Кейт Лаумер - Очередь
— Четвертый спереди! — снова просипел голос. Хестлер откинул полог, ничего не заметил и убрал голову обратно в палатку. Потом он увидел бледное, искаженное лицо четвертого сзади с глазами навыкате, которые смотрели через вентиляционный вырез в задней стене палатки.
— Вы должны помочь мне, — сказал коротышка. — Вы видели, что случилось, вы можете сделать заявление, что я был обманут, что я…
— Послушайте, что вы делаете вне своей очереди? — прервал его Хестлер. — Я знаю, что вас выгнали, почему же вы не займете новое место?
— Я… я этого не переживу, — с горечью проговорил четвертый сзади. Моя жена, дети — все они надеются на меня.
— Вам следовало бы раньше подумать об этом.
— Клянусь, я не мог ничего сделать. Это свалилось так неожиданно…
— Вы потеряли место. И я ничем не могу помочь вам.
— Если мне придется начинать заново, мне будет семьдесят лет, когда я достигну окна!
— Это не мое дело…
— …Но если вы просто расскажете полиции, что случилось, объясните мой исключительный случай…
— Вы сумасшедший, я не могу сделать этого!
— Но вы… я всегда думал о вас, как о достойном человеке…
— Вам лучше уйти. Подумайте, что будет, если кто-нибудь увидит, что я разговариваю с вами?
— Я должен был поговорить с вами здесь; я не знаю вашего имени, но после того, как мы пробыли в очереди девять лет всего лишь в четырех местах друг от друга…
— Убирайтесь! Не то я позову полицейского!
Хестлер долго не мог успокоиться после того, как четвертый сзади ушел. Внутри палатки летала муха. Ночь была жаркая. Очередь снова передвинулась, и Хестлеру пришлось вылезать и перекатывать палатку вперед. Два человека впереди! Возбуждение было настолько сильным, что Хестлеру стало казаться, будто он болен. Еще две подвижки, и он будет у окна. Тогда он откроет сундучок и представит бумаги, делая все по порядку, не торопясь. С внезапной болью он вдруг представил, что кто-то ошибся, кто-нибудь из стоящих сзади забыл подписать что-нибудь, забыл проставить нотариальную печать или подпись свидетеля. Но этого не должно случиться. Нет, не может быть. Ведь тогда его могут вышвырнуть из очереди, отобрать место, и ему придется начинать все сначала…
Хестлер отбросил эти глупые фантазии. Он немного нервничал, вот и все. Но кто на его месте оставался бы спокойным? Ведь после сегодняшней ночи изменится вся его жизнь, закончатся долгие годы стояния в очереди. У него будет время, сколько угодно времени, чтобы заняться тем, о чем он не мог и мечтать все эти годы…
Вдруг совсем рядом кто-то закричал. Хестлер выскочил из палатки и увидел, как второй спереди — он стоял теперь во главе очереди — поднял кулак и затряс им перед носом небольшого, с черными усами лица под зеленым козырьком, который находился сверху окна, освещенного резким белым светом.
— Идиот! Болван! Шакал! — кричал второй спереди. — Что значит «иди домой и заставь жену правильно написать свое отчество!»
Появились два дюжих полицейских, посветили фонариками в искаженное лицо второго спереди, взяли его под руки и увели прочь. Хестлер дрожал, перекатывая палатку на роликовых колесах. Теперь впереди него оставался только один человек. Он будет следующим. У него не было причин беспокоиться; очередь передвигалась с быстротой молнии, но пока обслужат человека впереди, пройдет еще несколько часов. У него есть время расслабиться, успокоить нервы и подготовиться к ответам на вопросы…
— Я не понимаю, сэр, — раздался пронзительный голос первого спереди, обращавшегося к маленьким черным усам в окошке. — Все мои бумаги в порядке, клянусь вам…
— Вы сказали, что ваш отец умер, — проговорил суховатый голос Черных Усов. — Это означает, что вы должны переоформить справку 56839847565342-В в шести экземплярах с визами доктора и местного Полицейского Управления, отзывами из Отделов А, В, С и так далее. В Правилах все об этом достаточно ясно изложено.
— Но он умер всего лишь два часа назад, я только что получил известие…
— Два часа, два года — все равно он мертв.
— Но я же потеряю место! Если бы я не сказал вам об этом…
— Тогда бы я, естественно, ничего не знал. Но вы ведь РАССКАЗАЛИ мне, не так ли?
— А не могли бы вы сделать вид, будто я ничего не говорил? Что известие не дошло до меня?
— Вы советуете мне пойти на подлог?
— Нет… нет… — Первый спереди повернулся и заковылял прочь, сжимая в руке свои бесполезные бумаги. Хестлер облизнул пересохшие губы.
— Следующий, — сказали Черные Усы.
Пальцы Хестлера заметно дрожали, когда он открывал сундучок. Он выложил бумаги оранжево-розового цвета (двенадцать экземпляров), красно-коричневые (девять экземпляров), лимонно-желтые (четырнадцать экземпляров), белые (пять экземпляров… только пять? Хватит ли этого? Не потерял ли он один экземпляр?). Панический страх сдавил ему грудь.
— Оранжево-розовые: двенадцать экземпляров. — Клерк угрожающе хмурился.
— Д-да. Этого достаточно? — сказал, запинаясь, Хестлер.
— Вполне. — Клерк подсчитывал бумаги, делая незаметные пометки на полях.
Перед самым рассветом, шесть часов спустя, клерк проштамповал последний листок, промокнул последний штамп, опустил пачку обработанных документов в отверстие и посмотрел на стоящего за Хестлером человека.
Хестлер помедлил, держа пустой сундучок в онемевших пальцах. Он казался непомерно легким.
— Это все, — сказал клерк. — Следующий.
Первый сзади оттолкнул Хестлера и подошел к окну. Это был невысокий, кривоногий человек без палатки, с большими отвислыми губами и длинными ушами. Хестлер особенно не рассматривал его раньше. Ему вдруг захотелось рассказать этому человеку о том, как все происходило у окна, дать пару дружеских советов, как старый «оконный» ветеран новичку. Но человек даже не взглянул на него.
Отходя от окна, Хестлер увидел свою палатку. Она выглядела брошенной и никому не нужной. Он подумал о тех часах, днях, годах, которые провел в ней, скрючившись в гамаке…
— Можете забрать ее, — сказал он под влиянием внезапного импульса второму сзади — коренастой женщине с большой челюстью. Он сделал жест по направлению к палатке. Женщина издала фыркающий звук и ничего не ответила. Он побрел вдоль очереди, с любопытством рассматривая стоящих в ней людей, их разные лица и фигуры: высокие, широкие, узкие, старые, молодые — этих было не так много, одетые в поношенное платье, с причесанными и непричесанными волосами, некоторые со странными прическами, некоторые с помадой на губах — все непривлекательные, каждый по-своему.
Он увидел Галперта, спешащего к нему на механическом колесе. Галперт сбавил скорость и, зевнув, остановился. Хестлер заметил, что у его двоюродного брата тощие, костлявые лодыжки, обтянутые коричневыми носками, один из которых спустился, обнажая абсолютно белую кожу.
— Фарн, что?..
— Дело сделано. — Хестлер показал ему пустой сундучок.
— Дело сделано?.. — Галперт в замешательстве посмотрел на отдаленное окно.
— Все сделано. Оказалось не так уж сложно, поверь мне.
— Значит, я… значит, мне не придется больше… — Голос Галперта прервался.
— Нет, спасибо, Галперт, больше никогда.
— Да, но что же теперь?.. — Галперт посмотрел на Хестлера, потом на очередь, затем снова на Хестлера. — Ты идешь, Фарн?
— Я… я думаю, что мне надо немного пройтись. Понимаешь, я должен посмаковать это.
— Хорошо, — сказал Галперт. Он завел колесо и медленно поехал по пандусу.
Внезапно Хестлер подумал о времени — обо всех годах, простиравшихся впереди, словно бездна. Что он будет с ним делать? Он чуть было не позвал Галперта, но вместо этого повернулся и опять зашагал вдоль очереди. Лица смотрели мимо него, поверх него, через него.
Полдень казался нескончаемым. Хестлер купил сосиску в тесте, и бумажный стаканчик теплого молока у торговца с трехколесной повозкой, и жареного цыпленка, насаженного на палочку. Потом пошел дальше, вглядываясь в лица, казавшиеся ему безобразными. Он пожалел их: они были так далеко от окна. Он увидел Аргалла и махнул ему, но тот смотрел в сторону. Хестлер обернулся: окно было едва различимым — крошечная темная точка, по направлению к которой ползла очередь. О чем они думают, стоя в очереди? Как они должны были завидовать ему!
Но никто, казалось, не замечал его. К заходу солнца он начал чувствовать одиночество. Ему хотелось поговорить с кем-нибудь, но ни одно из лиц, мимо которых он проходил, не казалось ему симпатичным.
Было уже почти темно, когда он достиг конца очереди. За ней по направлению к темному горизонту расстилалась голая равнина. Она выглядела холодной и пустынной.
— Здесь так холодно, — услышал он собственный голос, обращавшийся к веснушчатому парню, который стоял последним, держа руки в карманах. — И одиноко.
— Вы будете становиться или как? — спросил парень.
