KnigaRead.com/

Олег Маловичко - Исход

На нашем сайте KnigaRead.com Вы можете абсолютно бесплатно читать книгу онлайн Олег Маловичко, "Исход" бесплатно, без регистрации.
Перейти на страницу:

— Привет, боец! — Сергей опустился на корточки и взъерошил сыну волосы, потом на четвереньках подобрался к Глаше, поцеловал.

— Руки мыл?

— Не успел. Что пишут?

— Уроды какие-то церковь взорвали.

— Какую?

— Николая Чудотворца, на Пассажирской. Оставили пакет перед образами, служка открыл.

— Скинхеды?

— Не знают пока.

— Сколько трупов?

— Три.

— Ну, это еще по-божески.

В эту церковь они собирались на Крещение. После трехчасовой очереди в царицынскую в прошлом году Сергей слег с простудой, а в эту народу ходило меньше.

Глаша пошла греть ужин. Она выглядела моложе своих тридцати двух — гибкая, с маленькой грудью, узкой талией, выдающимися лопатками и короткой стрижкой. Маленький нос капризно вздернут, пухлая верхняя губа приподнята, в больших глазах — доверчивый испуг, будто хочет что-то спросить и боится.

Они были женаты девять лет. Сергей не любил Глашу. Зная, что жить с любовью легче, чем мучаться мыслью о неудавшемся браке, он внушил себе любовь. Но просыпаясь среди ночи и глядя на жену, повернувшуюся спиной и выставившую из-под одеяла угол плеча, Сергей ощущал непреложный факт отчуждения.

Никита макнул кисть в баночку с краской, понес к листу, и на полпути с края кисти на ковер сорвалась капля. Мальчик бросил на отца быстрый испуганный взгляд. Сергею был неприятен страх в глазах ребенка.

— Что рисуешь, разбойник? — спросил он, нарочно не замечая пятна.

— Это наш дом. Он горит. Другие тоже горят.

— Непохоже на наш-то… — Сергей склонился над рисунком. — Где ты такой лес видел?.. Забор такой?

— А это не здесь. Это наш настоящий дом.

Сергей присмотрелся. Несколько домиков — окно, дверь, труба с тонкой спиралью дыма — выстроившись вдоль главной улицы, прятались от густого леса за высоким забором, ощетинившимся в небо кольями. Из крыш домов вырастали острые языки пламени, их Никита сейчас раскрашивал снизу красным, а сверху черным. Мазнул пару раз черным и по солнцу.

Странно, что нет людей, подумал Сергей, но тут же увидел их, на втором листе, продолжавшем сюжет. От поселка к лесу уходила изогнутая тропинка, и в самом конце листа одна группка человечков преследовала вторую. Погоней управлял бородач с саблей — его Никита изобразил ростом вдвое выше остальных. Верх сабли мальчик разрисовал красным.

— Плохие. Они подожгли наш дом и другие тоже. А это ты, — Никита коснулся кончиком кисти великана с бородой, и тот обзавелся черной точкой на лбу, — поймал их и всем отрубил головы. И повесил на кольях.

Никита стал рисовать на кольях забора овалы, добавляя в них две точки глаз и полоски носа и рта. И кровожадный бородач, и «плохие», и головы на кольях улыбались.

Что-то удивило Сергея в рисунке. Не жестокость. Люди гибли на рисунках всех мальчишек Никитиной группы в садике, их растил телевизор. Сергея посетило беспокойное чувство узнавания виденного. Он видел поселок, но не мог вспомнить, где, и необходимость уточнить воспоминание засела в его голове назойливо, как застрявшее между зубов мясо.

Пошел на кухню и показал рисунок Глаше — та с сочувственной улыбкой сжала ему руку. Ты устал, говорили ее глаза, много на себе тащишь.

Мясо на ужин оказалось жестким, и волокна застревали меж зубов. После ужина искупали и уложили Никиту. Оба подумали о сексе и оба решили: не стоит. Сергей пошел курить.

К шпингалету окна на лестничной клетке алюминиевой проволокой была прикручена банка для окурков. Когда банка заполнялась, Сергей выбрасывал пыльную вонючую дрянь в мусоропровод. На третьей затяжке он чуть не поперхнулся, вспомнив и испытав мгновенное облегчение:

— Точно, елки…

Дома, лес и поселок с рисунка Никиты он видел во сне. В одном из многих снов с разными сюжетами, но общей атмосферой. Этот поселок всегда был там. А если Сергей его не видел, он знал, что поселок существует в пространстве сна, стоит зайти за угол, подняться на гору или обернуться.

Эти сны приходили к нему регулярно в последний месяц. Еще там был какой-то человек, страшный, тяжелый, но привлекательный; в каждом сне он стоял рядом с Сергеем и что-то объяснял, подобно экскурсоводу или старому другу, к которому приезжаешь в другой город, и он показывает достопримечательности. Сергей боялся этого человека и тянулся к нему: он был как вернувшийся из тюрьмы старший брат, родной, но обозленный и опасный.

По телу прошла дрожь понимания. Надо додумать мысль о незнакомце. Образ был в сознании Сергея, оставалось вытащить его наружу и сделать явным, но судорога лифта внизу его сбила.

Створки кабинки разошлись, выпустив на площадку Мишу Винера, соседа по лестничной клетке. Поздоровались кивками — не были близки.

Миша был инфантильным тридцатилетним мальчиком, мосластым, кадыкастым, напоминавшим ожившую лесную корягу. Как коряги гниют изнутри, превращаясь в мокрую, рассыпающуюся от нажатия пальцев труху, так чах и Миша. Воспаление, перенесенное в детстве, чудом его не убило, и, выражением няни, «ушло в ноги». Миша плохо и неловко ходил, с тростью, закидывая вперед одну ногу и подволакивая вторую. Ноги его от паха и до колен были сомкнуты, а к ступням расходились и напоминали химическую колбу с узким горлом и расширением к донышку. Он носил очки, был бледным, с плохой кожей, и после работы сидел дома.

— Слышал про церковь? — Винер всегда прятал глаза, смущаясь перед собеседником, кем бы тот ни был.

«Ваши постарались?» — чуть не спросил Сергей, но сдержался. Почему-то неловкие движения Винера и суетливая беготня его черных глаз-бусинок соединились в сознании Сергея со взрывом в церкви.

— Уже не первый случай, — запинаясь от робости, продолжил Миша. — В том году в Сокольниках, трое прихожан плюс настоятель, и в Люблино…

— И?

— Ты не передумал?

— Девушку тебе надо хорошую, Миша.

Винер ухмыльнулся, но не обиженно, а свысока, как учитель на колкость школьного хулигана. Позвенев связкой ключей, он прошел к себе.

Крайнев не считал себя расистом. Он был им, как многие вокруг, но прятал свой расизм за банальной болтовней, что нет хороших и плохих наций, а только люди. Встречаясь же с другим, Сергей чувствовал легкую брезгливость в смеси со страхом, стыдился этого и вел себя нарочно открыто и дружелюбно, что было гаже.

Винеру он грубил за то, что тот был евреем и провоцировал тем самым расизм Сергея. Миша был постоянным напоминанием о грехе нетерпимости Крайнева, и Сергею удобнее было держать его на дистанции, чем признать свое несовершенство.

Он вернулся домой, но не мог уснуть. Ему вдруг стало стыдно, как если бы он обидел ребенка. Миша во многом и был ребенком. Он читал фэнтези, все его друзья были из интернета, а близость с женщинами исчерпывалась вызовом раз в месяц проститутки.

На Новый Год, уже после того, как пустили петарды на улице, съели торт, уложили Никиту и выпили с заскочившим, как обычно, с новой девушкой, Сашкой Погодиным, Глаша заставила Сергея пойти к Мише. Они сидели вдвоем за столом, шею Глаши обвивал тонкий шарфик серебристого дождика, а на затылке Сергея, на манер дембельской фуражки, еле держалась корона из золотой фольги. Сергей подвыпил, идти не хотелось, и на каждую фразу Глаши отвечал противным звуком из дудки с раскручивающимся концом. Глаша смеялась.

— Тих, Никиту разбудишь… Ну, пойди к нему, чего он там один сидит?

Сергей опять дунул в дудку. Глаша прыснула и бросила в него пробкой от шампанского.

— Торт отнеси, нам все равно не съесть.

— Завтра съедим. Хочешь, сама иди.

— О чем мне с ним говорить?

— А мне о чем?

Все-таки пошел, разглядев в ситуации неожиданный бонус — Глаша ворчала на каждую выпитую им рюмку, а при Винере он мог спокойно напиться.

Миша сидел перед двумя мониторами. В одном шла онлайн-трансляция с праздничной Трафальгар-сквер, во втором крутились «Чародеи». В тарелке перед Мишей бело-серые комки фабричных пельменей плавали в белом и жирном мучнистом бульоне. Миша пил мартини из белой офисной кружки с надписью «Лев».

Сергей принес с собой треугольник слоеного «Наполеона» и половину бутылки виски. Миша поблагодарил и сказал, что у него непереносимость лактозы, поэтому Сергей стал есть торт сам.

Миша работал программистом. Обе маленьких комнаты его квартиры были захламлены. Полки старых шкафов прогибались под тяжестью беспорядочно наваленных книг и дисков. На подоконнике стояли две кружки с присохшими ко дну окаменевшими чайными пакетиками. Пахло затхлым.

Молчать было неловко. Сергей еще не дошел до пьяной непринужденности, когда слова льются сами, и мучительно искал тему для разговора, поминутно прикладываясь к бутылке. Тишину сломал Миша:

— Как по-твоему, что происходит?

— В смысле?

— В мире.

Перейти на страницу:
Прокомментировать
Подтвердите что вы не робот:*