Кирилл Бенедиктов - Вишня под снегом
Лицо Ошо превратилось в каменную маску, но человек Маэды этого не видел. Он смотрел на затылок стоявшего на коленях врага, на его напрягшуюся беззащитную шею. На губах его бродила довольная улыбка.
Потом он спросил Ошо, самурай ли тот. Ошо ответил утвердительно. Говорить ему было трудно, потому что челюсти сводило от гнева и жалости к Миико. Но он все же ответил. «Я — человек Тадэмори», — сказал он. Человек с белой повязкой снова рассмеялся. Глаза князя Тадэмори склевали вороны, а в его черепе завелись червяки, сообщил он Ошо. Князь действительно погиб в битве на полях Койсан, и генерал Маэда уже выплатил вознаграждение тем смельчакам, которые покончили с ним и его гвардейцами. Я был в их числе, гордо произнес человек, проводя лезвием меча по голой шее Ошо.
Сэнсэй замолчал, глядя куда-то вдаль. Ученик представ вил себе, как перед взглядом Сэнсэя возникают из пустоты картины далекого прошлого. Он и сам словно бы оказался там, в тихом заснеженном лесу у подножия большой горы, окутанном прозрачными лиловыми сумерками.
— Тогда Ошо попросил его о последней милости. Это далось ему нелегко; ты должен понимать, с каким трудом он выговаривал жалкие слова, моля врага о снисхождении. И какое удовольствие испытывал человек с белой повязкой на лбу, выслушивая эту покорную просьбу.
Ошо рассказал о том, как потерял сознание во время битвы и как скитался по горам, не зная, жив князь или же погиб в бою. Но он ни словом не обмолвился о солдатах, встреченных им на перевале. У человека с повязкой должно было создаться впечатление, что о гибели князя Ошо слышит впервые. Долг самурая — уйти вместе со своим сюзереном, сказал Ошо врагу. Он не смог этого сделать там, на равнине Койсан, и теперь просит позволения совершить сэппуку и умоляет человека с повязкой исполнить роль кайсяку, доверенного лица, стоящего за спиной самоубийцы и наносящего тому последний, перерубающий шейные позвонки, удар.
Его врагу было приятно видеть унижение Ошо, но согласился он далеко не сразу. После долгих уговоров он потребовал, чтобы Ошо дал ему слово самурая в том, что действительно совершит сэппуку, и лишь после того, как Ошо поклялся своей честью, снизошел до того, чтобы выполнить его просьбу. Было уже совсем темно, и в этой темноте Ошо, ползая на коленях в снегу, нашел свою перевязь с мечами. Человек с повязкой позволил ему взять только один короткий меч — вакидзаси, а длинный засунул себе за пояс.
Сэнсэй моргнул, и взгляд его водянистых холодных глаз вдруг стал совсем другим — жестким и требовательным. Он ткнул в Ученика указательным пальцем, на котором не хватало одной фаланги.
— Что ты можешь сказать сейчас о силе и слабости этих двух самураев?
— Ох, — выдохнул Ученик, не ожидавший такого резкого поворота. Он слишком увлекся рассказом, чтобы быстро сообразить, чего хочет от него учитель.
Густые белые брови Сэнсэя сошлись на переносице. Это не предвещало ничего хорошего, и Ученик поспешил сказать первое, что пришло ему в голову:
— Ошо был силен, а человек с белой повязкой — слаб!
Сэнсэй удивился. По-видимому, именно такого ответа он никак не ожидал.
— Почему? — недоверчиво спросил он, не сводя взгляда с покрасневшего Ученика.
— Потому что сильный человек никогда не стал бы издеваться над тем, кто во всем от него зависит, — пробормотал Ученик, чувствуя, что говорит какую-то чушь. — Он должен был либо сразу согласиться исполнить просьбу Ошо, либо сразу же ему отказать. И то и то было бы благородно.
Но он вместо этого захотел унизить противника и показал свою слабость.
Сэнсэй издал неопределенный звук, похожий на хрюканье.
— А в чем же тогда сила Ошо?
Ученик задумался. Если первый ответ дался ему легко — как будто кто-то невидимый прошептал его на ухо, — то сейчас он просто не знал, что сказать. В самом деле, в чем сила самурая, который дал захватить себя врасплох да к тому же еще и позволил врагу издеваться над собой?
— Я жду, — напомнил Сэнсэй.
— Не знаю, — честно признался Ученик. — Я, наверное, ошибся. Прошу меня простить, Сэнсэй.
— Ты глуп, — на этот раз Сэнсэй, кажется, рассердился по-настоящему. — И твердости в тебе не больше, чем в извлеченном из раковины моллюске! Сначала ты дал совершенно правильный ответ, а потом испугался и пошел на попятную. Ошо был сильнее своего противника, потому что самурай, столкнувшийся лицом к лицу с убийцей своего господина, обязан отомстить ему любой ценой. Даже ценой собственной чести. А пожертвовать честью во имя сюзерена может только очень сильный человек.
Сэнсэй вдруг наклонился вперед, словно переломившись в поясе, и неуловимо быстрым движением стукнул Ученика по лбу. Не больно, но ощутимо. Кулак у него был словно деревянный.
Ученик непроизвольно отдернул голову — правда, его движение запоздало по меньшей мере на полсекунды. Отдернул — и увидел над собою вместо крыши додзе разлапистые, украшенные снежными шапками ветви огромной сосны…
…Ошо усаживается на корточки перед деревом, к которому была привязана Миико. Он видит посиневшие тонкие ноги девушки и пробитый стрелой край штандарта князя Тадэмори. Несколько минут он сидит неподвижно, привыкая к этому положению и определяя, где находится центр тяжести, затем возносит короткую молитву богам и отводит в сторону руку, крепко сжимающую меч.
Все это время человек с повязкой стоит позади него с обнаженным клинком в руках. Несмотря на полученное слово, он очень осторожен и готов к любым неожиданностям. Он хороший воин, хотя и смеется женским смехом. Жизнь научила его верить только смерти. Но сейчас его ждет еще одно, последнее откровение — смерть тоже обманывает.
Ошо резким движением всаживает короткий клинок себе в живот. В самый последний момент он сдерживает руку — меч пронзает плоть, но не так глубоко, как положено по канону бусидо. Раздается треск вспарываемой ткани — Ошо невероятным усилием ведет клинок слева направо, оставляя на животе длинный поперечный разрез. Больно, очень больно. Разрез неглубок, но кровь струится рекой, и стоящему за спиной Ошо человеку с повязкой видно, как она в мгновение ока заливает притоптанный снег перед деревом Миико.
Ошо доводит разрез до конца и начинает мягко валиться на бок — так бывает, когда у самурая не хватает сил сделать второй, вертикальный разрез. Человек у него за спиной поднимает свой меч, чтобы одним ударом снести Ошо голову. Он поднимает его высоко — и, поднимая, теряет контроль над ситуацией. Расслабляется на какую-то долю секунды. Его истекающий кровью враг все равно что мертв. Он может позволить себе поднять меч повыше — так красивее выйдет последний удар. Когда его меч замирает в высшей точке замаха, Ошо молниеносно разворачивается и бьет своим коротким клинком врага под колени.
Это единственное место, до которого он может дотянуться из своей, такой неудобной, позиции. Если он промахнется — попадет по наколеннику, по бедру, по щиколотке, если враг попросту отпрыгнет — все будет кончено. Поднятый меч опустится и перерубит ему шейные позвонки. Но Ошо попадает. Вакидзаси глубоко входит в податливую плоть подколенных впадин. Снова кровь, только на этот раз это кровь врага. Меч все равно опускается, но неуклюже, почти плашмя, и Ошо принимает удар, просто выставив вверх плечо. Снова боль, но Ошо ее не чувствует. Его сознание подчинено только одному — схватке с врагом.
Человек с повязкой валится на спину — мягко, как кошка, требующая, чтобы ей почесали живот. Меч в его руках по-прежнему выглядит угрожающе, но сам он почти не может двигаться. Удар Ошо рассек сухожилия и перерубил артерию — правая нога его противника держится лишь на каких-то кровавых нитях. Человек кричит, и в голосе его слышны обида и гнев. Ошо медленно поднимается с колен, по животу его по-прежнему струится кровь. На лице его усмешка — злая, некрасивая, исполненная ненависти к человеку с повязкой и ко всему миру. Не обращая внимания на крики своего врага, он поворачивается и, зажимая разрез левой рукой, спотыкаясь и шатаясь из стороны в сторону, словно пьяный, бредет в хижину.
Крики человека с повязкой слышны еще довольно долго, они постепенно приближаются к хижине. Ошо выглядывает из окна, и я вижу его глазами, что врагу удалось перевернуться на живот, он ползет к порогу дома Миико, пробираясь среди сугробов, как ящерица с перебитым позвоночником. За ним тянется широкий кровавый след. Когда он, опираясь на руки, подползает совсем близко к хижине, Ошо просто закрывает дверь на засов.
Под утро крики затихают. Ошо вновь выглядывает из окна — на этот раз из другого — и видит, что человек с белой повязкой на лбу неподвижно лежит у порога. Кровь больше не течет из его ран, и падающий с неба снежок, засыпающий тело человека с повязкой, остается безупречно белым…
