Наталья Егорова - Пятна
А что на чистом планшете внятнее ученые думают, а на замызганном писатели – это уже по статистике получилось. Вообще-то, и так, и так бывает. Тель, например, тоже в "табула раза" идеи придумывал.
И я их по-разному чувствую: в первых у меня уши закладывает, а во вторых – дрожь пробирает, аж зубы стучат. Даже смешно бывало: надо координаты фиксировать, а руки трясутся так, что в кнопку не попасть. Я целый год поэтому с ассистентом ездил, потом полегче как-то стало.
Так приятно было по городу ходить и смотреть на те центры, что "Брайнворлд" в пятнах открывал. Думаешь: вот сидят люди, изобретают нужные вещи, а если бы не ты, может, им бы и в голову все это не пришло.
Знаете, господин Грегориус, я верю, что вы тоже хотели, как лучше. Это я, наверное, от Теля нахватался, но мне кажется, вы так и видели это "лучше", эти открытия всякие, и исследовательские центры, которые на пятнах построили. Вы ведь не только ради денег, правда?
Мы с самого начала скрывали, что я пятна ищу. У меня должность была "старший менеджер по территории": понимай, как хочешь. Это вы из-за конкурентов, конечно. Целую теорию придумали, что дескать, мы специальное поле устанавливаем на здание, поэтому такой высокий КПД творческой деятельности получается.
А я и не возражал.
Много ли мне надо-то было: я один жил. Дениза иногда в гости приезжала, так у меня теперь всегда было, что на стол поставить, и в доме чисто – работница приходящая старалась. Иногда хотел у нее про мать спросить, но каждый раз словно пугался чего-то. Как представлю, что она на меня глянет этак свысока, с ненастоящей улыбочкой… и холодок такой, как на границе пятна, честное слово.
Она хорошая девочка, моя Дениза. Ей с кавалерами не везло постоянно: они все были с сальными волосами и так скупо цедили слова, как будто боялись выпустить изо рта солитера. Я, наверное, говорю, как старик, но мне кажется, если мужчина живет на деньги жены, он не должен относиться к ней так брезгливо.
Бедная моя девочка…
Я ведь ничего не подозревал! Я жил себе потихоньку: ездил с водителем по пригородам, это был еще тот, прежний водитель; иногда фиксировал новое пятно, и тогда неделю отдыхал, как велел врач. "Брайнворлд" строил гигантский развлекательный комплекс, где специальный флигель предназначался всяким художникам и композиторам для вдохновения. Это пятно было самым крупным в городе.
Дениза иногда позванивала, голос у нее был усталый, но я думал, она рассталась с очередным сальным дружком, и тихо надеялся, что следующий будет приличнее. Удивительно, как женщины из раза в раз влюбляются в одинаково мерзких мужчин…
– Как ты, пап?
– Работаю… Как у тебя дела?
– Нормально… Как всегда.
– Ты здорова? Что-то голос уставший.
– Да нет, па… нормально. Ну ладно, пока.
Вот и весь разговор.
Я даже ей не говорил о том, что чую пятна. Я вообще ей о пятнах не говорил… до того. А после было уже поздно, и потом мне было невыносимо стыдно, ведь я, выходит, своими руками ей такое устроил.
Но я не догадывался же!
Хотя, как я мог не подумать – знал же, что она тоже по науке работает. Я, правда, думал, она так, ассистент там или лаборант какой. Про своих детей трудно поверить, что они так умны, что ты даже не можешь понять, чем они занимаются…
Когда со мной из больницы связались, я как раз отдыхал – валялся на диване и пялился в потолок с кривой трещиной, похожей на ящерицу. Накануне описал еще одно пятно "второго типа", но прямо в болоте – вряд ли что построят.
Екнуло только, когда на "ответ" жал. До этого никакого предчувствия.
***
Почему в больницах все такого неживого цвета? Почему они так любят холодную белизну и мертвенную синеву, почему не желтый, оранжевый, пусть даже розовый?..
Дениза жалко улыбается мне. Ее лицо среди белых подушек кажется маленьким, словно ей опять десять лет, и кажется, она сейчас приложит палец к губам: "Тс-с, только маме не говори, это будет наш секрет"…
Лучше бы она плакала.
– Папка, – начинает она с обычной снисходительностью, но срывается, и глаза мгновенно наполняются слезами. У меня горло перехватывает от нежной боли.
– Маленькая моя девочка… Что они сделали с тобой?..
Дениза мотает головой, глубоко дышит, загоняя слезы внутрь себя: она всегда старалась быть самостоятельной, сильной. На худой шее пульсирует жилка.
– Папка, я больше не могу думать…
Звучит безнадежно глупо.
– Ты не понимаешь? Не понимаешь… Я не могу сосредотачиваться на чем-то, совсем не могу! Проверить счет, письмо написать… а когда я пытаюсь думать о по-настоящему сложном, все плывет, голова болит. Работать не могу: падаю в обморок, – она нервно смеется. – Ужасно.
У нее жалобно дрожит нижняя губа – невыносимо! Утыкаюсь взглядом в стену.
– Они молчат, но нас уже человек тридцать, я слышала. Они говорят, это феномен, новое заболевание: синдром кого-то-там. Только знаешь, я уверена, это все после того поля в "Витасфере".
Мне кажется, что в груди образовалась пустота.
– В "Витасфере"?
– Я там пять недель проработала всего. Ч-черт, догадаться бы сразу, что такие деньги просто так…
– Ты работала в "Витасфере"? В лаборатории "Витасфера"? – Я чувствую, как стремительно уплывает белая стена. – Ты мне не говорила…
– Ну… какая разница, где я работаю. В этом центре, в том… Они предлагали такие деньги! Перспективы… лаборатория, знаешь, под этим колпаком, полем вдохновения – ужасно глупо звучит. Но там действительно здорово работалось, голова такая ясная делалась, легкая. Уставала здорово, но ты не представляешь: такое невероятное ощущение, когда чувствуешь каждую молекулу, и заранее точно знаешь, в каком месте цепочки…
Она теряет мысль, срывается на шепот и продолжает говорить, как в горячечном бреду:
– Они, наверное, включили слишком большую интенсивность поля. Нет, глупости. Это наверняка из-за тех транквилизаторов, какой-нибудь не до конца исследованный образец… Сочетание лекарства с полем?..
Я с ужасом вижу, как белеет ее лицо.
– Дениза… Дениза!
– Папка… Они же просто нас уничтожили, понимаешь?..
Я понимаю слишком многое и совсем ничего. Лабораторию "Витасфера" построил "Брайнворлд". Не самое большое, но мощное пятно: я после него дня два приходил в себя. И Дениза…
Но так не могло, не должно быть! Пятна несут вдохновение, они не зло… и я боюсь усомниться, потому что Тель сознательно искал озарения в пятнах и погиб, вопя про обрезанные крылья… Что я вообще знаю об их природе? Неужели пятно – род наркотика, дарящего эйфорию созидания, но разрушающего мозг? Или все дело в неведомом препарате, которым подстегивали мозг?
Мы говорили с тобой о прогрессе, Тель. Но я никогда не думал, что на этот алтарь попадет Дениза…
Она плачет.
– Сильная моя девочка, умница, – бормочу я, сам не понимая, что. – Наука жестока, и даже если ученый спасает тысячи жизней, это не перевешивает…
– Жизней? Наука? – она принимается хохотать. Лицо искажается циничной гримасой, я пугаюсь: это лицо незнакомой мне женщины. Я понимаю вдруг, что давно уже не знаю свою дочь.
– Ты что, думаешь, мы там изобретали лекарство от рака, да? – она захлебывается болезненным смехом. – Средство от старости, панацею от маразма? Таблетки гениальности?
– Дениза…
– Мы делали… гормональную подтяжку, – дребезгливо хихикает она. – Для жирных задниц.
И в этот миг я понимаю, что всю жизнь был сумасшедшим идеалистом.
– Это, наверное, смешно… должно быть смешно, черт возьми! Мои мозги, как цена за чью-то задницу!
Она кричит, ее колотит крупная дрожь. В двери появляется тревожное лицо санитара. Меня выставляют в коридор, и вслед мне летит, ввинчивается в стерильный воздух отчаянный вопль:
– Мы просто расходный материал!
Улицы мелькают перед глазами, я не могу сосредоточиться на них, так же, наверное, как Дениза. Я говорю в пустоту, и прохожие шарахаются от меня; если я замолчу, я тут же сойду с ума, потому что мне страшно.
Потому что весь этот всплеск мысли, невероятные разработки в самых разных областях, все, о чем кричит реклама – сколькими мозгами это оплачено?
***
Комнату медленно затапливает сумрак, подбираясь все ближе ко мне. Я сам не знаю, долго ли сижу вот так, неподвижно, уставившись в пустой экран информатора, без горя и без надежды. Без мысли…
Боюсь пошевелиться, словно это разобьет темноту, и она осыплется с меня жалобно звенящими осколками, и откроется за ней то, что еще страшнее.
Когда приходит это сообщение, я заранее знаю, о чем оно.
"Папка, я уезжаю. Я знаю, я сама виновата в том, что все у меня вышло так глупо. Слишком многого хотела, наверное.
Уеду куда-нибудь подальше, сменю имя, найду дурацкую работу: буду выращивать кабачки или разрисовывать толстощеких фарфоровых младенцев. Буду смотреть идиотские шоу и научусь готовить. Может быть, замуж выйду. В конце концов, многие вообще не думают, и им это нисколько не мешает в жизни.
