E.Allard - E Allard Esli zamerznet ad
— Ты обещал заступиться за меня перед Каваллини, чтобы он не травил меня. Но ничего не сделал. Ничего. Вы все лижете ему задницу!
Вместо того, чтобы пришибить непризнанного гения, Фрэнк миролюбиво предложил:
— Дэнтон, давайте зайдём в кафе и поговорим по душам. Спокойно.
Тот кивнул. Они зашли в кафе, сели за столик Фрэнк заказал скотч.
— ОК. Внимательно слушаю вас, Дэнтон.
Дэнтон бросил полный тоски взгляд:
— Рассказывать особенно нечего. Я писал картины, которые выставлялись на выставках Каваллини, но…
— Их никто не покупал?
— Нет, покупали, почему же. И даже довольно неплохо. Разве, я — непризнанный гений, сижу и ною, что меня никто не понимает? Я имел глупость в одном из интервью сказать, что мне не нравится то, с позволения сказать, искусство, которое в основном заполняет галерею Каваллини.
— Да, это тошнотворно. Вы правы.
Дэнтон бросил недоуменный взгляд на него:
— Ты говоришь серьёзно? Впрочем, после этого интервью, я перестал видеть свои картины в каталогах галереи Каваллини.
— И что такого? Выставили бы в других галереях, свет клином на синьоре Каваллини не сошёлся.
Дэнтон с насмешкой посмотрел на него и протянул:
— Да, я вижу, Кармайкл, как тебя обработали в клинике. Память отшибло напрочь. Слышал, каково это. Заворачивают в мокрые простыни, засовывают оголённый провод в задницу и пропускают ток в несколько сотен вольт. В общем, Каваллини с дозволения хозяина сделал все, чтобы ни одна галерея не брала мои картины.
— С дозволения Райзена?
— Естественно, или ты забыл кто лучший друг твоего дяди? — брезгливо бросил Дэнтон. — Вот, старый каталог, можешь освежить в памяти, — добавил он, швырнув Фрэнку свёрнутую в трубочку брошюру.
— Да, это очень неплохо, мне нравится, у вас своя манера, — проронил Фрэнк, пролистав пару страниц. — Дэнтон, я куплю пару картин.
— Не надо. Мне не нужны подачки, я не бедствую, — пренебрежительно объяснил он, забирая каталог.
— Дэнтон, ну зачем вы вообще переехали в город? Думали, что здесь вас возведут на пьедестал, станете единственным и неповторимым? Вы бы встретились с подобным везде, не только здесь.
— Райзен обещал, что каждый сможет заниматься своим делом без оглядки на толпу, на фальшивую мораль. Я хотел творить без ограничений. Понятно вам? Считал, что здесь будут обеспечены реальные права всех, кто умеет работать.
— Он соврал. Бывает.
— Райзен не обманывал, — бросил Дэнтон с горечью. — Все выполнил, просто он считает, что права не включают в себя поддержку тех, кто не вписываете в его систему. «Функции права свободы слова состоят в том, чтобы защищать меньшинство от угнетения большинства, а не в том, чтобы гарантировать им популярность, которую они не заработали». Читали Райзена? Перечитайте внимательно. Я видел только то, что хотел увидеть. А когда это коснулось меня, понял, как он ловко обвёл меня вокруг пальца.
— Бредятина. Как можно защищать и при этом травить?
— Кармайкл, разуй глаза, так везде в городе. Райзен рассчитывает только на тех, кто зубами вырвет себе известность и хороший денежный куш. А я не умею рвать зубами. Могу только махать кистью. Ладно, — вздохнул он. — Излил душу, теперь могу с чистой совестью вернуться к своей работе. Работаю подмастерьем у известного мастера, которому позволено выставлять свои картины, — лицо Дэнтона скривилось, словно его сейчас стошнит.
Непризнанный художник побрёл к выходу, а Фрэнк выпил залпом скотч, и, раскинув руки, закрыл глаза и задумался.
— Вы тоже посетили эту замечательную выставку, мистер Кармайкл? И как, вам понравилось? Наверно, производит впечатление. Представляю, какие завтра будут заголовки в газетах, — проговорил он с отвращением. — «Гениальный Сальвадор Каваллини представил нам очередные великие творения!»
Немолодой, сутулый мужчина с залысинами. Потерявший всякий вид потёртый пиджак. В глазах светилась тоска.
— И ведь никто, никто не напишет правду. Все побояться сказать то, что видно невооружённым глазом, — пробормотал с горечью он.
— Так возьмите и напишите сами, — буркнул Фрэнк в сердцах, ощущая, что ещё один разговор он не выдержит.
— Разве кто-то станет читать? — вздохнул тот. — Я не владею пером, чтобы все это описать. Разрешите представиться. Юджин Коллинз, владелец маленькой газетёнки «Городские новости». Может быть, слышали о такой? Ладно, — махнул тот рукой и принялся за виски.
— Хорошо. Мистер Коллинз, давайте я напишу о выставке. Когда вы сдаёте номер в печать?
— В пять.
— Отлично, скажем, десять тысяч знаков. Устроит вас такое?
Коллинз недоверчиво посмотрел на него:
— И вы не боитесь гнева Райзена? Он придёт в бешенство. Его ярость уничтожит вас.
— ОК. Поместите под псевдонимом. Ну как? По рукам?
— Я буду только рад, — пробормотал Коллинз.
Фрэнк усмехнулся.
— А вы сами-то не страшитесь, что гнев главы города падёт на вас?
— Плевать. Но, мистер Кармайкл. Я не смогу оплатить ваш труд. По достоинству, — добавил он печально.
— Какая разница? Я не умираю с голода. У меня чешутся руки сказать об этом убожестве.
Коллинз, бросив банкноту, ушёл, а Фрэнк ясно осознал, что напишет в заметке. Ему безумного захотелось тут же набросать текст, который должен был убить это ничтожество с тараканьими усиками наповал. Достал записную книжку, и стал быстро покрывать листочки бумаги аккуратными, ровными строчками, боясь, что мысль «уйдёт».
— Эдвард, почему ты ушёл?
Фрэнк инстинктивно отодвинулся, закрывшись руками, чтобы не дать возможность бывшей невесте вновь продемонстрировать остроту когтей дикой кошки.
— Мне кое-что нужно сделать. Камилла, оставь меня в покое, пожалуйста, — проговорил он, сквозь зубы.
Вместо того чтобы обидеться, она присела рядом. Фрэнк напрягся, и затаил дыхание, вдыхая дурманящий аромат свежего морского ветра. Она пыталась соблазнить? Или спровоцировать?
— Тебя быстро отпустили? — поинтересовалась она, вглядываясь в его лицо.
— Не совсем, миссис Райзен. Вначале пришлось пройти некоторые формальности. В результате я лишился нескольких зубов, мне переломали все ребра, сломали руку, отбили почки. А так, все замечательно.
— Ты сам во всем виноват, — коротко бросила она.
Фрэнк усмехнулся. Вместо извинений, она демонстрировала злорадство.
— Я знаю, что виноват. Главная моя ошибка, я не родился главой города, Аланом Райзеном. Денежным мешком бездонной глубины. Кто я по сравнению с ним?
Она зло усмехнулась.
— Ты считаешь, я вышла за него из-за денег?
— Нет. Конечно, нет. Ты вышла за него, потому что он — потрясающий мужчина и любовник.
— Неужели ты считаешь, что ты мог быть для меня лучше любовником, чем он? Ты, Эдвард? У тебя действительно что-то с головой, — с откровенной издёвкой воскликнула она.
И громко, обидно расхохоталась, запрокинув голову назад.
Лучше бы она съездила ему по физиономии. Такого унижения Фрэнк снести был не в состоянии. Он схватил её в охапку, прижал к поверхности дивана, резким движением стащил лиф, начал жадно целовать губы, лицо, шею, обнажённые груди. Его рука скользнула под платье, не найдя никакой преграды. Камилла не носила белья. Она вздрогнула, когда его сильные пальцы проникли внутрь её тела, и бесцеремонно, грубо стали ласкать сразу в двух местах. Он ждал, что она начнёт вырываться, звать на помощь, но она быстро ослабела, отдавшись напору. Он нетерпеливо задрал подол её роскошного платья, которое жалобно затрещало по швам. Потянулся расстегнуть брюки, их руки встретились, словно она в нетерпении хотела сделать это сама.
Фрэнк адским усилием воли прервался, услышав чей-то сдержанный кашель. Рядом стоял Роджер с совершено бесстрастным выражением лица. Только прищуренные глаза выдавали его чувства. Фрэнк перевёл глаза на Камиллу. Она смотрела на него не со страхом или отвращением, а с удивлением. Медленно поднялась, оправила помятое, порванное платье и ушла. Не убежала, не дала пощёчины. Просто ушла, во всем её облике ощущалось недоумение. Проводив её взглядом, Роджер присел рядом с Фрэнком. Помолчав, холодно проронил:
— Что с вами случилось? Вы больше не в состоянии контролировать себя и держать штаны застёгнутыми? Куда вы торопитесь? На виселицу? Хорошо, это ваше дело. Но вы подставляете меня.
— Роджер, вы не заметили, мне уже не пять лет и я могу решать сам, что делать, — проворчал Фрэнк, вытирая пальцы платком. — Она пришла сама и стала меня провоцировать.
—Да и как же?
—Сказала, что я — импотент и расхохоталась мне в лицо.
—Не думаю, что Камилла имела в виду это.
Фрэнк поднял на него глаза, изучая выражение лица Роджера.
—Я не понимаю, что вы хотите этим сказать. Но, если мистер Райзен захочет меня кастрировать за изнасилование его жены, вы-то тут при чем, Роджер?
— Изнасилование? — к своему удивлению, Фрэнк ощутил откровенную насмешку в голосе Роджера. — Она была бы счастлива, если бы Эдвард это сделал.
