Дмитрий Сергеев - Завещание каменного века
В уме я припас несколько пошлых острот, какие обычно мужчины говорят хорошеньким женщинам, когда хотят завязать знакомство: "Где вы приобрели такие ошеломительные глаза?" или "Почему вас до сих пор не упрятали в милицию? Страшно подумать, скольких мужчин вы сразили наповал".
За поворотом я увидел больничных сестер. Сбившись в кружок, они о чем-то секретничали. Эластичный пол поглощал звук моих шагов, я мог бы приблизиться к ним вплотную незамеченным. Я негромко кашлянул. Они, как по команде, повернулись.
Мне вдруг захотелось встать на голову, засвистеть через пальцы или выкинуть еще что-нибудь столь же нелепое. Посреди больничного коридора стояли двенадцать красавиц, ничем не отличимых одна от другой. Которой же из них я собирался говорить заготовленные комплименты?
Женщины застыли в напряженных позах, их прелестные глазки подозрительно оглядывали меня, очаровательные личики выражили одно общее чувствобдительной настороженности.
Они начали перешептываться. Воквер был включен, и я понял слова:
– Это не он.
– Тот должен быть в треугольниках.
– На этот раз ему не удастся ускользнуть.
Меня несколько удивило, что ни одна из красавиц не полюбопытствовала взглянуть мне в лицо – их интерсовал только свитер, А когда они установили, что я – это не он, они потеряли интерес и к свитеру.
Я окончательно заблудился, не знал, которая из дверей ведет в мою палату. На табличках проставлены какие-то знаки: не то буквы, не то цифры, но что они означают, я не понимал. Ткнулся наугад.
Палата ничем не отличалась от моей, но койка была занята. Я хотел потихоньку удалиться и прикрыть за собой дверь, но человек, лежащий на постели, открыл глаза и сел. Это был один из ангелов. уже знакомых мне. Он мельком взглянул на меня и рукой показал на стул рядом с койкой. Было что-то располагающее в этом обычном жесте. Я невольно подчинился и сел. Его глаза задержались на моем лице. Его интересовал не свитер, а именно я.
Совершенно необъяснимо, почему я решил, что он не мог быть ни одним из тех, кого я уже встречал: внешность его ничем не выделялась – все тот же ангелоподобный геркулес. Скрытая внутренняя сила оживляла его улыбку и взгляд. Он казался непохожим на всех остальных.
С минуту мы разглядывали друг друга в молчании. Свитер незнакомца сплошь был разрисован красными и синими треугольниками. Догадка осенила меня.
– На вас готовят облаву, – сказал я.
Он не вздрогнул, не заметался в панике, как я ожидал. Небрежно оправил на себе свитер.
– Хотите – поменяемся одеждой, – предложил я в порыве великодушия.
– Нет. Не впутывайтесь в эту историю. У вас ведь и собственных забот достаточно. – Он усмехнулся, как будто в самом деле мог знать мои мысли. – Мне они не смогут навредить. Больница не лучшее место, где можно укрываться долго. Надежнее была бы тюрьма, но, к сожалению, у них нет тюрем.
О редкостном самообладании разведчиков, – а то, что передо мной был именно разведчик, сомнений не оставалось – я прекрасно знал по кинофильмам. И все же меня поразило его хладнокровие.
– Вот, если вы не возражаете, поменяемся палатами: я перейду в вашу. На время это собьет их с толку, – сказал он.
– С удовольствием! – воскликнул я, в самом деле обрадовавшись. – Только как вы разыщите палату? Они все одинаковые.
– Ну, это не так сложно, – заверил он.
Я лежал на чужой постели, испытывая необъяснимый восторг. Самому непонятно было, чему я радуюсь. Может быть, этот тип уголовник, и нужно было выдать его, а не укрывать?
"А, плевать, – решил я. – Могу я хотя бы во сне совершить необдуманный поступок".
***
Меня разбудили громкие голоса. Несколько человек, облаченных в одинаковую форму – черные свитера с большими металлическими бляхами на груди, – окружили кровать, заполнили палату.
– Встать!
Я неохотно подчинился команде. Дюжина полицейских – почему-то я решил, что именно они ворвались ко мне – в растерянности уставились на мой свитер.
– Это не он, – произнес один.
– Смотрите! – воскликнул второй, показывая пальцем на мое лицо. – Дикарь из каменного века!
Их всех словно ветром сдуло.
Я опять укрылся одеялом. Интересно: что мне еще приснится?
Меня разбудил осторожный и тихий шорох. У кровати на стуле сидел разведчик.
– Мы позабыли познакомиться, – сказал он, протягивая руку. – Итгол.
– Олесов, – назвался я.
Терпеть не могу собственною имени – Витилиний. Не представляю, в каких святцах мои родители откопали его! По их милости мне приходилось называть себя по фамилии, даже когда знакомился с девушками. Все друзья так и звали меня – Олесов.
– Мне удалось разузнать кое-что про вас, – сказал он.
Я не стал допытываться, ради чего ему понадобилось заниматься этим. Теперь я окончательно уверился, что вся эта абракадабра снится мне, и боялся только одного: не проснуться бы раньше, чем дослушаю его рассказ.
В недавнее время на Земтере вблизи одного из полюсов пробудился затухший вулкан. Через жерло из глубины вырвались горячие газы, выбрасывались раскаленные обломки пород и пепел. Сам по себе вулкан угрозы не представлял, если бы в соседстве с ним не располагалась естественная кладовая запасов воды – ледяной панцирь. Газы и пепел пропарипали лед, образуя озера и временные реки. Вода мгновенно испарялась, возникали облака из микроскопических кристаллов льда. Ураганной силы ветры обрушивали эту массу на установки энергобашен. Удары ледяных туч были разрушительными.
На полюс снарядили экспедицию, она должна была заблокировать вулкан. В ледяном панцире начали пробивать шахту. В ее стволе и был обнаружен металлический ящик. В ящике нашли замороженный труп, древние документы и неизвестное снаряжение.
По существующему на Земтере закону трупы хорошей сохранности, какого бы времени они ни были, полагалось оживлять.
Почему-то решили, что найденный труп принадлежал одному из первопроходцев, осваивающих ледяной материк в каменном веке. Обнаруженный во льдах, контейнер, вместе со всем содержимым назвали "Завещанием каменного века". Объяснить, каким образом мой труп (я уже начал привыкать к этим странным понятиям; "мой труп" и "моя смерть") очутился в ящике и столетия пролежал во льдах – никто не мог.
Большая часть рассказа Итгола осталась непонятной. Как можно заблокировать вулкан? Что за энергобашни? Почему "завещание каменного века?"
Ничего этого я не стал выяснять: если мы отвлечемся на второстепенные детали, то никогда не доберемся до сути.
Главное выяснить, где я нахожусь, сколько времени прошло с момента моей гибели?
– Почему вы все время говорите Земтер? Разве мы не на Земле?
– Земля?.. – похоже, он старался вспомнить.
Меня осенила догадка.
"Боже, какой я болван! Землей называли нашу планету в мое время и на моем языке. У другого народа в другое время название изменилось.
– Сколько времени я пролежал в леднике?
– Не меньше пятисот лет.
Пятьсот лет не тридцать тысяч. Мне даже дышать стало легче.
– А говорили, тридцать тысяч лет, – едва выговорил я.
– Вам действительно называли это число? – усомнился он.
Я припомнил нули и тройку, которые вообразились мне тогда. Вслух числа никто не произносил.
Я рассказал ему, как было.
– Очень странно! – поразился он.
Я рассмеялся. У него такой озабоченный вид, будто ему в самом деле не безразлично, сколько времени прошло с моей смерти.
– Не притворяйтесь заинтересованным, – сказал я. – Вся эта чушь: Земтер, заблокированные вулканы, контейнер с моим трупом, хорошенькие женщины, выведенные в инкубаторе, и сами вы – снитесь мне. Проснусь – и все исчезнет. Вы тоже,- пригрозил я.
Итгол нисколько не испугался.
– Вы уверены, что это сон?
– Уверен, – сказал я, хотя его усмешка заронила сомнение. Мне очень хотелось верить, что я сплю.
– Легко убедиться в том, что вы не правы, – сказал он. – Снам, как и произведениям искусства, чужды утомительные, необязательные подробности. И в сновидениях, и в произведениях искусства много общего: мгновенная смена событий, прерывистость действия, отбор самого главного, нагнетание эмоций и выразительности, пристрастие к емким деталям… Таков ли ваш сон? Не чересчур ли он загроможден необязательными подробностями? Не кажется ли вам, что он мучительно последователен?
Он был прав, черт возьми: во сне обычно все совершается скачками. Захотелось, скажем, человеку грибов, и он тут же выходит из вагона электрички на загородной станции, и сразу попадает в лес, и видит замшелый пень, на котором растут опята. А в жизни до этого пня протекут нудные часы, да еще неизвестно, будут ли на нем опята. Во всяком случае рассудительный человек отправится за грибами на рынок, а не в лес.
А я с тех пор, как очнулся, существую в какомто нестерпимо вялом времени. Ни на сон, ни на фильм не похоже. Разве что на очень уж бездарный фильм.
