Джеймс Морроу - Библейские истории для взрослых
Homo sapiens же — совсем другое дело. Напуганная, обезумевшая, она цеплялась за разбитую лодку, словно обнимающий дерево ленивец.
— Яхве выразился недвусмысленно, — выкрикнул Хам, перегнувшись через поручни «Эдема II» в бушующий шторм. — Все, кто не принадлежит к нашей семье, заслуживают смерти.
— Она из запятнанного рода, — добавила его жена. — Проститутка. Оставь ее.
— Нет, — возразил Иафет, — мы должны бросить ей линь, как поступили бы все добродетельные люди.
У его юной невесты своего мнения нет. Что касается Сима и Фамари, появление блудницы стало очередным поводом для перебранки.
— Иафет прав, — настаивал Сим, — возьми ее к нам, отец.
— Пусть Яхве сам с ней разбирается, — огрызнулась Фамарь, — и пусть наводнение выполнит свое предназначение.
— А ты как думаешь? — спросил я у Реумы.
С легкой улыбкой жена моя указала на шлюпку.
Я велел спустить небольшую шлюпку. Иафет и Сим поплыли к блуднице по вздымающимся волнам, оторвали ее от лодки, перетащили через транец. С небольшим трудом мы подняли ее на борт «Эдема II» и положили бесчувственное тело на палубе. Похотливая моржиха, тучная и распутная. С короткой толстой шеи свисала низка крысиных черепов. Когда Иафет надавил ей на грудь, изо рта фонтаном хлынула вода, и она исторгла стон и кашель, похожий на рев яка.
— Кто ты? — вопросил я.
Она вперила в меня изумленный взгляд и снова лишилась чувств. Мы снесли ее вниз, к свиньям, таким же нечистым тварям, как и она. Реума сняла напитавшиеся водой одежды гостьи и поморщилась при виде изрытой язвами и трещинами кожи.
— Грешница или нет, но Яхве счел нужным пощадить ее, — заметила моя жена, заворачивая блудницу в сухую плащаницу. — Мы — орудие его амнистии.
— Возможно, — бросил я, хлестнув словом, словно кнутом.
Окончательное решение, разумеется, за мной, а не за моими сыновьями или их женами. Не очередное ли испытание мне эта блудница? Потопил бы истинный приверженец Бога этот плавающий человеческий обломок без всяких колебаний ?
Даже спящая наша гостья — воплощение греха: волосы ее — рассадник вшей, дыхание ее — скверна.
Шейла просыпается под тихое похрюкиванье свиней. Огромный темный шатер окружает ее, влажный и сочащийся каплями воды, словно погруженная в болото корзина. Ноздри обжигает смесь зловонных запахов. И думает она, что Яхве проглотил ее и заточена она в утробе его.
Глаза постепенно различают свет. Скрипит деревянная ляда, поворачиваясь на кожаных ремнях. Приближается молодой мужчина, протягивает ей бурдюк с вином и вареную баранью ногу.
— Мы во чреве Бога? — спрашивает Шейла, приподнимая на локтях свой массивный торс. Кто-то переодел ее в сухое. Усилия, затраченные на вопрос, утомляют, и она валится на солому, провонявшую свиньями. — Это Яхве?
— Последнее из его творений, — отвечает молодой мужчина. — Мои родители, братья, наши жены, птицы, звери — и сам я. Вот. Ешь. — Иафет, а это он, подносит баранину к ее губам. — По семь всех чистых животных, столько нам было позволено. Через месяц у нас ничего не останется. Наслаждайся, пока есть что есть.
— Я хочу умереть.
И вновь обильная плоть Шейлы иного мнения: она пожирает баранину и жадно глотает вино.
— Если бы хотела умереть, — возразил Иафет, — то не цеплялась бы так за лодку. Добро пожаловать на борт.
— На борт? — переспросила Шейла. Иафет весьма привлекателен. Вьющаяся черная бородка возбуждает в ней желание. — Мы в лодке?
Иафет кивает:
— «Эдем II». Из дерева гофер [2], от носа до кормы. Теперь это весь мир, больше ничего не осталось. Яхве хочет, чтобы ты была с нами.
— Сомневаюсь.
Шейла знает, что ее появление здесь — случайность. Просто недосмотр. Никому она здесь не нужна, тем более Богу.
— Это построил мой отец, — объясняет молодой человек. — Ему шестьсот лет.
— Впечатляет, — скривилась Шейла.
Ей знаком этот типаж, высушенный патриарх с причудами, спотыкающийся о свою бороду. Последние пятьсот лет не прибавляют мужчине ничего, лишь превращают кожу в пергамент, а мужскую гордость в обвисшую тряпку.
— Ты проститутка? — спрашивает Иафет.
От качки внутри у Шейлы все трясется. Она подносит бурдюк к губам, и щеки раздуваются мешками.
— А еще пьяница, воровка, детоубийца, — ее губы растягиваются почти до ушей, — и извращенка.
Она сует ладонь за пазуху и вываливает левую грудь. Ахнув, Иафет пятится.
В другой раз, возможно, они возлягут. А сейчас у Шейлы нет никаких сил, да и вино ударило в голову. Она валится на солому и засыпает.
Судовой журнал
25 июня 1057 года от Сотворения мира
Раскололи льдину, внесли тридцать тонн льда на борт. Еще какое-то время мясо не протухнет: тигры, волки и плотоядные ящеры наедятся вволю.
Однажды я видел, как идолопоклонники обошлись с изгоем. Привязали за ноги к одному быку, а за руки — к другому. Одно животное погнали на север, другое — на юг.
Одна моя половина верит, что мы должны принять эту женщину. Ведь если убьем ее, разве не превратимся мы в тех, кого Яхве счел необходимым извести ? Если так согрешим, разве не запятнаем род человеческий, родоначальниками которого нам предназначено стать ? В лоне сынов моих пребудет вся будущность. Мы — хранители нашего племени. Яхве избрал нас за чистоту семени нашего, а не за непогрешимость нашего разума. Не нам судить.
Моя другая половина умоляет меня сбросить ее в воды. Блудница, заверяет Иафет. Алкоголичка, грабительница, лесбиянка и детоубийца. Ей следовало умереть со всеми остальными. Мы не должны позволить ее дегенеративной матке вернуться в мир живых, дабы не понесла плода она.
И снова Шейла просыпается под хрюканье свиней, посвежевшая и умиротворенная. И ей больше не хочется умирать.
В этот день в загон для свиней входит другой брат. Называет себя Симом, он даже красивее Иафета. В руке у него стакан чая, в нем плавают три прозрачных камешка.
— Лед, — поясняет он. — Сгустившаяся вода.
Шейла пьет. Холодный чай смывает налет грязи с языка и гортани. Замечательная штука этот лед, решает она. Эти люди умеют жить.
— У вас есть ночная ваза? — жеманно спрашивает Шейла, и Сим ведет ее к крошечному закутку, отгороженному камышовыми стенами.
После того как она облегчилась, Сим устраивает ей экскурсию, водя вверх-вниз по лестницам, соединяющим внутренние палубы. «Эдем II» протекает, как рваный шатер, — монотонное, тревожное кап-кап.
Настоящий зоопарк. Млекопитающие, рептилии, птицы, всех по паре. Шейла видит крохотных черных зверьков, у которых слишком много лап, и длинных цилиндрических созданий, у которых лап слишком мало. Хрюканье, рычание, вой, рев, ржание и карканье сотрясают мокрые доски ковчега.
Шейле нравится Сим, но она ненавидит этот плавучий зверинец, это безумное плавание. Ее бесит все это сборище.
Тут даже кобры. Осы нацеливают жала, готовые выбросить яд. Молодые тираннозавры и малютки аллозавры жадно поглядывают на газелей, расположившихся палубой выше. Тарантулы, крысы, крабы, ласки, броненосцы, кусачие черепахи, вепри, бактерии, вирусы — Яхве всех пощадил.
«Мои друзья были не хуже тарантулов, — думает Шейла. — Мои соседи были не менее важны, чем эти хорьки. Мой ребенок значил больше, чем бацилла сибирской язвы».
Судовой журнал
14 июля 1057 года от Сотворения мира
Дожди прекратились. Дрейфуем. У Реумы морская болезнь. Даже со льдом наша провизия катастрофически быстро портится. Мы скоро не сможем прокормить себя, не говоря уже о различных видах животных.
Сегодня вечером спорили о спасенной нами женщине. Как можно догадаться, Иафет и Сим высказываются в ее защиту, тогда как Хам твердит, что проститутку надо умертвить.
— Необходимое зло ? — спрашиваю Хама.
— Никакое не зло, — огрызается он. — Бешеную собаку убивают, чтобы не распространилась болезнь, отец. В теле этой женщины яйцеклетки будущих воров, извращенцев и идолопоклонников. Мы не должны позволить ей заразить новый мир. Мы обязаны искоренить эту чуму, пока не утрачена такая возможность.
— У нас нет права, — возражает Иафет.
— Если Бог вынес суровый приговор миллионам грешников, — не унимается Хам, — то я уж точно могу поступить так с одной.
— Ты не Бог, — напоминает Иафет.
Как и я, впрочем, но я капитан этого корабля, вождь этого небольшого племени. Повернувшись к Хаму, я заявляю:
— Знаю, что ты говоришь правду. Мы должны предпочесть высшее благо сиюминутному милосердию.
Хам согласился стать ее палачом. Скоро он избавится от проститутки с помощью того же обсидианового ножа, которым, как только завидим землю, мы должны будем перерезать горло и пустить кровь оставшимся в живых агнцам, совершив жертвоприношение в благодарность Богу.
