Сергей Трищенко - Секретная информация (сборник)
– Э-э, а ты чего ревёшь?
Мари, утирая ручонкой глаза, протянула зажатую в дрожащих пальчиках бумажонку. Маша схватила её.
– Та-ак… Волк… проглотил Красную Шапочку и бабушку… Ну, тут почти то же самое, это я уже знаю… А это что такое? Охотники… не успели… Так будет с каждой девочкой, которая не станет слушать свою маму?! Ого!
Она посмотрела на зарёванную Мари.
– Что-то тут не так, – задумчиво произнесла Маша. – Пойдём, выясним.
Она потянула подружку к окошечку. Мари еле переступала ногами.
– Дяденька, – обратилась Маша к продолжающему торчать из окошечка носу, – тут какая-то ошибка. Мы с ней обе Красные Шапочки, однако в моей сказке всё кончается благополучно для всех… исключая, разумеется, волка. Ну, так ему и надо, серому! Не будет глотать маленьких девочек! А вот её, – Маша подтянула Мари к окошечку, – волк почему-то съедает насовсем.
Нос хмыкнул:
– Так и должно быть! Вы, русские, живете в плену иллюзий и фантазий. К тому же вам совсем не дороги окружающая среда и уцелевшие лесные жители – я имею в виду волка. Он, кстати, в Красную книгу занесён. Европейцы же живут рациональным началом. Они знают, что если не работать, то ничего не будет. У них в обязательном порядке выполняются все законы и правила. Все вещи должны быть разложены строго по полочкам, каждая – на своей!
– И ради сытой и размеренной жизни вы готовы отдать на съедение волку маленькую девочку? – возмутилась Маша.
– Разумеется, – хладнокровно подтвердил нос. – Вы помните слова Достоевского о слезинке ребенка? Вы должны были проходить по программе. Вся западная цивилизация, всё наше благополучие зиждется на гибели нашей Красной Шапочки. На её отрицательном примере воспитывались сотни поколений европейцев! Если вы хотите иметь «мерседесы» и автобаны, надёжные компьютеры и электронику, то должны позволить вашему волку съесть вашу Красную Шапочку.
– Ну, уж нет! – воскликнула Маша. – Дудки! Я и сама себя в обиду не дам, и Мари обижать не позволю!
– Подожди, Маша, – вздохнула Мари. – Если дело обстоит именно таким образом, как он говорит…
Она вырвала руку из ладони подруги, протёрла кулачками глаза, всхлипнула, подняла к окошечку свои голубые-голубые глаза и спросила:
– Скажите, пожалуйста, а где можно принять гражданство Российской федерации?
Гурманы
К столу подали жареное лох-несское чудовище.
– Пересушил! – недовольно поморщился Виталик, откусив кусочек. – Повара сюда!
– Да успокойся ты! – махнул рукой Степан Степанович. – Мясо у него такое, жёсткое.
– Всё равно: вымочить мог, в уксусе, – упорствовал не то Виталик, не то скопившийся в нём хмель.
– Есть такие мяса, которые, сколько ни вымачивай, мягче не станут, – авторитетно заявил Степан Степанович.
– Вот за что я тебя люблю, – обернулся к нему Василий Васильевич, – так это за то, что ты всё знаешь! Дай поцелую!
Но Степан Степанович увернулся от слюнявых губ и продолжил:
– И потом: повар же в первый раз готовил… такое, – он развёл руками. – Второй раз знать будет.
– А по мне – один чёрт: мясо как мясо, – Василий Васильевич, промахнувшись мимо щеки Степан Степановича, попал на блюдо с мясом и зацепил кусок.
– Не скажи, – закачал головой Степан Степанович, – каждое мясо имеет особенный вкус. Вот анаконда была, к примеру, с кислинкой. А слонятина – с горчинкой…
– Да это… соусы такие были, – проговорил Василий Васильевич, запихивая кусок в рот.
– Не-ет, – помахал пальцем Степан Степанович, – соус накладывается на основной вкус. А тот шёл изнутри, из глыбины, значит, из сути.
– Ну, ты у нас профессор, тебе виднее, – махнул рукой Виталик. Он уже почти успокоился и вгрызся во второй кусок. Но Степан Степановича остановить было невозможно. Он сел на любимого конька:
– Тут ещё надо подобрать, какой напиток под это мясо подойдёт.
– Чего тут подбирать? – пробурчал Василий Васильевич. – Под белое мясо – белое вино, под красное – красное…
– А водку? – подозрительно спросил Виталик. – Её подо что? Под прозрачное мясо, что ли? Я такого и не знаю…
– Ну, как же?! – возмутился Степан Степанович. – А рыбу из-под Антарктиды кто на прошлой неделе трескал? А она как раз прозрачная.
– Так то рыба, – махнул рукой Виталик. – А я о мясе… Коньяк, например, под какое пить? Под тухлое?
– Тьфу на тебя! – Василий Васильевич отер губы ладонью. – За едой такие гадости говоришь!
– Во! – удивился Виталик. – А китайскими тухлыми яйцами кто соблазнял?
– Не тухлыми, а… а задохнувшимися, – нашёл слово Василий Васильевич. – Если сырое куриное яйцо закопать на две недели в глину, получается самое то!
– Мда… – произнёс Виталик и повернулся к Степану Степановичу. – Так подо что коньяк?
– Коньяк – под плов, – кивнул Степан Степанович. – Он с шафраном, жёлтый. Помнишь, у Высоцкого: «Коньяк под плов с узбеками, по-ихнему «пилав»…»
– Под плов с узбеками? – нахмурился Виталик. – Они чё, такие мелкие? Вроде изюма?
– Разные бывают… – уклончиво ответил Степан Степанович.
– Ну их, этих узбеков с коньяком, давай лучше про водку! – предложил Василий Васильевич. – Ты интересно рассказываешь!
Степан Степановича особо упрашивать не требовалось:
– Водка, – сказал он значительно, подняв указательный палец правой руки, – такой же многообразный продукт, как, к примеру, вино.
– Или пиво, – влез Василий Васильевич. Степан Степанович поморщился:
– Да иди ты со своим пивом! И слышать не хочу о пивных извращенцах-производителях, выпускающих пиво с лепестками роз… Хотя ты прав: пиво стремится стать многообразным продуктом. Но водка… – он прижмурил глаза, – водка – это старинный традиционный продукт!
– Короче, профессор! – кинул Виталик. – Мясо стынет! Подо что лучше всего употреблять это чудо?
И он ткнул пальцем в блюдо с лохнессятиной.
– Тут надо подумать… – Степан Степанович взял кусочек мяса в рот, задумчиво пожевал.
Затем выбрал из батареи водочных бутылок одну и отхлебнул прямо из горлышка. Лицо его расплылось в улыбке:
– Кажись, оно! – удовлетворённо сказал он.
– А ну-ка, налей мне! – требовательная рука Виталика протянулась с бокалом к Степану Степановичу. Тот налил.
Виталик откусил мяса, пожевал, затем плеснул в рот водки, копируя действия Степана Степановича.
– Пожалуй, ты прав, – посмаковав, согласился Виталик. – Так гораздо приятнее.
– Это ещё надо проверить! – возмущённому сознанию Василия Васильевича, оскорблённому отзывом Степана Степановича о пиве, требовались доказательства.
Он повторил действия партнёров, а затем нахально сгрёб из общей кучи водок ещё две бутылки, и принялся колдовать над бокалами.
– Вот! – победно произнёс он, поднимая второй опустевший бокал. – С этой ничуть не хуже!
Уязвленный до глубины души Степан Степанович налил и себе из той же бутылки, запил новый кусок мяса и оскорбился:
– Ты ничего не понимаешь в водках! Эта слишком мягкая! А для такого мяса требуется резкость!
Оба повернулись к Виталику, как к третейскому судье.
– Сейчас я вас рассужу, – заплетающимся языком проговорил тот.
Повторив манипуляции с бутылкой и мясом, он покачал головой:
– Степан Степанович прав!
Но Василий Васильевич не захотел сдаваться и полез за новыми бутылями.
Спустя полчаса, так и не умевший переубедить собутыльников, Василий Васильевич вырубился.
– С-слабак! – прошипел Степан Степанович.
– Ты – м-молодец! – одобрил его Виталик. – Хорошо разбираешься в водках. Готовься. Мне друзья обещали тушёного инопланетянина достать…
– Кого? – не поверил ушам Степан Степанович.
– Зелененького человеч-ик!-ка, – икнул Виталик, – из летающей тарелочки. Они, говорят, людей похищают, опыты всякие ставят. Даже едят. Так мы им в отместку! Устроили засаду, поймали…
И Виталик захохотал.
– Не-не, – помотал головой Степан Степанович, – их есть нельзя.
– Почему? – нахмурился Виталик.
– Они эти…как их… ик! гам… гаммано… ик! еды.
– Гамноеды? – переспросил Виталик. – Ну, это ничего: отмочим, чтобы запах отбить. В уксусе. Не всё же им людьми питаться.
Когда всё заканчивается не так…
Планета медленно проворачивалась на экранах. Безжизненная, мёртвая. Казалось, вращение зависит лишь от скорости облёта: мёртвое не может двигаться.
Но приборы показывали, что угловая скорость осталась прежней: один оборот за двадцать четыре часа.
Лёд, сплошной лёд покрывал поверхность. Континенты угадывались лишь по тонким синеватым теням, отбрасываемым торчащими из ледяного панциря редкими горными пиками. Хотя первоначально их посчитали обычными торосами. Но торосов не было: ледяное поле выглядело идеально ровным и гладким.
– Может, это не Земля? – нарушил молчание Марк.
– Земля, – Пётр устало откинулся на спинку кресла. – Здесь не может быть ничего, кроме Земли.
