, скорее всего, попросту не догадываются. А если догадываются, то не придают этому значения… Эта фраза доктора Улама… Ах, да! “Не имеет значения…” Похоже на официальный лозунг…”
Их втолкнули в огромный зал.
Зал был поистине огромен. Его потолки тонули в полумраке, масляные светильники, упрятанные в специальных нишах, не могли осветить весь зал. Странным лабиринтом тянулись вдоль и поперек зала ширмы, блекло расписанные сценами из жизни Будды. За ширмами, в колеблющемся полусумраке, угадывались живые тени, вдруг тускло отсвечивал короткий ствол автомата “Ингрейн Мариетт”. Где-то в необозримой выси рассекали тьму мощные балки перекрытий. И совсем уже плотная мгла царила в узких вертикальных нишах, плотно забранных бамбуковыми решетками.
Теперь журналистов не торопили.
Хлынов заглянул в одну из ниш. Сбитое с постамента валялось на полу сандаловое изваяние отшельника Сиддхаратхи Гаутамы, известного всему миру под именем Будды. “И это тоже примета Сауми… — машинально отметил Хлынов. — Будь внимателен. Все, что ты видишь, должно остаться в памяти. В Азии всегда произносили слишком много слов, ты должен запоминать не слова…”
А что же? — спросил он себя. Разве сообщение доктора Улама — не слова?
Другой…
Впрочем, Хлынов не желал длить бесперспективный спор с самим собой. Главное, он увидит Кая, он задаст ему свои вопросы, он постарается понять ответы. Слова в Азии, чаще всего, прикрытие, но здесь, в этом сумрачном зале, любое слово обретает значительность.
Он усмехнулся.
В стране, где собаки никогда не обрастают шерстью, где муравьи устраивают гнезда на деревьях, где нежные шелковистые бабочки питаются падалью, а муравьеды умеют подражать человеческим голосам, все приобретает значительность.
Насколько он реален, этот Кай? Насколько реальны его предполагаемые свойства?..
Сауми — удивительная страна.
Хищники, умеющие летать, птицы, живущие в норах, наконец, сирены — символ Сауми… Никто никогда не видел этих полумифических существ, якобы обитающих в глухих лесах всего в десяти — пятнадцати кошах от Хиттона, но в канун каждого нового лунного года специально обученные охотники с целым отрядом буддийских монахов и послушников с шумом и помпой выступают на отлов сирен. И пусть за многие столетия существования Сауми ни одна сирена так и не была поймана, все равно в саду бывшего королевского дворца всегда стоит просторная клетка, густо расписанная иероглифами, подробно рассказывающими, как будет выглядеть именно та сирена, что рано или поздно попадет именно в эту клетку.
