Деймон Найт - Художество
А еще землетрясение, что случилось как раз перед их приходом, пробудившее Фиша от крепкого сна и оставившее весьма странное чувство. А затем еще одно, после их ухода, — но только это не было землетрясение, ведь он отчетливо помнил, что пальмы даже не вздрогнули.
Фиш осторожно провел пальцами по сияющему закругленному краю ближайшей машины. Сердце глухо колотилось; он облизал запекшиеся губы. У Фиша появилось чувство — нет-нет, он действительно знал: за машинами никто не вернется.
Они принадлежали ему, Да, и где-то там в них таились деньги — он чуял запах. Но как их извлечь? Что могли делать эти машины?
Фиш аккуратно вскрыл все ящики. В одном вместо машины оказалась металлическая коробка, полная листов плотной бумаги. Прямоугольные листы — по размеру они, похоже, подходили к гладкой центральной площадке самой большой машины. Фиш примерил туда один лист, и тот точно подошел.
Ну а почему бы и нет? Фиш нервно потер руки, а затем повернул переключатель. Циферблаты засветились, а крючковатые манипуляторы опять вылезли наружу, но больше ничего не произошло. Фиш снова наклонился поближе и осмотрел другие ручки управления. Там была стрелка и ряд пометок: «Av», «Bank 1», «Bank 2» — и так далее до «Bank 9». Он осторожно перевел стрелку на «Bank 1». Манипуляторы неторопливо двинулись и тут же остановились.
Что еще? На трех красных кнопках значилось: «Utplana», «Torka» и «Avslå». Он нажал одну из них, но ничего не произошло. Был еще ряд белых, как в арифмометре — все пронумерованные. Фиш наудачу нажал одну, затем другую и собирался было нажать третью, как вдруг в смятении отпрянул. Крючковатые манипуляторы двигались — стремительно и целенаправленно. И там, где они проходили, на бумаге появлялись тонкие темно-серые линии.
Разинув рот и выпучив глаза, Фиш снова yаклонился поближе. Маленькие перышки на концах манипуляторов плавно ездили по бумаге, оставляя за собой стройные линии. Манипуляторы двигались, сжимались на своих цапфочках и пружинках, носились туда-сюда, слегка приподнимались, снова опускались и двигались дальше. Черт возьми, машина рисовала — прямо на глазах у Фиша рисовала картинку! Справа вверху под манипулятором вырисовывалось лицо, затем шея и плечи — сильный молодой мужчина, наподобие греческой статуи. А в то же время слева вверху другой манипулятор рисовал бычью голову с цветами между рогов. Вот появился торс мужчины, на нем была греческая тога, или как там это называлось, а в самом верху выгнулась бычья спина. Теперь рука мужчины и хвост быка, а теперь другая рука и задние ноги быка.
Вот и все. Рисунок изображал мужчину, швыряющего цветы в быка, который как бы подпрыгивал и оглядывался через плечо на мужчину. Манипуляторы остановились, а затем стали втягиваться и совсем исчезли. Циферблаты погасли, а переключатель сам вернулся обратно на «Рå».
Фиш взял листок и рассмотрел его, возбужденный, но и слегка разочарованный. В искусстве он, конечно, ничего не смыслил, но был уверен, что ничего толкового в рисунке нет — все одного цвета и примитивно, вроде как у детей. А бык — где это видано, чтоб бык так танцевал? И еще с цветами между рогов? Но все же если машина нарисовала хоть такое, она, возможно, нарисует и что-нибудь получше; только вот Фиш пока не вполне понимал, что ему от этого обломится. Где можно продать рисунки — даже хорошие? Но ведь где-то можно? А может, продемонстрировать саму машину на какой-нибудь научно-технической выставке? Нет, Фиш торопливо отбросил эту мысль — слишком большая огласка, слишком много вопросов. Боже милостивый, а если Вера обнаружит, что он все еще жив, или вдруг скрэнтонская полиция…
Рисунки. Машина, которая производит рисунки. Фиш взглянул на все восемь грузных и внушительных ее частей, покрытых черной эмалью, разбросанных по гостиной. Все это порядком напоминало аппаратуру именно для производства рисунков. На этом Фиш и остановился — и был разочарован. Он ожидал, скажем, штамповку по металлу или что-нибудь в таком роде, что-то более реальное. Трах-бах — металлическая пасть опускается, трень-брень — блестящий кусок нужной формы падает в корзину. Вот такая аппаратура ему бы подошла; а это…
Фиш присел и задумался, неодобрительно комкая в руках лист бумаги. Всегда такие разочарования. В самом деле, его самым успешным бизнесом была женитьба. Фиш женился пять раз и всегда извлекал некоторую прибыль. Он огладил рубашку на жирном пузе. А в промежутках Фиш брался за все, что попадалось под руку: несколько лет занимался брачным консультированием, а также, если удавалось набрать достаточно клиентов, проводил душеспасительные беседы или практиковал натуропатию. Все зависело от обстоятельств. Но почему-то всякий раз получалось так, будто вот у него в руках настоящая золотая жила, а потом она ускользает прямо из-под носа. Фиш даже побагровел от досады, вспомнив ту зиму, когда пришлось пойти работать в какой-то жалкий обувной магазин… Приобретение дома также несколько расхолодило Фиша, он становился ленив — проводил душеспасительные беседы лишь с одним-двумя клиентами в неделю. Надо бы заняться делом, найти новые контакты, пока не вышли все деньги.
Как всегда, мысли о бедности пробудили у Фиша волчий аппетит. Он помял жирное пузо. Время ленча. Фиш торопливо надел куртку и, будто в последний момент сообразив, скатал рисунок и сунул его под мышку.
Фиш держал путь в шашлычную в трех кварталах от дома, где он за последнее время не раз подкреплялся, стараясь экономить средства. На раздаче стоял молодой парень, по имени Дэйв, тощий и бледный, с темным чубом, падавшим ему на лоб. Фиш как-то уже имел с ним дружескую беседу и знал, что парень посещает вечернюю художественную школу в Пасадене. Фиш попытался было заполучить его для душеспасительных бесед, но юнец откровенно признался, что «в это не верит», — признался так искренне и дружелюбно, что Фиш даже не затаил зла.
— Порцию мяса по-мексикански, Дэйв, — приветливо сказал Фиш, усевшись на высокий табурет и аккуратно разместив скатанный рисунок на коленях. Ноги его до пола не доставали; бумага оказалась надежно зажата между пузом и стойкой.
— Добрый день, док. С прибытием.
Расстегнув воротничок, Фиш склонился над миской. Тем временем другой посетитель расплатился и ушел.
— Послушай, Дэйв, — чавкая, невнятно пробурчал Фиш, — хочу узнать твое мнение по поводу одной вещицы. Уфф… — Изловчившись, он раскатал лист на стойке. — Как думаешь, есть тут толк?
— Скажите, док, — спросил Дэйв, подходя поближе, — а где вы такое достали?
— Гм… А-а, это мой племянник, — с готовностью ответил Фиш. — Он, понимаешь ли, хочет, чтобы я посоветовал, стоит ли ему продолжать, потому что…
— Стоит ли продолжать? Ну и ну! А где он учился?
— А-а, сам, понимаешь ли, сам научился — там, дома. — Фиш в очередной раз набил рот. — Очень, знаешь ли, способный мальчик, но…
— Ну если он сам научился так рисовать, то он, должно быть, настоящий гений.
Фиш даже жевать перестал.
— Ты серьезно?
— Ну ясное дело. Послушайте, док, а вы уверены, что он сам это нарисовал?
— Конечно, конечно. — Фиш отмел обвинение в непорядочности. — Абсолютно честный мальчик, уж я-то его знаю. Нет, раз он говорит, что сам нарисовал, значит, — он глотнул, — сам и нарисовал. Но теперь скажи честно: ты в самом деле считаешь, что это так здорово?..
— Что вы, я правду говорю. С первого взгляда мне вообще показалось, что это Пикассо. Классического периода. Теперь я, конечно, вижу — тут другое. Но черт меня побери, это здорово. Я хочу сказать, если вы хотите знать мое мнение, то…
Фиш усердно кивал, всем своим видом подчеркивая, что слова Дэйва лишь подтверждают его собственные выводы:
— Угу, угу. Что ж, я рад, сынок, что ты так считаешь. Понимаешь ли, раз уж я родственник этому мальчику, я подумал… Конечно, на меня это произвело впечатление. Сильное впечатление. Так же, как и ты, я подумал о Пикассо. Но вот что касается денежной стороны… — он скорбно покачал головой, — то для нас обоих не секрет…
Дэйв почесал в затылке.
— Ну, тут все в порядке. Он наверняка смог бы получить заказы. Я хочу сказать, если бы у меня получались такие линии… — Он провел в воздухе контур поднятой руки мужчины.
— Да, так что там насчет заказов? — возбужденно ерзая, спросил Фиш.
— А, ну, знаете ли, на портреты, или на промышленный дизайн, или что он там себе выберет. — Дэйв покачал головой от восхищения, не сводя глаз с рисунка. — Если бы еще и в цвете…
— А что, Дэйв?
— Видите ли, я тут подумал… В Сан-Габриэле как раз объявлен конкурс на стенную роспись для городского центра. Приз — десять тысяч долларов. Вообще-то я не знаю, может и не получиться, но почему бы вам не предложить ему сделать все в цвете и не послать туда?
— В цвете, — без энтузиазма повторил Фиш. Он не сомневался, что машина ничего не станет раскрашивать. Можно, конечно, раздобыть коробку акварельных красок, но… — Понимаешь, Дэйв, тут вот какое дело, — начал он, поспешно соображая, — мальчик-то, видишь ли, заболел. Повредил руку… Ну, не так уж серьезно, — добавил он в утешение, поскольку рот Дэйва сочувственно округлился, — но еще какое-то время он ничего не сможет рисовать. Жаль, а ведь он мог бы, понимаешь, использовать эти деньги, чтобы расплатиться с докторами. — Фиш пожевал и глотнул. — Я тебе вот что скажу, хотя, конечно, идея-то бредовая: а почему бы тебе, Дэйв, не раскрасить этот рисунок да и не послать на конкурс? Понятно, если он не выиграет, я тебе заплатить не смогу, но…
