Роберт О'Брайен - Z значит Захария
От всех этих планов не осталось и камня на камне: ведь больше нет школ и учить некого. Всё это так, однако я не могу не думать об этом. А ещё у меня была такая задумка: живя дома, сэкономить деньги и потратить всё жалование первого года на книги. У меня их так мало, что я, наверно, перечитала все уже раз по двадцать, а то и больше.
Эти размышления навели меня вот на какую мысль. В публичной библиотеке Огдентауна множество книг, которые я бы с удовольствием забрала бы себе. А ещё в городе есть сувенирный магазин с небольшим книжным отделом. И если уж на то пошло, то во многих больших домах наверняка имеются полки с книгами, которые всё равно теперь никто больше не будет читать. А что если мне позаимствовать кое-что из этих богатств?
Конечно же, я думаю о защитном костюме. Ведь мистер Лумис совершил в нём такое далёкое путешествие, что ему наверняка ничего не стоит съездить в Огдентаун и привезти оттуда немного книг.
Но, может, их опасно привозить сюда, в долину? Тогда, возможно, книги стоит поместить где-нибудь подальше от фермы, на склоне холма, например, накрыть чем-нибудь, что защитило бы их от дождя, и подождать, пока радиоактивность не рассеется? А мы бы проверяли их, как тогда с речкой, счётчиком Гейгера, скажем, раз в неделю. Я не очень хорошо в этом разбираюсь, но мистер Лумис мог бы помочь. Хотя ему, наверно, это всё будет неинтересно. Кажется, он не очень-то любит читать.
Мысли об этом привели меня в приподнятое настроение. Я думала: если возможно сделать книги безопасными для пользования и если мистер Лумис не захочет поехать, я съезжу сама. То есть, съезжу, если он даст мне костюм.
И тут я вспомнила об Эдварде, и сердце у меня ёкнуло.
8 июня
Сегодня утром он открыл глаза, но они были пусты и слепы — глаза новорождённого животного. Он ничего не видел.
Кажется, он попытался заговорить или, во всяком случае, произнести какой-то звук, но вместо этого из его глотки вырвалось хриплое карканье. Я догадалась — он просил воды. Напоила его из ложечки. Он попросил ещё. Я дала ему только полстакана, боясь, как бы его не стошнило, если он выпьет слишком много. Хорошо уже то, что он был в состоянии глотать её, хотя немного воды вылилось из уголков рта и стекло по подбородку.
Я понимала, что он, в общем, ещё не пришёл в себя, но всё же это прогресс, и я воспрянула духом. Немного позже измерила температуру. Мне пришлось сидеть рядом и держать и термометр, и поросший щетиной подбородок больного[14], но всё получилось. Сто три[15] — гораздо лучше, чем было.
Правда, от мистера Лумиса остались только кожа да кости. Теперь, когда он мог глотать — во всяком случае, жидкую пищу — можно попробовать его подкормить. Я сразу подумала о самой питательной жидкости, которую могла бы приготовить. Суп, конечно. А ещё лучше, решила я, заварной крем из молока, яичных желтков, сахара и щепотки соли. Ожидая, пока закипит молоко, я в который раз пожалела, что у меня нет плиты.
И решила: ладно, почему бы не попробовать? У меня теперь трактор на ходу.
Разбирая плиту на части, я намеревалась перевезти их одну за другой в дом на дряхлой ручной тачке. Но потом, когда я... когда мы запустили трактор, стало не до плиты, и я о ней не думала. С помощью прицепа я перевезу все части одним махом за несколько минут. Собрать плиту в кухне тоже не займёт много времени. Я уже точно знала, где установлю её.
Поставив крем остывать, я побежала к амбару, подогнала трактор с прицепом к погрузочной платформе и опустила задний борт. Прицеп и платформа почти одной высоты — и вовсе не случайно; отец именно с этой целью построил что-то вроде земляной насыпи, ведущей к амбару.
Топка уже лежала на мазонитовой плите поблизости от дверей — я сделала это в прошлый раз. Теперь, поднатужившись, я перетащила её на прицеп, а потом перенесла туда и остальные части.
Разгрузить всё это у заднего крыльца дома тоже не составило труда. Крыльцо было на шесть дюймов ниже прицепа; так что я опустила задний борт и использовала его как пандус. Перетащить топку через дверной порог — вот где задачка; но тут я вспомнила мамину уловку: намочила порог мыльной водой, и мазонит легко скользнул поверх него.
Собрать плиту оказалось труднее, чем я думала. Некоторые болты никак не хотели пролезать в предназначенные для них отверстия; вдобавок, решётку я сунула первый раз не тем концом вперёд, пришлось всё разбирать и собирать заново. Я трудилась всю вторую половину дня, иногда навещая своего пациента (и каждый раз приходилось тщательно мыть руки).
Когда крем достаточно охладился, я попыталась покормить им больного. Мистер Лумис на этот раз даже глаз не открыл, но крем глотал, хоть и с трудом. Глотание, похоже — врождённый рефлекс, не требующий вмешательства сознания, чему я очень рада. Я скормила ему около двух унций[16] — для первого раза достаточно. Сначала надо удостовериться, что он сможет это усвоить.
Всё, с плитой я справилась. Теперь нужно только надставить трубу — колено я раздобуду в магазине мистера Клейна — и вывести её в кухонный дымоход. Потом я её начищу — труба была чёрная с никелевой отделкой, выглядеть будет изумительно. Я почувствовала гордость — как за плиту, так и саму себя. Всё равно что получить подарок на Рождество!
Глава 14
15 июня
Прошла неделя — одна из лучших за последнее время.
Сегодня мой день рождения. Мне исполнилось шестнадцать, и на обед у нас запечённая курица и торт — и то, и другое приготовлено в новой печи. Это не первый мой торт, я пекла и раньше, но всегда под маминым надзором. Так что, можно сказать, это всё-таки первый торт, который я испекла самостоятельно, и он первый в этой духовке. Вышел он просто превосходно. Крем — белый, воздушный — тоже получился отлично.
Мы праздновали не только мой день рождения, но и совершенно потрясающее событие — выздоровление мистера Лумиса, хотя он оправился ещё не окончательно. Ходить пока не может — ноги слишком слабые, подгибаются. Я была права — во время болезни нарушилось кровообращение. Думаю, постепенно всё восстановится, но на это потребуется долгое время.
Праздничный обед я сервировала на складном столике для игры в карты, установив его у кровати мистера Лумиса. Столик застелила белой льняной скатертью, поставила тонкий фарфор; даже серебряные приборы начистила и свечи на этот раз не забыла (правда, пришлось обойтись без свечей для торта — я не смогла найти их в магазине мистера Клейна).
Лучше всего было то, что мистер Лумис проспал все приготовления и проснулся как раз к нужному моменту: стол накрыт, огоньки свечей отражаются в начищенном серебре... Больной открыл глаза, посмотрел на всю эту роскошь, закрыл глаза, потом снова открыл. И сказал:
— Это просто чудо какое-то!
Собственно, так и было. Ведь ещё неделю назад мой пациент был близок к смерти, и я почти потеряла надежду. Хотя, скорее всего, он имел в виду стол.
Выздоровление началось, когда замедлился темп его дыхания, хотя я в то время не была в этом уверена. На следующий день, ближе к вечеру, стало ясно, что мистер Лумис пошёл на поправку — он очнулся по-настоящему. Я вошла в его комнату, и он, должно быть, это услышал; глаза его были открыты, сфокусированы, и он, без сомнения, узнал меня. К моему несказанному удивлению, больной заговорил — еле слышно, но всё же! — и первыми его словами были:
— Ты играла на пианино.
Мне хотелось броситься ему на шею, но вместо этого я села на стул у кровати и сказала:
— Да. Я не знала, слышали вы меня или нет.
— Слышал. Смутно, как бы издалёка... — Он не закончил предложения, его глаза закрылись. Опять уснул.
Казалось бы, ничего особенного, и всё же эти мгновения были знаменательными. Он мог видеть, мог снова говорить! Я дала больному поспать часа полтора, а потом принесла большую миску супа и только присела и собралась его кормить, как он мгновенно проснулся. Поначалу он не разговаривал, лишь глотал ложку за ложкой — даже, можно сказать, жадно; видно, суп ему нравился. Он опорожнил всю миску. А потом произнёс:
— Я был... далеко. — У него и голос стал чуть сильнее. — Ты играла... очень тихо, еле слышно. Я прислушивался, как мог... — Он задохнулся и замолчал. — Музыка постепенно уходила куда-то... но я слушал изо всех сил, и она вернулась...
Я проговорила:
— Вы ещё слишком слабы, чтобы разговаривать. Поберегите силы. Но я рада, что вы слышали мою музыку.
Бедный мистер Лумис. Думаю, он хотел сказать, что моя игра помогла ему выжить. Интересно, а моё чтение он тоже слышал?
Слышал.
На следующий день сил у больного прибавилось вдвое. Температура упала до ста одного, а я ведь даже не обтирала его спиртом. Мистер Лумис начал понемногу двигаться, хотя есть самостоятельно по-прежнему не мог. Глаза ему удавалось держать открытыми дольше, и он мог сфокусировать взгляд на предметах обстановки. Когда он снова заговорил, голос его был менее сиплым и дрожащим. Но он по-прежнему всё время возвращался мыслями к минувшим тягостным дням.