Никита Аверин - Революция
Вечно ворчащий Синиз, начальник чикагского отделения «Хроноса», с воинственно топорщащимися усами, делавшими его похожим на изготовившегося к схватке жука-рогача. Одинокий уличный музыкант Бо, коротающий дни под окнами ее квартиры.
Первое задание Кейт на новом месте, превратившееся в изощренный поединок с хитроумным противником, знающий их каждый шаг наперед. И все-таки…
И все же.
Столько трудов и усилий, в конечном итоге оказавшихся тщетными и напрасными, приведших к гибели стольких ни в чем не повинных людей. И ведь они пытались. Не отставая, с упорством ищеек бежали по его следу и оба раза не сумели предотвратить… Последняя схватка между ней и неуловимым Дэниелом Гринвудом, Нострадамусом, в атакованном пассажирским авиалайнером небоскребе. Когда это было, в каком году? Кажется в две тысячи первом… Да, именно так.
Умело спровоцированная игра в догонялки и жестокий бой с террористом, в конечном итоге обернувшиеся катастрофой, которую она почти забыла. Или не хотела помнить? Глазные яблоки под веками Кейт инстинктивно дрогнули. Но песенка, которую он пел в самом конце…
Или это всего лишь галлюцинация, бред. Причудливый выверт мозга, который в последние секунды своего физического существования всеми возможными и невозможными способами отчаянно хватался за жизнь, один за другим лихорадочно слепливая сюрреалистические гротескные образы из всего подряд, словно взбесившаяся компьютерная программа, которую нещадно выжигал вирус. Ведь она была на сто процентов уверена, что умерла.
Это могла быть только смерть и ничто иное. Из объятого пламенем помещения, где они схватились с Нострадамусом, неумолимо сдавливаемого колоссальным весом рушащегося самолета, невозможно было спастись. После такого невозможно выжить. Но все-таки она здесь. Где именно? В кропотливо восстанавливаемую цепочку предшествующих трагедии событий все упорнее вкрадывалось какое-то малюсенькое противоречие, упрямо нарушая цельность получающейся картины.
Потом. Что же было потом?
А потом началось самое странное. Кейт слегка нахмурилась, не открывая глаз. Далее все события, происходящие с ней, наплывали в голову сумбурно, хаотичными несвязными эпизодами, состоящими из рваных обрывков и сцен. Ее оперировали, это точно. Разговор с загадочным человеком, сообщившим, что она попала в главный офис корпорации «Хронос» и что ее время еще не пришло. Что она жива и у конторы на нее далеко идущие планы. Что за секунду до того, как на нее обрушились останки врезавшегося в небоскреб Трампа самолета, хроноперстень, непонятно каким образом оказавшийся у нее на руке, все-таки сработал. Что в истории Дэниела Гринвуда, впрочем, как и в ее собственной, оказалось огромное количество незаполненных пробелов, и все не так просто, как выглядело на первый взгляд.
А еще этот странный человек, который так и не представился, обещал рассказать ей о настоящих родителях и пригласил войти в ее новый дом. Во время разговора он сжимал набалдашник трости в виде песочных часов и обладал поистине мистическим магнетизмом. Песочные часы. Натренированная на детали память почему-то запомнила их отчетливее всего. Кейт ничего не оставалось, как последовать за незнакомцем в огромный, поражающий своими колоссальными размерами храм, высеченный прямо в теле массивной горы. Невесомые башни, украшенные незнакомыми рисунками и символами. Сотни окон, зубцы стен и циклопические ворота, окованные железом. Люди, новые, неведомые технологии. А вокруг горы, горы…
Шамбала.
Последнее воспоминание.
От чрезмерного напряжения памяти легонько засаднило в висках, Кейт постаралась полностью освободить разум и, открыв глаза, вновь огляделась. Место на первый взгляд было непривычным и в то же время неуловимо знакомым. В стене, противоположной той, где был вырезан оконный проем, находилось углубление с дверью, оснащенной откровенно не вписывающейся в убранство сенсорной панелью с электронным замком. Напротив кровати — небольшой туалетный столик с зеркалом, в котором лежащая Кейт увидела отражение своего бледного лица, платяной шкаф и стол с парой стульев. Матовый плафон лампы на потолке. Вот и все. Ни цветов, ни прочих украшений вроде фарфора или вазы с фруктами, хотя, подумав о них, Кейт ощутила, что не так уж и голодна.
Сейчас ее интересовало нечто поважнее естественных потребностей своего организма, с которым, судя по всему, и так все было в полном порядке. Девушка продолжала осмотр. На стенах, покрытых незнакомым грунтовочным материалом, висело несколько картин Кунд Ванга из цикла музицирующих азиатских красавиц, но на этом декоративная часть обстановки заканчивалась. Была и еще одна странность, на которую окончательно стряхнувшая с себя сон девушка практически сразу обратила внимание. В комнате не было часов.
Несмотря на спартанское убранство — на ум девушке даже пришло слово «келья», — кровать, на которой она лежала, казалась уютной и мягкой. Сев на матрасе и свесив ноги, девушка почувствовала, как ступни мягко коснулись прикрывавшей пол циновки, сплетенной из неизвестного материала, структурой напоминавшего чью-то шерсть. Разминая суставы, Кейт пошевелила пальчиками ног — ощущение было таким, словно она терлась о шерсть завалившейся на бок большущей собаки.
Встав, она неторопливо прошлась взад-вперед между кроватью и шкафом, внимательно прислушиваясь к своему телу. Кости и ребра вроде были на месте, только, словно при простуде, немного саднило в легких, на левом предплечье с внутренней стороны красовался небольшой продолговатый синяк, явно оставленный от ушиба. Во рту горчил терпкий химический привкус каких-то антибиотиков.
Как она смогла так быстро восстановиться? Кейт коснулась небольшого шрама под левой грудью и погладила кончиком безымянного пальца розовый пухлый сосок. Она вспомнила прикосновения мягких рук, негромкий успокаивающий голос. Яркие вспышки белоснежно-стерильного освещения операционной… Ее лечили, потом кто-то выхаживал.
Сколько всего прошло времени?
За платяным шкафом отыскалась узкая комнатка, отгороженная от спальни занавеской из разноцветных бус, приспособленная под санузел, совмещенный с душевой. Кейт умылась, вытерев лицо домотканым полотенцем, пахнущим цветочным мылом, висевшим здесь же на ввинченном в стену крючке. Подойдя к зеркалу и настороженно оглядев себя, она потерла щеки, зардевшиеся болезненным румянцем.
Чудеса, да и только. Она отчетливо помнила, как всего несколько часов назад, избитая и израненная, истекала кровью под завалом бетонного мусора. В ноздри снова прокрался удушливо-омерзительный смрад горящего авиационного топлива, возвращая ужасные воспоминания. Девушка повела плечами и, отвернувшись от зеркала, снова обвела взглядом комнату.
На столе возле окна черной точкой выделялся один-единственный предмет, от которого по поверхности протянулась косая полосочка тени. Кейт пересекла помещение и осторожно взяла использованный хроноперстень, мятое поворотное кольцо которого было вывернуто в положение скачка. Чеканный формированный металл холодил пальцы рук. Тот самый, благодаря которому, по всей видимости, девушка и попала сюда.
Почему он здесь? Почему его не забрали вместе с остальной одеждой, а положили сюда, на видное место, с явной уверенностью, что она его обнаружит. Чтобы вновь напомнить о недавней трагедии? Заново разбередить свежую рану? Или наоборот — подтвердить, что все случившееся не сон и происходящее с ней сейчас является явью, а не галлюциногенным плодом поврежденного разума.
Ах, как бы ей сейчас отчаянно хотелось, чтобы ничего произошедшего с ней никогда не было. Не было бы катаклизмов, смертей, миллионов поломанных жизней… Но Кейт со всей ясностью понимала, что вернуть, а уж тем более изменить ничего уже нельзя. Даже невероятная, фантастическая возможность повернуть время вспять, подаренная человечеству неведомым гением, на самом деле оказалась не более чем красивым фокусом, трюком ловкого иллюзиониста, лишенным всякого волшебства. Человек самоуверенно думал, что с легкостью подчинит себе время, так же как сделал это со всем, что рано или поздно попадало в его алчное поле зрения.
Но время в очередной раз посмеялось над ним, обманчиво шагнув в объятия и тут же выскользнув, оставляя лишь симметрично разбегающиеся круги на поверхности мироздания, наслаивающиеся друг на друга, сплетающиеся, плывущие из ниоткуда и в никуда.
«Что ты хочешь? Я хочу убить время. Время очень не любит, когда его убивают», — Кейт горько улыбнулась, вспомнив разговор кэрролловской Алисы с Безумным Шляпником. Бессмертная аллюзия, созданная математиком и философом, в очередной раз доказавшим, что все в этом мире относительно.
Время можно посадить на цепь карманных часов, разбросать по таймерам и циферблатам, раскидать по страницам ежедневников и календарей, но оно все равно останется непокорным, словно дикая птица, которая до конца своих дней не сведет взора с неба, видного сквозь прутья клетки.
