Дмитрий Леонтьев - Горящее небо
…мраморные стены храма Соломона. Весеннее солнце стекало почти осязаемым светом с величественных башен и, переливаясь огненными бликами, застывало на золотых воротах. Видны были отсюда и великолепные в своём застывшем совершенстве дворцы Иерусалима, и его неприступные, массивные стены со сторожащими их бастионами и башнями. Город мечты, возведенный освобожденным народом среди зелёных холмов. Город, который они видели в своих снах, уходя к нему из египетского плена. Город, мечта о котором помогла им выжить, воспрянуть и возвести его. Город, в котором вершили свои дела великий Давид и мудрый Соломон. Город-сердце образованного и мудрого народа. Сотни и тысячи иудеев любовались в этот день его величием, собираясь к его стенам со всех концов страны, чтобы встретить и отпраздновать великий праздник Пасхи, праздник выхода евреев из Египта.
Но тот, кто смотрел на город с вершины Елеонской горы, не видел его торжества и радости. Сквозь слезы, застилавшие его глаза, смотрел он сквозь десятилетия на страх и смерть, входящие вместе с войсками Тита в город по павшим стенам. Как в этот день, так и много лет спустя город был полон миллионов иудеев, пришедших праздновать Пасху. Но не праздник встретили они в стенах города, а голод, отчаяние и смерть. Вся долина Иосафата была покрыта лесом из грубо сколоченных крестов с распятыми на них сынами Израилевыми. На устрашение защитникам города перед стенами бичевали, пытали и распинали сотни пленённых иудеев. Вопреки увещеваниям, город не сдавался. И тогда он пал. В ярости пожара и ненависти римских солдат рушились дома и дворцы. Кровавая ярость не оставляла своим вниманием ни детей, ни женщин, ни стариков. Свыше миллиона сынов и дочерей Иакова погибли в тот день в охватившей город ненависти Рима на святой горе Сиона. Остатки их были развеяны ветрами истории по миру, подобно листьям, оторванным от родной ветви, чтобы лететь туда, куда несёт их воля урагана, и умереть там, где он бросит их. Камня не осталось на камне, а земля, на которой стоял великий храм, была вспахана, как поле…
Он смотрел сквозь зеленеющие сады и виноградники на выжженную, пропитанную кровью землю будущего и плакал. Плакал о городе и о народе. О том народе, который насмехался над Ним, поносил Его, пренебрег Им и теперь готовился убить Его. Он не мог спасти их. Они отвергали спасение, отвергая Его. И Он оплакивал каждого из них. О, если б Он мог спасти каждого из них…
— Иерусалим, Иерусалим, избивающий пророков камнями и отвергающий руку спасающего. Ты, как ослепший глупец, идешь к бездне, не внемля предостерегающему крику. Я не в силах больше удерживать ношу полыхающего гневом неба. Я могу предотвратить, исцелить и воскресить, но я не могу удержать безумца, бросающегося по своей воле на меч. Ты не хочешь прийти ко Мне, ты не хочешь принять Меня, ты не хочешь слушать Меня…
— Все зависит от организации дела, — послышался за Его спиной глубокий, грудной голос.
Стоящий на краю обернулся и посмотрел на говорившего. Незнакомец сидел на большом плоском камне, выраставшем изо мха на самом краю поляны, и задумчиво ковырял веточкой землю у своих ног. На вид ему можно было дать чуть больше тридцати. Одежда и чисто выбритое лицо выдавали в нём римлянина, а манера держаться и хрусткий, рубленый шрам на щеке говорили о том, что он не только близко знаком с военным искусством, но и достиг в нём немалых успехов. Последнее подтверждало и выражение надменного достоинства, печатью лежащее на его правильном и приятном взгляду лице. Атлетически сложенный, он тем не менее казался скорее стройным, чем массивным.
— Да, все дело в организации, — повторил незнакомец и поднял голову. Ироничные и насмешливые глаза в упор уставились на стоящего перед ним человека.
— Кто ты и почему подкрадываешься тайно, не давая знать о себе? — спросил стоящий над обрывом.
— А какой смысл подкрадываться явно? — усмехнулся незнакомец. — Я давно сижу здесь. Ты не заметил моего прихода, погруженный в свои мысли, а я не стал тебе мешать… И какая разница, как меня называть? Можно называть Петронием, можно Марком, а можно и Павлом. Дело не в этом. Дело в том, что я пришёл к тебе с предложением. У меня есть разговор к тебе, который может быть полезен нам обоим. Но если угодно, называй меня… ну, скажем, Петронием.
— Я не спрашивал, как зовут тебя. Я спросил: кто ты?
— Ах, это… Я все время забываю о многослойности ваших, еврейских речей. Каждая фраза служит у вас личным мыслям и стремлениям говорящего, в отличие от нас, римлян, у которых фразы однозначны и зависят от происходящего. Сложно отойти от привычного и принять незнакомое… Кто я? Это будет зависеть от исхода разговора… Надеюсь, что стану другом.
— Так не бывает. Человек не может быть другом «по обстоятельствам». Если его расположение зависит от обстоятельств, значит, он только притворяется другом, но никогда не будет им искренне.
— Даже суть может меняться в зависимости от формулировки. Кто-то захотел «так» понять, а кто-то захотел, чтоб именно «так» поняли…
— Это уже не суть. Это уже трактовка.
— Не будем начинать разговор со спора. Каждый из нас привык к своему образу жизни и своему образу мысли. Плохо, когда серьёзная беседа начинается с непонимания и спора… Разумеется, если стороны хотят прийти к положительному результату. Готов ли ты выслушать моё предложение?
— Как я могу говорить с тобой, если не знаю, кто ты?
— Друг. Пускай пока будет так… Хотя прежде всего я — человек, который пришёл к тебе поговорить о деле. Какая разница, с кем говорить, когда речь идёт о деньгах и о власти? Такую щепетильность может позволить себе только очень богатый и влиятельный человек… Ты ведь не слишком богат, проповедник?
— Я не ищу земных благ.
— Да-да, я слышал о твоём учении. Именно оно и привело меня к тебе. Я пришёл поговорить о твоём учении и о его возможностях.
— Это нужно тебе?
— Это нужно нам.
— Я всё знаю о том, что несу людям. Если это нужно тебе — спрашивай.
— Хорошо, я опять уступлю. Пусть это нужно мне… Приходится пристраиваться к твоим желаниям, чтобы получить возможность открыть тебе глаза на упущенные тобой возможности… Невероятно сложно говорить с человеком иного рода, иного образа мысли и жизни. Чтобы изложить хорошую идею, обрисовать замечательные перспективы и получить в ответ вполне естественное согласие, приходится проходить через сложнейший ритуал «вопросов-ответов»… К чему эта игра? Мы же взрослые, образованные люди, вполне понимающие, в чём смысл этой жизни. Это же условности… Нет, я, конечно, понимаю недоверие иудеев к нам, римлянам, но идея, приносящая деньги, стоит выше всех национальностей. В этом мире вообще ничто не объединяет людей так, как деньги… Вот только не надо мне возражать. Я уже вижу, что ты хочешь ответить мне, исходя из своего учения. Давай-ка я лучше быстро перейду к делу, все объясню и расскажу, тогда и отпадет надобность впустую тревожить воздух языками и прикрываться друг от друга своими идеями и убеждениями. Уже больше трёх лет я вынужден торчать в этой прок… Я вынужден нести службу на этой благословенной земле. И последние два… Нет, пожалуй, даже два с половиной года до меня доходят слухи о тебе, твоём учении и совершаемых тобой чудесах. Наблюдал я, как приветствовал тебя народ при твоём вхождении в город. Слава твоя идёт впереди тебя. Это хорошо. Почва для посева моей идеи уже подготовлена. За то время, пока я торчу здесь, мне приходилось слышать о сотнях людей, называющих себя «проповедниками» и «учителями», но лишь дюжине из них удалось получить какое-то признание народа. Ты же стоишь выше любого из этой дюжины. Я расспрашивал о твоём учении и о творимых тобой чудесах… В чудеса я, естественно, не верю. Это мы оставим для доверчивых и неграмотных. А вот учение твоё мне понравилось. Хорошо то, что оно просто и понятно всем. Сложные учения, доступные пониманию лишь немногих, никогда не найдут такого распространения, как то, которое понятно всем и каждому. Сейчас весьма благоприятный момент для того, чтобы добиться огромных успехов. После смерти Иоанна Крестителя никто ещё не заявил о своём праве на место пророка такого масштаба. А ведь иудеи готовы принять нового пророка. Они всегда готовы его принять. Им с детства твердили, что они — Богом избранный народ, что они — самые лучшие и что именно к ним придет Мессия, который устроит для них рай на земле. Стоит только убедить людей в том, что они — «избранные и лучшие», пообещать им «светлое будущее» и объявить, что только ты можешь привести их к этому «царству небесному на земле», и они — твои. Твои, с потрохами. Старый, добрый, испытанный трюк. По всей земле именно этот трюк применяют все мудрые правители. Это ещё ни разу не подводило. Они ждут этого, и мы дадим им это. В противовес власти мирской мы поставим власть религиозную, куда более сильную и надёжную. Я слышал, что говорят о тебе священники и богачи. Они боятся тебя. Боятся, что ты можешь отнять у них власть. Значит, им есть чего бояться. Значит, есть в твоём учении что-то, что вызывает у них этот страх. Это хорошо. Мы возьмем у них эти деньги на служение нашим целям. Ведь нам потребуется очень много денег. Строительство храмов, открытие школ нового учения, отправление миссионеров в разные страны для подготовки почвы, в которую мы будем бросать зёрна нашей религии, подарки правителям этих стран, подкуп… Да, грязное дело, но от этого никуда не денешься. Такова правда жизни. Я не хочу так далеко забегать вперёд, но… Твоё учение не делает различия между странами и народами. Это тоже хорошо. Раз уж так получилось, что мы начинаем отсюда, то пусть евреи останутся «избранным народом», но повернуть-то можно так, что «избранным» может стать каждый, кто примкнет к основанной нами общине. Какие возможности это открывает, какие перспективы! Все имеют шанс стать «избранными», только слушайтесь нас и наших законов. Это — власть! А там, где власть, там всегда звенят монеты. Богатство жиреет только рядом с кормушкой власти… Но это не пустые разговоры. Неужели бы я пришёл к тебе только с пустой идеей? Нужен был бы я тебе тогда… У тебя и сейчас есть почти всё для этой возможности. Почти всё. У тебя нет столь ценной вещи, как время. А у меня оно есть. То, что в одиночку растянешь на десятилетия, с моей помощью ты одолеешь в считанные годы. Деньги, необходимые для развития движения и придания ему масштабов, поддержка заинтересованных людей, с которыми я связан… Это не составит особых проблем. Нужна только центровая фигура. «Стержень», соединяющий все это воедино, образ… Работа твоя останется прежней, но цели… Изменившись, цели принесут реальные, вполне ощутимые плоды. Это в общих чертах. Подробно и последовательно, со сроками и расчетами мы обсудим всё, когда ты дашь свой ответ на моё предложение в целом… Что ты так смотришь на меня?
