Виталий Каплан - Струна (=Полоса невезения)
Давно ли я учил детей решать квадратные уравнения? И вот всего год спустя… Смог бы я вот сейчас выйти к доске, объяснять забавные свойства дискриминанта? Ведь параллельно в голове все равно крутилась бы мертвая лента шоссе, треснувшее лобовое стекло, блеклые, отражающие синее небо глаза полковника — за миг до того, как разлететься алыми брызгами…
У сегодняшнего полковника глаза были такие же. Тусклые словно бутылочное стекло. Разительный контраст с мягким, проникновенным голосом, прямо-таки излучающим доверительность и расположение.
Беседа в кабинете Кузьмича проходила довольно странно. Когда я, получив по «мыльнице» срочный вызов, шел туда, то уж никак не предполагал, что встречусь с посторонними. Видно, привык за последние месяцы к тесному кругу здешних людей.
Но посторонние были. Во-первых, тощий и длинный, точно копье крестоносца, лысый дядечка в очень приличном костюме, скромно сидящий в кресле у стенки. Я как-то сразу понял, что он в штатском. Но под серым, в мелкую розоватую искру пиджаком вполне могли скрываться погоны. Причем полковничьи. Почему? В разговоре так и не всплыло звание. Но вот влезло в голову — и все. Про себя я окрестил его Полковником — и это очень ему подошло.
Во-вторых, молодая женщина. Худенькая блондинка в голубом костюмчике изящного, но вместе с тем строгого покроя, в качестве прически — стандартная «химия», в ушах дешевенькие пластмассовые клипсы… заостренное бледное лицо, на котором, точно выводок лисичек, едва пробившийся сквозь слой хвои, спрятались веснушки. Тонкие пальцы задумчиво крутят какую-то бумажку, носок белой туфли слегка покачивается.
Почему-то все эти детали сами собой сложились в образ некой романтичной особы, которая, дожив чуть ли не до тридцати, еще не утратила прелестный, прямо-таки детской наивности.
Только вот что она здесь делает? Или Кузьмич решил секретаршу завести? Раньше вроде б и так обходился.
— Привет, Константин Антоныч! — кивнул мне привставший в своем исполинском кресле Кузьмич. — Присаживайся куда-нибудь. Тут у нас небольшое совещаньице сейчас пройдет. Надо все-таки несколько уточнить контуры недавних событий… ну да ты понимаешь. Поскольку ты единственный очевидец… И люди хотят тебя послушать. Вот, кстати, познакомься. Это, — обернулся он к откровенно скучающей женщине, — Елена Ивановна. Из Столицы. Наша с тобой коллега. А это, — кивнул он в сторону Полковника, — Сергей Борисович, Зам. директора областного Управления Комитета Политического Надзора. Надо полагать, уже директор. Я не ошибаюсь, Сергей Борисович? Вроде со дня на день должен быть приказ о назначении… А это, — широким жестом представил он меня, — Константин Антонович Ковылев. Наш молодой сотрудник, очень многообещающий юноша. Позавчера он был вместе с Гусевым. Так что, как понимаете, видел все своими глазами.
— Очень приятно познакомиться, Константин Антонович! — подскочил со стула Полковник и мгновенно оказался рядом, а моя ладонь тут же была стиснута его мощной дланью. Чем-то это походило на то, как вел себя Кузьмич при первом знакомстве. Та же суетливая радушность на переднем плане, а поглубже — некая настороженность.
— Да, действительно, очень приятно, — подала голос столичная тетка, не торопясь, однако, совершать какие-либо телодвижения. — Надеюсь, мы быстро со всем разберемся…
— Видишь ли, Константин Антоныч, — перехватил темп Кузьмич, — ситуация получается довольно неприятная. Восемь человек погибло. Кстати, при исполнении порученного им задания. И наш Евгений, сам знаешь… Всё бывает, все под Струной ходим. Проблема в том, что надо же это как-то… э…
— Оформить, — негромко подсказал Полковник. — А то ведь картина ужасающая. Подразделение армейского спецназа, приданное в помощь полковнику Мартыненко, недавнему шефу областного УКПН, наполовину погибло при невыясненных обстоятельствах. А вторая, выжившая половина, ничего не помнит. Картина, напоминающая глубокую контузию.
— Да уж постарались, — не без гордости кивнул Кузьмич. — Два часа мы им вытерли начисто.
— Да все равно, — скривился Полковник. — В любом случае — пресса, родственники убитых опять же… они ведь не успокоятся. Не стану скрывать, в произошедшем есть и доля нашей вины. К сожалению, полковник Мартыненко никого, в том числе и меня, не поставил в известность о готовящейся операции. Нехорошо, конечно, так о покойном отзываться, но Всеволод Аркадьевич отличался волюнтаристским стилем руководства. Армейская косточка, да… Уверен, будь операция включена в официальный план, трагедии б не случилось.
— И что за операция? — бесцветным голосом спросила Елена Ивановна. — В чем, собственно, состояла ее суть?
— Да вы не стесняйтесь, Сергей Борисович, чего уж там… — грустно улыбнулся Кузьмич. — Сейчас не время играть в служебные тайны… Да и все свои тут. В каком-то общефилософском смысле мы с вами, можно сказать, коллеги…
— Я бы выразилась — параллельные миры… — пробормотала столичная визитерша.
— Ну… — замялся Полковник, — фактически я не в курсе некоторых деталей… Но согласитесь, вокруг Евгения Викторовича сложилась действительно сложная ситуация… Сперва почти год полное молчание… ни единого отчета. Он не отзывался на сообщения, мы не могли с ним связаться ни нашими методами, ни через Сеть… Потом этот его рапорт об отставке… странный рапорт, откровенно говоря. Я понимаю, насколько все непросто… и прежний начальник Управления, Максимов, понимал… потому и не форсировал событий… ни вам, ни нам не нужно резких движений, верно?
Он вздохнул, скривился, точно надкусил больной зуб.
— А потом начались кадровые перестановки. Максимову присвоили генерал-майора и перевели в Столицу, а нам прислали Всеволода Аркадьевича Мартыненко. Десантника… Кто-то решил, что именно такими вот боевыми кадрами, прошедшими огонь, воду и канализацию надо укреплять Комитет… Ну и начал этот Десантник руководить… разгребать, как он выразился, наше дерьмо. Ну и представьте его реакцию на Гусевское дело…
Я с трудом переваривал услышанное. И чем больше я слушал, тем меньше мне все это нравилось. Действительно, странная картина. Женя… Веселый парень Женя…
— Да, Константин, — печальным тоном поведал Кузьмич. — Ты единственный не в курсе… Впрочем, тебе и не надо было знать… лишнего. Но раз уж так сложилось… Теперь глупо скрывать… В общем, наш дорогой Женя, Евгений Викторович Гусев — старший лейтенант КПН. И три года назад был внедрен органами в «Струну». Для сбора оперативной информации. В общем, нормальное дело, интересы КПН всеобъемлющи, мы это знаем и понимаем. Разумеется, когда «Струна» еще создавалась, мы предусмотрели такую возможность. И ничего слишком уж страшного в этом нет. Ведь не мы выбираем людей — выбирает Струна. Мы лишь приводим человека к ней… А раз уж Струна сказала свое слово, какие могут быть возражения? Евгений Викторович действительно принял нашу деятельность по зову сердца. Спецзадание, конечно, спецзаданием, но я подозреваю, Женя и так бы пришел к нам. Рано или поздно. Он действительно любил детей… любит, — быстро одернул себя Кузьмич. — Страдал, видя творящиеся безобразия. Только вот сделать ничего не мог, несмотря на свою службу. Увы, — повернулся Кузьмич к Полковнику, — в вашей системе вы все повязаны инструкциями, да и профиль несколько иной…
— Инструкции — это не столь уж плохо, — усмехнулся Полковник. — Это цепи, не позволяющие распасться целому. И не дай Бог если мы сорвемся с наших цепей… Кстати говоря мы тоже кое-что делаем. Хотя бы вот недавно по области, операция «Невинность», по борьбе с детским порнобизнесом.
— Ладно, ладно, — неожиданно желчно оборвал его Кузьмич. — Мы в курсе, как вы поборолись. Потом ведь пришлось за вами хвосты подчищать. А почему Сергунчика не изъяли? А «Сестру Машу»?
— Для оперативного наблюдения, — терпеливо ответил Полковник. — Можно подумать, мы своего дела не знаем. В отличие от некоторых, мы не дилетанты. И не подменяем лихими наскоками кропотливую, многолетнюю оперативную работу.
— Результаты этой работы очевидны, — с ленцой протянул Кузьмич. — «Железнозубого» пасли полтора года? Семерых детишек потеряли? Потеряли. А если бы мы не транспонировали ту же «Сестру Машу», в Мухинске до сих пор бы на Медянке притон был…
— Мужики, а мужики, — вклинилась в разговор столичная штучка Елена. — А может, не надо членами меряться? Старый и безнадежный спор. Вы, — одарила она Полковника вспышкой огромных серых глаз, — тащитесь своим путем. Мы, «Струна», идем своим. Это ясно. Поэтому давайте к делу.
Я, признаться, был несколько ошарашен ее лексикой. Вот тебе и «трогательная детская наивность с веснушками»… Насколько же плохо я разбираюсь в женщинах…
— Да, вы правы, — согласился Кузьмич. — Простите, Сергей Борисович, не туда меня что-то занесло. Вы, несомненно, тоже вносите весомый вклад…
