Александр Житинский - Сено-солома
– Надо что-то делать, – сказал Лисоцкий, глядя мне в глаза. Это чтобы я понимал подтекст.
– С чем? – спросил я, не понимая подтекста.
– Люди крайне молоды, – сказал Лисоцкий. – Природа настраивает на лирический лад. Вы понимаете?
– Нет, – сказал я.
– Не исключена возможность любви, – прямо сказал Лисоцкий.
– А! – сказал я.
– Вы представляете мое положение как руководителя. Проконтролировать всех я не смогу. Они начнут встречаться, ходить за ягодами, может быть, даже целоваться.
– А потом поженятся, – сказал я.
– А если не поженятся?
– Могут и не пожениться, – согласился я.
– Вот то-то и оно! Тогда возникнут неприятности. Представьте себе, что кто-нибудь из девушек… Вы понимаете?
– Нет, – сказал я.
– Петр Николаевич! – воскликнул Лисоцкий.
– А! Понимаю, – сказал я. – Кто-нибудь из девушек залетит?
– Как вы сказали? – не понял теперь уже Лисоцкий.
– Ну, залетит. Моя жена так говорит. По-другому это называется…
– Господь с вами! – закричал Лисоцкий. – Об этом я и думать боюсь.
– А вы не думайте, – предложил я.
– Я не могу не думать. Я руководитель… Нужно принять профилактические меры.
Как выяснилось, Лисоцкий имел в виду средства морального воздействия. Нужно было проводить культурные мероприятия, чтобы у них не оставалось времени на любовь. Этим должен был заниматься я. Учитывая мою относительную молодость.
– Работа, еда, физические упражнения, подвижные игры. Песен у костра лучше не надо. Они настраивают лирически. Такова будет наша тактика, – сказал Лисоцкий.
Таким образом, я оказался заместителем Лисоцкого в поле, поскольку он взялся вести учет и контроль в конторе, а также массовиком-затейником по предупреждению любви.
Вторая должность мне показалась интересной. В самом деле, свести все отношения на рельсы дружбы, а? Это трудно и почетно. Поэтому я сразу же стал приглядываться к народу. Кто на кого смотрит, как смотрит и зачем. Главное, зачем.
А народ тем временем двинулся на сеновал набивать сеном матрацы. Я пошел вместе со всеми. В руках у меня были два мешка. Дядин Федин и мой.
Амбалы
Вы знаете, что такое амбалы? Нет, вы не знаете, что они такое.
Так написал бы Николай Васильевич Гоголь. Но при Гоголе амбалов еще не было. Они появились совсем недавно. Короче говоря, как я узнал, амбалы – это молодые люди, перенесшие процесс акселерации. То есть ускоренного физического развития.
Сейчас много кричат об акселерации. Акселерация то, акселерация се. В данном случае она меня интересовала с моей точки зрения. С точки зрения миссии, возложенной на меня Лисоцким.
Первое упоминание об амбалах я услышал еще в электричке. Двое молодых людей, каждый на голову выше меня, пели такую песню:
Амбалы отличаются от прочих
Размерами, умом, а также тем,
Что могут заменять чернорабочих
В любой из государственных систем.
В общем, типичная самореклама.
Насчет размеров – это они верно. Умом, как я понял, они тоже отличаются. Просто удивительно, насколько количество мозгового вещества может быть непропорционально росту. Последствия подобного диссонанса я опишу позже.
Вообще амбалы очень милы, но энергии у них больше, чем потребности в ней. В нашем отряде я насчитал восемнадцать амбалов. О троих стоит рассказать подробнее. Они уже в электричке образовали эстрадную группу.
Амбал Яша выше всех. Такое впечатление, что он не совсем хорошо понимает, что происходит внизу, на земле. Он витает где-то высоко, на уровне верхушек деревьев. Представьте себе белокурого пятилетнего мальчика, которого растянули в длину, как сливочную тянучку. Метра на два. Выражение лица и вес остались прежними. Это будет Яша.
Яша играет на гитаре, как Паганини на скрипке. На одной струне. Его пальцы обхватывают гриф, оборачиваясь вокруг него дважды. Еще Яша пишет стихи.
Амбал Леша похож на боксера. Когда в тренировочном костюме. А когда снимет, то нет. Глаза у него голубые, как его биография. Ясли, детский сад, школа. Леша был идеологом амбалов. Он постоянно напоминал, что амбалы, мол, сделаны из другого теста. И лучше с ними не связываться.
Леша был наиболее опасен в смысле моей миссии. Еще на вокзале, обозрев девушек, Леша воскликнул:
– Кадры в порядке!
Он хотел показать, что он опытный кадровик. Может, так оно и было. Хотя в его девятнадцать лет он просто физически не мог им стать.
Третий амбал Юра, откровенно говоря, амбалом как таковым не являлся. Роста он был ниже среднего. Амбалом его делала прическа. Мало того, что у него были длинные волосы, как у всех амбалов. Каждый волосок у Юры был, как пружинка, если его рассматривать отдельно. В мелких завитках. И цвета вылупившегося цыпленка. Все вместе это напоминало одуванчик.
Эта компания первая понеслась к сеновалу, размахивая наматрацниками. За ними остальные. Девушки к этому моменту успели переодеться в шортики и прочие штучки. Как бы между прочим. Однако с тайным смыслом. Они шли, будто бы не обращая на амбалов внимания.
Амбалы уже прыгали по сену, проваливаясь в него по пояс. Потому что были тонкие. Я забеспокоился, как бы они не потерялись в стогу. Потом они стали скидывать охапки сена девушкам. А девушки набивали мешки.
Я тоже набил мешок. Он стал как аэростат. И дяди Федин как аэростат. В итоге два аэростата.
– Девушки, будьте добры, зашейте матрацы, – попросил я. – У меня ниток нет.
– У начальника нет ниток, – сказала Тата.
– Надо помочь начальнику, – сказала Наташа-бис.
И они принялись зашивать мои матрацы, отвратительно хихикая. Барабыкина влезла на сеновал, отчего он сразу сплющился, и работала там.
Амбалам надоело скидывать сено, и они начали заигрывать с девушками. Барабыкину они игнорировали. Она для них была женщина другой эпохи.
– Девушки, что вечером делаем? – спросил Леша. Я насторожился.
– А что вы можете предложить? – спросила Барабыкина сверху.
– Приходите, тетя Лошадь, нашу детку покачать, – сказал Яша меланхолично. – Стихи Маршака.
Все заржали. Я ничего не понял.
– Готово! – сказала Тата, перекусив нитку. – Вам помочь донести?
– Я сам, – сказал я и взвалил аэростат на спину. Он был не слишком тяжелый, но громоздкий. Ветер его сдувал со спины, поэтому я качался, удерживая равновесие.
– Начальник у нас хилый, – услышал я сзади голос Таты. Она проговорила это почти с нежностью. Я на секунду потерял бдительность, и проклятый мешок сдуло. Он перекатился через голову и плюхнулся у меня перед носом. А я плюхнулся на него. Я просто физически чувствовал, как улетучивается мой авторитет руководителя.
Мимо прошла Барабыкина. Она играючи несла свой матрац на макушке, как африканка.
Я снова схватил аэростат за угол и дернул. На этот раз вышло еще хуже. Я ухватился не за тот конец, и зашитая сторона оказалась внизу. Нитки, естественно, лопнули, и все сено осталось на земле. А я остался с пустым мешком в руках.
– Кто так зашивает? – закричал я.
– А кто так носит? – ответила Тата.
Я схватил матрац дяди Феди и поволок его по траве к нашему сараю. Там я встретил самого дядю Федю. Вид у него был немного виноватый.
– Очередь большая была, – сказал дядя Федя. – Припоздал.
Мы взвалили мешок на нары, потом принесли мой. Девушки успели его снова зашить. Рядом со мной постелил свой матрац Лисоцкий. Он демократ, решил спать в сарае. Правда, совхоз выдал ему ватный тюфячок как руководителю. Наши мешки возвышались над ним примерно на метр.
– Умнется, – сказал дядя Федя.
Амбалы уже устроились и горячо что-то обсуждали в углу. Вид у них был деловой. Потом они пошуршали рублями, и Юра побежал куда-то с рюкзаком. Лисоцкий понял, что назревает вечер встречи. И помешать этому он не в силах. Поэтому он отозвал меня в сторону и сказал:
– Петр Николаевич, я пойду пройдусь. Посмотрю поселок… Следите, чтобы знали меру. И к женщинам не заходите. Они могут перепугаться.
– Да, как же! – сказал я.
Лисоцкий ушел, а через полчаса в столовой под навесом уже все было готово. Дядя Федор открывал кильки в томате каким-то солдатским способом. Амбалы принесли рислинг. К водке они относятся равнодушно. И слава Богу. А дядя Федя наоборот. Он достал то, из-за чего опоздал. Получилось солидно.
Мы разлили в алюминиевые кружки, я встал и сказал:
– Парни! За то, чтобы нам здесь было хорошо. Чтобы хорошо работалось и отдыхалось.
– Точно, сынки! – сказал патриарх дядя Федя.
Мы выпили в лучах заходящего солнца. Закусили кильками и всякой снедью, что привезли из дому. Солнце закатилось за лес. Местные жители ходили поодаль и посматривали на нас с любовью. Возле стола появилась рыжая собака. Собака была доверчивая и глупая. Ее назвали Казимиром. По-моему, этим выразили симпатию отсутствующему Лисоцкому.
– Пойдем знакомиться с девушками! Они скучают, – сказал Леша.
– Может быть, не стоит? – сказал я. – Девушки устали.
