Тим Хэй - Оставленные
Год и два месяца тому назад для подготовки заглавной статьи в январский номер журнала Бак отправился в Израиль, чтобы взять интервью у Хаима Розенцвейга. Там он пережил самое странное событие в своей жизни.
Выбор старика Розенцвейга в качестве Человека года был единственным случаем единодушия в истории «Глобал уикли». Обычно редакция избегала обсуждать кандидатуры, которые могли быть выдвинуты на номинацию Человека года такими журналами, как, например, «Тайм». Но кандидатура Розенцвейга прошла без каких-либо возражений. Камерон Уильямс пришел на собрание редакции, готовый выступать за Розенцвейга и против тех, кого обычно поддерживали другие члены редакции.
Он был приятно удивлен, когда Стив Планк, редактор «Глобал», начал:
— Может ли кто-то предложить еще какого-нибудь зануду, кроме Нобелевского лауреата по химии?
Старшие члены редакции посмотрели друг на друга, пожали плечами и сделали вид, что готовы разойтись.
Стулья на место, собрание закончено, — сказал Бак. — Стив, я не напрашиваюсь, но ты знаешь, что я знаком с этим парнем, и он доверяет мне…
— Не торопись, ковбой, — сказал один из соперников и обратился к Планку: Вы позволите Баку назначить самого себя?
— Могу, — ответил Стив. — А что, если и так?
— Я думаю, что здесь будет много специальных вопросов. Это же рассказ о науке… — пробормотал противник Бака. — Я бы отправил туда научного обозревателя.
— И отправили бы читателя спать, — сказал Планк, — вы знаете, что авторы такого жанра не годятся для статей, аннонсируемых на обложке. К тому же, собственно научных проблем в этом материале будет не больше, чем в первой статье, которую Бак написал о нем. Нужно рассказать обо всем так, чтобы читатель узнал человека и понял, какое значение имеет его открытие.
— Это не убедительно. Оно окажет влияние на ход истории.
— Я приму решение сегодня, — сказал редактор. — Спасибо за твою готовность, Бак. Но я буду рад выслушать и других претендентов.
Гул одобрительных откликов заполнил комнату, но Бак услышал сквозь него угрюмые предсказания, что все равно назначен-то будет любимчик. Что и произошло.
Благорасположение босса и соперничество коллег заставляли Бака в каждом новом задании стремиться превзойти самого себя. В Израиле он остановился в военном городке и встретился с Розенцвейгом в том же самом клубе на окраине Хайфы, где брал у него интервью год назад.
Безусловно, Розенцвейг был замечательным человеком, но на самом деле писать надо было не столько о нем самом, сколько о его открытии — или изобретении — никто не знал, как это определить. Этот скромный человек представлялся как ученый-ботаник, на самом же деле он был инженером-химиком, создавшим синтетическое удобрение, благодаря которому песчаные пустыни Израиля расцвели, словно оранжереи.
— Ирригация не являлась проблемой уже в течение десятилетий, — произнес старый мудрец, — но все, что можно было сделать таким путем, — это просто увлажнить песок. Вещество, получаемое по моей формуле, при добавлении к воде становится удобрением для песка.
Бак не был ученым, но он достаточно владел темой, чтобы кивнуть головой. Благодаря формуле Розенцвейга Израиль на глазах превращался в богатейшую страну мира, опережая по доходам своих владеющих нефтью соседей. На каждом сантиметре почвы стали произрастать цветы и злаки, приносящие плоды, которые раньше были немыслимы в условиях Израиля. Священная Земля стала экспортером капиталов и предметом зависти всего мира. Практически исчезла безработица. Наступило всеобщее благоденствие.
Благосостояние, выросшее благодаря чудо- формуле, изменило ход истории Израиля. Приобретя капиталы и ресурсы, он заключил мир со своими соседями. Свободная торговля и неограниченный въезд открыли доступ в эту страну для всех, кому она нравилась. Однако доступа к формуле не имел никто.
Бак не пытался просить старика открыть формулу или сложную систему безопасности, которая защищала ее от возможного врага. Уже то обстоятельство, что Бака поселили в военном городке, свидетельствовало о мерах по обеспечению безопасности. Сохранение этого секрета обеспечивало мощь и независимость государства Израиль. Еще никогда эта страна не пребывала в таком покое. Окруженный стенами, город Иерусалим стал теперь символом мира, приветствуя всех, кто вступил на путь мира. Старики верили, что это Бог вознаградил их и воздал им за столетия гонений.
Хаим Розенцвейг был известен всей планете и почитаем в родной стране. Мировые лидеры добивались встреч с ним. Его охраняла столь же изощренная система безопасности, как и та, что обеспечивала безопасность глав государств. Упиваясь снизошедшей на Израиль славой, его лидеры не лишились осторожности. Если бы Розенцвейга похитили, то под пытками могли бы заставить раскрыть секрет, и это сделало бы возможной подобную аграрную революцию в любой стране мира.
Представьте, к каким результатам привело бы использование модифицированной формулы Розенцвейга в бескрайней северной тундре! Разве не могло случиться, что расцвели бы регионы, покрытые снегом большую часть года?
Карта Европы за последние несколько десятков лет претерпела значительные изменения. Политические катаклизмы и войны, сотрясавшие Европу со времени распада бывшего СССР, произвели на свет уродливого гиганта с полуразрушенной экономикой и отсталой технологией. Все, чем обладала Нордландия — военная мощь, на поддержание которой тратились последние деньги. В качестве валюты в стране имела хождение марка.
Разделение мировой финансовой системы на три валютные сферы заняло несколько лет, но по завершении процесса почти все были удовлетворены. Вся Европа пользовалась исключительно маркой. В Азии, Африке и на Среднем Востоке получила хождение иена. Северная и Южная Америка, а также Австралия использовали доллары. Попытка перейти к единой мировой валюте не удалась, так как те страны, которым трудно дался первый переход, были категорически против второго шага.
Потерпев неудачу в попытках извлечь выгоду из успехов Израиля и стремясь получить реванш за нанесенные ей более развитыми странами политические унижения, нордландцы однажды ночью нанесли удар по Святой Земле. Это нападение потом получило название нордландского Пирл-Харбора. Как раз в это время Уильямс находился в Хайфе, чтобы взять интервью у Розенцвейга. Нордландцы послали межконтинентальные баллистические ракеты и тяжелые бомбардировщики с атомными бомбами на борту. Количество самолетов и боеголовок явно свидетельствовало о том, что целью этой акции является полное уничтожение страны.
Как писал потом Камерон Уильямс, сказать, что израильтяне были захвачены врасплох, равносильно утверждению, что Великая Китайская стена имеет очень большую длину. Когда израильские радары зафиксировали нордландские самолеты, они были уже над головой. Отчаянный призыв Израиля о помощи к ближайшим соседям и Соединенным Штатам сопровождался просьбой выяснить намерения нарушителей воздушного пространства. К тому моменту, когда Израиль и его союзники смогли предпринять хоть какие-то меры по обороне страны, стало очевидным, что превосходство нордландцев достигает отношения ста к одному.
До первых взрывов оставались считанные мгновения. Уже не было времени начинать переговоры о том, чтобы откупиться частью богатств от северных орд. Если цель нордландцев заключалась в шантаже и запугивании, они бы не стали заполнять небо ракетами. Самолеты можно повернуть назад, но ракеты с боеголовками, направленные на вполне определенные цели, неотвратимы.
Это не было крупномасштабной игрой, преследовавшей целью поставить Израиль на колени. Жертва не получила никакого предупреждения. Не найдя никакого объяснения происходящему, страна была вынуждена защищаться самостоятельно, как могла, сознавая, что уже первый залп может полностью смести ее с лица земли.
Вой сирен, радио и телеобращения призывали обреченных людей прятаться в любых хрупких убежищах, какие они только смогут найти. По всему, эта война должна была стать последней в истории Израиля. Несколько израильских ракет «земля-воздух» смогли поразить свои цели, и небо заполнилось оранжево-желтыми огненными шарами. Однако все эти меры не могли остановить нордландское нападение. Защиты от него не было.
Те, кому было известно соотношение сил и кто мог видеть происходящее на экранах радаров, интерпретировали взрывы в небе как атаку нордландцев. Все военное руководство ожидало неминуемой катастрофы, как только смертоносное оружие достигнет земли.
Из всего, что слышал и видел Бак Уильямс в военном штабе, он понимал: наступает конец. Выхода не было. Вот уже ночь стала светлой, как день, а страшные взрывы все продолжались. Здание сотрясалось, ходило ходуном и скрежетало. Но вот что удивительно: похоже, никто из офицеров штаба не пострадал. Не было даже раненых.
