Ольга Чигиринская - Операция «Остров Крым»
– Ты чего вскочила, Томка?
– Ходила в душ.
– А-а… Значит, анекдот: женился чукча на француженке. Его спрашивают: ну как оно ничего? А он говорит: хорошая женщина, только грязная очень. Как грязная, спрашивают? А вот так: два раза в день моется… Не смешно?
– Смешно.
– Что-то ты, подруга, смурная какая-то, – озаботился майор. – Ну, чего грустить-то? Не бойся, не брошу. Не поедешь ты в Севастополь.
Вот обрадовал-то!
– А я, между прочим, почти в разводе, – интригующе сообщил майор. – Может, того, распишемся?
Я расхохоталась. Уже второе брачное предложение за сутки! Да-а, поручик Уточкина, вы зря времени не теряете! Я вообразила себе жизнь с этим майором Мишей, ежедневное лицезрение его сатиновых трусов… О господи! И ведь он в самом деле считал себя завидным кавалером и хорошим любовником. Он ведь даже пальцы послюнявил перед тем, как залезть ко мне между ног. Советская «Камасутра».
И он в самом деле не считал происходящее изнасилованием. Я же сама за ним пошла, добровольно. У меня же выбор был – он или те семеро.
Но если семеро – ты всего лишь физически слабее. Семеро скрутят кого угодно. А вот идти за спасителем в свою комнату, давясь своим трусливым согласием, и покорно снимать с себя одежду, и переодеваться в черное кружевное белье – бра без бретелек, узкие трусики, чулочный пояс…
Конечно, говорила я себе, это ничего не значит. Я, как Юдифь, просто дождусь, пока он уснет, и убью его. Юдифь, факимада. Но это уже не первый раз я себе говорила, и чем ближе был момент, тем лучше я понимала, насколько трудно будет убить эту гору мяса, отлично обученную и способную свернуть мне голову одной рукой.
– Ну, вот, Томка, ты и развеселилась, – обрадовался Миша. – Я когда тебя увидел, сразу понял, что ты – славная девчонка. С огоньком. Может, еще того… Покувыркаемся?
Сказать «да». Пусть подойдет поближе. И черенком ложки – в глаз…
Во дворе раздался топот, потом забарабанили в дверь. Майор дернулся к подоконнику, потом повернулся к двери:
– Кто там?
«Ах, вот где ты прячешь пистолет…»
– Товарищ майор, тут какая-то херня творится. Связь не работает, со штабом бригады контакт утерян…
– Так надо меня среди ночи поднимать? Сами справиться не можете?
– Никак нет, товарищ майор! На всех частотах сплошной шум.
– Так позвоните в штаб по телефону, козлы!
– А как?
– Откуда я, на хер, знаю как? Томка, как отсюда… – он осекся.
Я щелкнула предохранителем, передернула затвор.
– Прогони их.
– Дура, положи пистолет.
– Прогони их!
Секунды три майор колебался, потом крикнул:
– Через полчаса я приду, уходите!
Я улыбнулась, услышав на лестнице топот ног.
– Дура, – как-то печально сказал майор. – Я же с тобой по-человечески. Не пори горячку, Томка, положи пистолет. Ничего тебе не будет. Я обещаю.
– Заткнись. Ложись лицом вниз, руки на голову.
Майор встал в полный рост, скрутил кукиш и предложил:
– Выкуси.
Надо было стрелять, а потом бежать в холл и прорываться к машине. Но я секунду потратила на размышление – выстрелю, и что дальше? Майор своим кукишем ударил меня по руке, держащей пистолет, выстрел ушел в пол, а майор второй рукой врезал мне по скуле.
Голова еще раскалывалась от малинового звона, когда майор повалил меня на постель и сорвал бра. Одной рукой схватил за грудь, а другой – ударил по второй щеке. От боли я даже заплакать не могла. Не успела заметить, когда он вошел, и словно сквозь вату услышала:
– Товарищ майор, что случилось?
– Нечаянный выстрел! Ничего страшного, валите отсюда!
Он трахался, как дрова рубил: ритмично, сильно, с характерным хриплым сопением. И вот это уже было несомненное, по всем правилам идиотов, изнасилованием. Я попыталась укусить его в лицо, но он даже не стал размениваться на третью оплеуху – просто прижал мне голову предплечьем и держал так, пока не кончил.
Я чувствовала себя, словно попала под трак. Цыпленок табака.
Майор встал, подобрал с пола пистолет. Потом натянул комбез, сел у окна, закурил.
Я собирала себя по частям. Повернуть голову. Подтянуть руку. Опереться на локоть. Сесть.
– Ну что, позвать ребят? – спросил майор. – Всю роту? Или только взвод?
– Если ты считаешь, что не справился, давай. Если на одну женщину вы можете только взводом… Но первый, кто попробует, недосчитается пары яиц, понял?
Майор неожиданно улыбнулся.
– Ох, не смеши меня, Томка. – Он встал. – Ладно, пойду посмотрю, что там у них со связью. Ты не будешь искать, чем меня зарезать?
Я плюнула ему в лицо. Не попала – девочки из приличных врэвакуантских семей не умеют правильно плеваться. Слюна упала на штанину.
– Слижешь, – сказал майор. Это был не вопрос, а утверждение.
– Пошел на хуй…
Следующая оплеуха была ленивой, но от этого не менее тяжелой. Я пришла в себя почти под креслом. Сплюнула кровь.
– Дурак. Ты можешь меня бить, пока не отлетит голова. Ты можешь позвать всех своих холуев. Но я сама для тебя больше ничего не сделаю.
– Посмотрим. – Майор поднял с пола бра, вытер им штанину и бросил бра мне в лицо. Потом натянул куртку и вышел за дверь.
Я плакала сколько-то времени, а потом снова потащила в ванную изгвалтованное тело.
Нет, я не очень переживала из-за самого изнасилования. Что-то правильное во мне переключилось, и я это ощущала как… ну просто дозу очень плохого секса. Просто самовлюбленный урод, который вообразил, что хер толщиной в полено делает его секс-богом. Не первый, но теперь уж точно последний. Но вот то, что он меня побил, – это переживалось до странности болезненно, а еще то, что я так глупо израсходовала шанс на свободу.
Я завернулась в простыню, нашла сигареты, но закурить не смогла: майор унес зажигалку. Предусмотрительный майор.
В комнату кто-то заглянул. Шаги Миши Колыванова я уже научилась отличать от всех других, поэтому, не оглядываясь, определила: не он.
– Get out! – сказала я, не оборачиваясь. Тот не двинулся с места. Я повернулась и произнесла уже по-русски:
– Пшел вон!
Рядовой смерил меня взглядом, особо задержавшись на уже вспухающих скулах, потом гоготнул и лишь тогда закрыл дверь. Обозначил статус: шлюха майора. Его игрушка – пока еще любимая и неприкосновенная, но приподнятая над положением полковой девки лишь командирским капризом. «Наступит и наш черед», – вот что говорил этот взгляд и эта усмешечка.
Надо что-то делать. Найти хоть какое-то оружие, пробиться на аэродром или погибнуть. По крайней мере, от пули, а не…
Маникюрные ножнички. Что можно сделать с их помощью? Майора уже не зарежешь, он теперь будет подпускать близко только с одной целью, и ничего острого взять не позволит. Что можно учинить, кроме самоубийства – довольно болезненного и вовсе не привлекательного?
Можно погасить свет. То есть свет можно погасить и так, но при помощи ножниц можно погасить его радикально, во всем коттеджике. А в темноте – врезать этому, у дверей. Как следует, чем-нибудь очень тяжелым. Легкий плетеный стульчик для этого не годится, фуршетный столик – тем более. Что-нибудь более основательное.
Душ.
Я пошла в ванную. Попыталась свинтить опору, на которую вешался душ. Если удастся, будет вполне приличный стерженек из никелированной стали, с треугольным тяжеленьким навершием. Вот только чем воспользоваться в качестве отвертки? Собственные ногти не годятся, маникюрные ножнички с запасом проворачиваются в головке круглого винта. Нужно что-то более широкое. Ложка? Возможно.
Винты не поддавались. Наверное, слегка приржавели от влаги…
Уксус. Но его нет.
Лимонная кислота.
Я выжала на болты пол-лимона, оставшиеся от вечернего пиршества. Получится или нет?
Первый болт поддался минут через десять. Через полчаса я заполучила вполне сносную дубинку.
Теперь ножницы.
Я помнила, что если обмотать рукоятки ножниц сухой тканью, ударить током вроде не должно. Но кто знает, как оно получится на самом деле. Конечно, майор будет здорово недоволен, когда обнаружит в облюбованной комнате кучу горелого мяса, но меня это вряд ли утешит.
В общем, попробуем.
Я не знаю, решилась бы я на это дело или нет в трезвом виде, но майор меня подпоил слегка, и инстинкт самосохранения притупился. Я обмотала руку простыней и, разведя кончики ножниц, сунула их в розетку.
Раздался треск, полетели синие искры, завоняло паленым пластиком. Я ощутила сквозь ткань, как мгновенно накалились колечки ножниц, и отдернула руку.
Комната ухнула во тьму.
Я отшвырнула ножнички, кинулась в душ и замерла там с поднятым орудием возмездия. Но десантник оказался сообразительным парнем и в дверь входить не стал. Он оставался в коридорчике.
– Эй, ты! – крикнул он. – Где ты там! Ану, встань у окна, чтобы я тебя видел!
