Ант Скаландис - Ненормальная планета (сборник)
– Почему?
– Окончательному выводу предшествовало много наблюдений и расчетов. Ты не все их способен понять, ибо разум твой ограничен заложенной в него программой. Приведу несколько понятных тебе рассуждении. Первое: вам понадобились миллионы лет (это много), чтобы создать сколько-нибудь пристойную цивилизацию, стремящуюся к познанию мира и самих себя. Второе: путь ваш к этой цивилизации был так запутан, а заблуждения настолько отравили разум, что вы и поныне готовы свести к нулю все ваши достижения. Расчеты показывают вероятность вашей гибели на три порядка выше вероятности дальнейшего прогресса. Третье: ваши дремучие представления о мире и о себе. Сколько тысячелетий вокруг в сущности верной концепции сотворения вы накручивали бездну глупостей и предрассудков, а затем, начав бороться с ними, как говорят у вас, вместе с водой выплеснули и ребенка: вместе с идеей всемогущего бога отринули идею сотворения и снова запутались. Вздумали понять до конца если не мир, то хотя бы себя. А это невозможно. И только ты один, профессор Калитин, робот N_31246-75490126 понял это, осознал и почувствовал не как шуточную гипотезу, а всерьез. Вот чего мы ждали от вас. Осознания. Понимания. Случись это раньше, намного раньше, мы подключили бы вас к следующей ступени источника разумной энергии. А теперь эксперимент окончен.
– Но что это значит, в конце концов?!
– Это значит, что нет смысла подключать вас к следующей ступени. Есть смысл отключить вас совсем. Дальнейший расход разумной энергии на вашу цивилизацию нецелесообразен.
– А к чему приведет отключение от источника?
– К гибели цивилизации, разумеется. Вы вернетесь в первозданное состояние. Станете просто животными. Уйдете из городов в леса. Будете продолжать размножаться. А через миллион лет или больше, быть может, снова теперь уже самопроизвольно станете разумными. Или не станете. Таков наш следующий эксперимент – проверка безумной гипотезы. А звезду мы вам заменим, когда эта начнет остывать.
– И уже ничего нельзя изменить?
– Ничего. Решение принято.
– Но это же несправедливо! Мы же все-таки цивилизация. Мы – разумные. Уничтожить нас – это антигуманно!
– Антигуманно, то есть античеловечно, значит, по-нашему, антироботно. Неправда ли, странно звучит? Ты забываешь, Калитин, мы не люди. Мы слишком далеки от вас. Подумай, станете ли вы вторично высевать неудачный сорт пшеницы только потому, что она живая и ей тоже хочется жить?
– Да, – сказал Калитин, – мы не делаем этого, но и мы не правы. Все живое, однажды произведенное на свет, должно жить. Все. И никто не вправе уничтожать живое.
– Нет, Калитин, ты просто не понимаешь. Программа не позволяет тебе думать иначе. А если бы ты мог подняться на мой уровень, ты бы знал, что мы правы, что высшая целесообразность в сохранении гармонии, равновесия, гомеостазиса, а ваша искусственно созданная цивилизация, поглощая чудовищное количество разумной энергии, лишь создает дисгармонию во Вселенной. Сеанс связи окончен, Калитин. С добрым утром.
– С добрым утром, – сказал Юров.
Он стоял возле кровати, когда Калитин проснулся.
– Ты проспал на два часа больше обычного.
– Поздно лег. Работал.
– Снилось что-нибудь?
– Ничего, – поторопился ответить Калитин.
– Но есть ощущение тревоги, да?
– Пожалуй.
– Неконкретная тревога. Словно не хватает чего-то, но не понять, чего именно. Так?
– Пожалуй. Примерно, так.
– Это вполне нормально. Ты слишком привык к своим кошмарам. Но больше их не будет. Поверь мне, я знаю. А за работу по ночам – выговор.
– Виноват, увлекся.
Он кинулся к столу, как только Юров вышел. «Ах, как неосторожно!» Стопка листов, хоть и перевернутая, лежала посреди стола. Вряд ли Юров стал бы смотреть, но на всякий случай Калитин спрятал свои записи между страницами статьи и уложил в ящик. Теперь можно было спокойно поразмышлять.
«Предположим, все, что я видел – фантазия больного мозга. Тогда состояние мое действительно опасно. Надо лечиться? Пожалуй. Но что понимает в этом Юров и вся мировая психиатрия? Да, им хочется разобраться, но вылечат меня едва ли. Значит, уклоняясь от лечения, я только лишаю медицинскую науку одной из любимых ее игрушек – неординарного подопытного кролика. Вариант второй: все, что я видел, было на самом деле. Вероятность исчезающе мала, но игнорируя этот вариант, я обрекаю человечество на гибель. Так можно ли сомневаться в выборе? Я обязан сделать все, чтобы предотвратить уничтожение цивилизации».
После завтрака Калитин зашел к Юрову и сказал, что, послушный его советам, будет работать днем, а вечером после прогулки рано ляжет спать. Потом вернулся к себе, и обложившись статьями и книгами по нейрохирургии, как нерадивый сотрудник, читающий тайком от начальника художественную литературу, принялся записывать со всей точностью, на какую был способен, свой ночной диалог с Творцом.
А когда он вновь уснул, диалог продолжился. Калитин опять стоял в огромном «полиэтиленовом мешке», а Творец в мерцающей выси был похож на бесформенную перламутровую раковину, изъеденную морем.
– Можешь задавать вопросы, Калитин.
– Скажи, Творец, мои сны о роботах – это твоих рук дело?
– Не совсем. Первый ты увидел сам, а потом я решил повторять их, пока ты не придешь к правильному выводу.
– А сколько раз еще мы успеем поговорить?
– Завтра последняя ночь.
– А почему нельзя днем?
– Можно, но на сеанс связи уходит много времени, тебя могут увидеть. Ты напугаешь своего друга Юрова, робота N_31246-75473899.
– А если я объясню ему все?
– Попробуй. Он не поверит тебе. Он не способен.
– Именно он?
– Вы все не способны, а он особенно.
– А как же я поверил в реальность снов?
– Ты тоже не совсем поверил. И потом ведь есть исключения, если угодно, какой-то брак в нашей работе. К тому же я не программировал абсолютную невозможность понимания вами истины, вы сами такими стали.
– А если мы станем другими? Поймем истину и поверим в нее. Ты сохранишь тогда нам жизнь, Творец?
– Мы отбираем у вас не жизнь, а лишь не по праву полученный разум. А вообще это интересное предложение, Калитин. Я согласен на новый небольшой эксперимент. Не надо переубеждать все человечество. Заставь Юрова поверить в реальность твоих снов, и мы дадим вам время объяснить всем, что происходит. А потом, когда и если все пройдет удачно, мы подключим вас к следующей ступени разумной энергии.
У Калитина захватило дух от сознания собственного могущества. Вот теперь поистине судьбы мира были в его руках.
– Творец, – сказал он торжественно, – я готов сейчас же приступить к выполнению своей миссии.
– Сейчас не надо. Юров спит, а разбуженный посреди ночи – не самый лучший слушатель.
– Да, – опомнился Калитин, – верно. Но я не знаю о чем еще говорить с тобой.
– Неужели, Калитин? Неужели у тебя нет вопросов?
По стенам полупрозрачного энергетического мешка прошла едва заметная рябь, и Калитин поежился от нахлынувшего внезапно ощущения неуютности и страха. Страха перед непознаваемым. Вопросов было слишком много, и на половину из них наверняка не найдется понятного ответа. А еще больше ответов без вопросов: сколько знает Творец такого, о чем Калитин даже не умеет спросить. Тяжело быть роботом и понимать это. Тяжело видеть предел своих возможностей.
И вдруг он обозлился: «Ну, робот я, ну и что? Все равно не верю, что мозг ограничен программой. Чушь это! Я знаю, что могу понять все. Уверен в этом. И я буду спрашивать.»
– Как вы воспринимаете переход материи в энергию?
– Как питание и рост.
– А обратный процесс?
– Как смерть. Когда-то мы умирали, как и вы, необратимо. Космическая пыль – это трупы наших предков. Теперь наша смерть скорее похожа на ваш сон. Мы умираем, когда хотим отдохнуть.
– А можно ли превращать пространство в энергию и вещество?
– А можно ли превращать скорость реки в лед? Пространство – это не субстанция, а лишь свойство, параметр материи.
– А время обратимо?
– Нет, но его можно ускорять или замедлять в любых пределах…
Они проговорили всю ночь, а потом прозвучали уже знакомые фразы: «Сеанс связи окончен, Калитин. С добрым утром.» Слово в слово, как в прошлый раз. И Калитин подумал: «Кто из нас робот?»
После завтрака он узнал, что Юров уехал до вечера в Москву. Появилось время как следует обдумать разговор. От ночной решимости не осталось теперь и следа, страшно было сказать хоть одно неточное слово, как человеку, стоящему на краю бездны бывает страшно пошевелить даже пальцем. И он обдумал все, что можно было обдумать, даже взвесил все «за» и «против», хотя и запретил себе какие бы то ни было прогнозы. И было уже невыносимо думать о предстоящем разговоре, и весь ночной диалог был уже подробнейшим образом записан, и сигареты кончились, а Юров задерживался. И тогда Калитин решил поговорить с Творцом. Он не знал, как это сделать, поэтому просто сел в кресло и попытался заснуть.