Илья Астапов - Плод
Сегодня всё тот же, предполагаемый конец 2070 года, после четвёртой по счёту перезагрузки «Системы».
* * *Этого можно было и не делать. Многое можно было не делать. Оставалось всего шесть месяцев до того, как обо мне должны были узнать все. В это время ко мне пришли двое. Они сказали, что тоже вне «Системы», что они борются с ней. Моим домом не было то место, где люди вешают замки на железные деревья или привязывают ленточки к поручням мостов, но случалось это против моей воли. Ко мне приходили некие люди, как эти двое, и рассказывали о своих намерениях, сомнениях и капризах. Иногда мне казалось, что это были мои фантомы — образы из прошлого, фантомы моих дел.
Но ни разу не пришла та, о которой я думал в ту позднюю весну.
— Присядьте, — предложил я им.
— Уже сели, — бросили они мне.
Один из них носил большие тяжёлые очки, кожаную потёртую куртку и студенческую бородку. Мне не оставалось ничего, кроме как усомниться в их сдержанности, после тирады, выданной мне о личной безопасности, нейролингвистическом программировании и угрозе тотального электронного контроля.
— … Это более ста спутников-шпионов, наземные станции слежения и подслушивания, большое количество суперсовременных и мощных компьютеров.
Я не верил в эти силы и считал их плодом воспалённого сознания.
Он медленно двигался по комнате, засунув руки в карманы, определённо направляясь в какое-то место.
— В упрощенном виде «Система» работает примерно следующим образом: источниками информации служат Интернет, электронная почта, телефон, факс. Сообщения, переданные этими путями, сканируются сверхмощными компьютерами, так называемыми «словарями», по ключевым словам, выражениям, тембру голоса. Например, из ста миллионов перехваченных сообщений отбирается десять тысяч. Эти ключевые слова и выражения постоянно обновляются. Принцип похож на тот, который используют интернетовские поисковые системы, но, в отличие от них, «Система» работает в реальном времени и уже в процессе, скажем, телефонного разговора решает — интересно ей это сообщение или нет.
— Что вы этим хотите сказать? Что всё давно предопределено? Я догадываюсь об этом, но уже давно ничем подобным не занимаюсь.
— Ты не можешь не заниматься этим, если ты занимаешься этим постоянно. Ты занимался сегодня этим с утра, ты занимаешься этим сейчас. Ты даже не замечаешь, что не слушаешь меня, а думаешь лишь о «Системе» и выходе из неё.
Он остановился на расстоянии вытянутой руки от меня и прищурился.
— Я же знаю. Если мы все хорошо сейчас подумаем.
— Тогда сделайте что-нибудь, — прервал его я.
— Уже сделали.
— Что вы сделали?
— Помогли вам.
Я смотрел на него с вызывающим подозрением и непониманием.
— Вам уже пора бы понять, если вы не желаете перестать прикидываться дурачком, что границы между наукой и научной фантастикой больше не существует. Что пора сбросить маски с тех, кто называет себя — честными людьми, на самом же деле являясь лгунами.
Это новые пассионарии. Это те, кто отказывается от «Системы» в любой её форме.
— То, что мы создаём. — продолжал он, — .это новое «Движение» с новой идеологией. Мы будем действовать по законам, крайне радикальным. Побеждают только те, кто попирают правила игры. Обыватель никогда не делает революции. Обыватель лишь идёт следом и принимает правила победившей стороны.
— Кто они?
— «Движение», в нашем случае, стихийное. Эти люди принципиально отвергают «Систему». Действия будут согласовываться только при личных встречах. «Движение» — это мы все, и каждый в отдельности — «Движение». Многие даже не будут знать друг друга и никогда не увидят ни одного соратника. Мы, те первые, кто запустит процесс, — исходный материал. Нами согласовано первые несколько акций, после мы рассчитываем на самоорганизацию остальных.
— Если организации не произойдёт?
Вперёд выступил прежде молчащий и наблюдавший за беседой второй гость. Он тоже носил большие круглые очки. Стрижка была короткая, весь он подтянут, пальто приталенное. Вся его натура выдавала военную дисциплину.
— Это уже ничего не изменит. А если это ничего не изменит, значит, это не важно. Мы всё равно начинаем действовать. Вы с нами?
Оба не сводили с меня пристального взгляда. Я почувствовал растерянность в своих мыслях.
— У вас есть доказательства? То, о чём вы толкуете, всего лишь догадки, основанные на домыслах о том, с чем вы никогда не сталкивались. Я же знаю наверняка — если хоть единожды вы попытаетесь обмануть «Систему», ввести её в заблуждение, представив ложную информацию, вы подвергнетесь аресту. Если будет выявлена закономерность между прочитанным вами пособием по вскрытию замков и покупкой в магазине отвёртки с проволокой, вас арестуют. В их «Центрах» работают высококвалифицированные специалисты уровня «С2» в области высоких технологий. Они обладают суперсовременными разработками, о которых все остальные и даже я не догадываемся. То, что вы затеваете, — невозможно.
Они обменялись взглядами, не произнеся ни слова.
— Я не совсем уверен, что смогу быть полезен вашему делу…
— Вторжение в личную жизнь стало нормой. Защита от вторжения — преступлением, — усмехнулся «второй», сунув руки в карманы пальто, и принялся рассматривать улицу за окном.
— Частные компании уже начали скупку информации о гражданах. Идёт делёжка и распределение ресурсов. И предмет торга — мы с вами, — продолжал сверлить меня взглядом тот, что со студенческой бородкой.
— Хорошо. Допустим, я разделяю ваши стремления, это бесспорно. Но в чём моя роль?
— Тотальная слежка за теми, кто устраивает тотальную слежку.
Я вздрогнул. «Второй» по-прежнему стоял у окна. Я подошёл к нему. Напротив, через дорогу, ввысь тянулся небоскрёб. Часы на здании показывали без пятнадцати восемь утра. Над часами висели грозные, тяжёлые слова — «Специальное управление информационной безопасности». Через четверть часа я должен был пойти на свою работу.
* * *«Всё это, мой умысел, моя затея, закончится там, где началось однажды. Сомнения, порождённые моими страхами, всё ближе подкрадываются ко мне. Подкрадываются в тот самый момент, когда я пытаюсь ответить на вопрос: тот ли я, за кого себя выдаю? Это хороший вопрос, потому что на него не хочется отвечать. Мне не хочется верить, что всё предрешено. Картинки из прошлого диафильмом мелькают перед глазами, не давая покоя. И вновь я вижу на них нас с тобой.
Человека нельзя удержать, если он ведом неведомой рукой. Человек способен на большую отвагу, чем его воображение.
Многих из тех, кто решился вступить на этот путь, уже нет. Я не испытываю чувства вины за то, что чего-то не сделал. Мои поступки освободили меня от этого бремени.
Сегодня для нас убеждённость в своих идеалах — это роскошь, которую могут позволить себе немногие.
Подлинная свобода — это тяжёлый и долгий путь. И пройдя его, я всё равно буду желать её. Я буду желать её, порой изменчивую, порой болезненную, порой и опасную.
Я знал, что человек подвластен жажде власти, но не предполагал, что настолько. За это нас свергнут. Кем бы мы ни были. Мы будем свергнуты, и, упав на землю, горько возрыдаем о содеянном нами, и всё поймём. Каждый шаг, каждое слово.
Я прошу Господа, чтобы он вёл нас, пока мы можем. Вёл нас, пока верит в нас. Вёл нас, пока мы есть. Без его любви мы будем повержены в ложь.
Мы уже сегодня пребываем во тьме окутавшего нас страха.
Пусть каждый сам найдёт свой путь, но не ступай по моему, ибо я не вижу ему конца.
Моему дорогому другу, чья любовь всё это время давала мне силы. Тебе, дорогая Мануэла Франк. Пускай Господь хранит тебя.
Январь 2071 года после четвёртой перезагрузки».
* * *Долгий звонок. Открывается дверь, входит человек в костюме. Никогда ранее я не встречал его. Он смотрит на меня оценивающе, сверху вниз, продолжая стоять у порога. Я сижу на кровати. Затем, медленно продвигаясь вглубь камеры, он рассматривает её содержимое, интересуясь моим бытом.
— С вами всё решено. Но прежде я хочу спросить вас. — Он остановился, долго смотря перед собой. — Для чего вы пишете эти письма? — словно спрашивая самого себя, произносит он. — Ведь вам известно, что они не покинут пределы этого места, — смотрит он на меня, бесконечно уверенный в своей власти надо мной.
Он один из тех, кто вёл моё дело.
Я молчу, испытывая его, терзающий меня взгляд, тяжёлое присутствие его в камере, его терпение.
— Они не будут прочтены, как вы, наверное, надеетесь, — продолжил он. — «Систему» нельзя уничтожить, потому что у неё нет единого центра, потому что она везде. Человек рождается уже с ней. Он живёт и умирает под её надзором. Но так случается не со всеми. Когда человек теряет над собой контроль, он начинает разрушать не только себя, но и окружающее его. Именно поэтому вы здесь!
